Теперь она стояла у кухонного окна.
Энджела опустила взгляд к залитой бетоном дорожке под окном. Там все еще стояло блюдце с молоком, оставленное ею для Перышка. Оно по-прежнему было полным. Но к молоку как будто бы примешалось что-то еще. Энджела нагнулась, чтобы взглянуть поближе.
Прямо в середку плошки с молоком упала темная капля. Увеличив красный ручеек, который уже наполовину пробрался в белое.
Медленно, страшась того, что может увидеть, Энджела подняла голову, чтобы взглянуть на крышу, которая нависала в восемнадцати дюймах над кухонным окном. Из-за ослепительного сияния окна смотреть было трудно.
— Шон? — дрожащим голосом позвала она через минуту.
Он уже был рядом.
— Там, наверху, — хрипло прошептала она, показывая пальцем. — На водосточной трубе.
Шон посмотрел, куда показывала Энджела, встал на цыпочки, потянулся, потрогал.
Оно приземлилось рядом с плошкой с неумолимым легким звуком, словно упал ранец.
Энджела прикусила руку, подавив крик. Шон тихо выругался, недоверчиво вглядываясь в то, что упало.
Это, вне всяких сомнений, был Перышко.
Но без головы.
Позвоночник, на добрый дюйм выступавший из шеи, создавал тошнотворное впечатление, что голову открутили.
Энджела спрятала лицо на груди у Шона и застонала. Шон обнял ее за плечи и притянул поближе. Наконец она обрела дар речи.
— Может, если бы я не поставила молоко…
Она пристально смотрела на мужа снизу вверх, безмолвно умоляя сказать, что это не так.
После завтрака Шон убрал трупик кота из-под мешка, которым закрыл его ночью, и похоронил под вязом на краю заднего двора.
Энджела следила за мужем из окна кухни. Она чувствовала страх и дурноту и не могла разобраться, чем эта дурнота вызвана — беременностью или ночным происшествием. И надеялась, что ее не стошнит. Она терпеть не могла, когда ее тошнило. С ней этого не бывало с тех пор, как она была маленькой.
Она налила себе кружку свежего кофе и ушла в кабинет. Оттуда она позвонила в справочную, чтобы (по предложению Шона) узнать телефон местной службы защиты животных.
Сотрудник службы защиты появился в десять тридцать. Дверь ему открыла миссис Салливэн. Энджела заметила мешковатую униформу и пятна пота подмышками. У этого человека было кривоватое лицо, печальные глаза, коротко подстриженные седые волосы.
Шон опять объяснил ему, в чем проблема.
— Еноты, — кивнул мужчина, подтверждая диагноз, поставленный Шоном. — Их работа.
Энджела стояла рядом с Шоном, прихлебывая кофе. В голове проносились скептические мысли. Она следила, как мужчина выволакивает из фургона проволочную клетку размером с небольшой несгораемый шкаф.
Он установил ее под деревьями возле могилы Перышка.
Энджела подошла вслед за Шоном, чтобы осмотреть клетку.
Она была сделана из крепкой, толстой проволочной сетки, с дверцей-ловушкой.
— Когда зверь наступает вот сюда, она захлопывается, — пояснил мужчина, тыча пальцем в металлическую пластинку.
У Энджелы в голове мелькнуло, что клетка похожа на помятый ящик из-под молока. Она не сдержалась и додумала: и толку от нее столько же. Сотрудник службы защиты исчез в своем фургоне и вернулся с пластиковым пакетом, в котором что-то белело.
Шон наморщил лоб.
— Приманка?
Мужчина хихикнул. Сухое, хрипящее дыхание.
— Никогда в жизни не догадаетесь.
Он разорвал пакет и бросил на пол клетки горсть белых упругих шишечек.
Энджела, не веря своим глазам, нагнулась поближе.
— Он самый. Хотите? — мужчина протянул ей пакет.
Это была последняя капля абсурда. Нахмурившись, Энджела быстро передала пакет Шону. Шон повернулся к мужчине.
— Сластены, да?
— С ума по нему сходят.
— А горячего шоколада им не надо? — сострила Энджела.
Мужчина поднялся, подтягивая штаны. В глазах светилась обида.
— Ну, может, блюдечко молока. — Он начал собирать свое снаряжение. — Сырая котлета тоже не помешает, — прибавил он.
Шон посмотрел на часы.
— И мне пора.
Он вернулся в дом, а Энджела проводила мужчину до фургона.
— Ловушка не убивает, — заверил он. — Если в самом деле поймаете, звоните. Сами справиться не пытайтесь. Он может оказаться переносчиком бешенства.
Он закинул пакет в кузов фургона и захлопнул дверку.
— Если окажется, что это скунс, боюсь, придется его пристрелить.
Мужчина протянул руку к ручке дверцы. Энджела открыла рот, чтобы сказать: все это большая ошибка, забудьте, заберите свою дурацкую клетку с собой… и тут лицо мужчины вдруг осветилось широкой ухмылкой. Он ткнул куда-то за спину Энджеле.
— Эй, у моей жены тоже есть такие.
Она оглянулась и ничего не увидела.
— Что?
— Чем вы их поливаете? Рыбной эмульсией?
Энджела нахмурилась. О чем он говорил?
— Маргаритки! — пояснил он.
Она пожала плечами, закрывая тему.
— Да ничем особенным.
Мужчина присвистнул.
— Ничем, говорите? — Он вскарабкался за баранку и захлопнул дверцу. — В чем же секрет? Разговариваете вы с ними, что ли? — Он добродушно рассмеялся и завел мотор.
Энджела уставилась на обнесенный штакетником квадрат перед домом. И заметила то, на что до сих пор не обращала внимания. За последние несколько недель зелень в палисаднике стала сочной, пышной. Миниатюрные джунгли буйной растительности: маргаритки, превратившиеся в высокие, полыхающие белым кусты; лилии, выбросившие вверх скрученные густо-зеленые шпаги; розовые и белые звездочки бальзаминов; зеленые взрывы орляка, «оленьих язычков» и «ирландского кружева». Побеги земляники, которую она посадила, превратились в большие пышные кусты с гроздьями крохотных белых цветочков. Черная земля вокруг них была проколота десятком острых зеленых ростков, в которых Энджела с легким потрясением узнала посаженные ею совсем недавно крокусы и нарциссы.
— Не иначе, как тут у вас земелька первый класс, — перекричал рев мотора мужчина. — Но луковицы надо держать в морозилке, пока хорошая погода не кончится. Им нужен холод.
Энджела посмотрела, как фургон проехал по дороге и исчез из вида, и обернулась к своему садику. Мужчина сказал правду: зрелище было примечательное. Палисадник выделялся на фоне осеннего пейзажа,
