генерал. Он даже не обнюхал моих оленей, хотя раньше они были финскими.
— Я видел немцев! — кричит Павел, вбегая в кафе с громким топотом. — Целую армию с пушками и всяким смертоносным оружием.
— Где? — бесстрастно спрашивает Григорий.
— Километрах в пяти, и они скоро будут здесь. Движутся они быстро!
— Ну, я пошел на мельницу, — нервно говорит Коснов, застегивая шубу. — Нужно смолоть пшеницу. Раз немцы здесь, кто знает, когда я смогу это сделать. Эти черти способны на любое безумие!
— Оставайся здесь, — строго приказывает Григорий. — Можешь молоть пшеницу своими ягодицами или дожидаться конца войны! Я здесь военный начальник! — С немалым трудом влезает на стул. — Замолчите и слушайте! — кричит он. — Товарищи, Советский Союз ждет, что каждый исполнит свой долг в этот самый славный час нашего района…
— Кончай эту ерунду, — непочтительно перебивает его Федор. — Сейчас ты выступаешь не в Мурманске! Слезай со стула! Сними фуражку и говори по-человечески!
Григорий снимает фуражку и садится на стул. В стропилах воет ветер, будто норовит сорвать крышу. По буфету ползет тень страха. Все какое-то время пьют в молчании, каждый думает о своем. Как лучше всего повести себя, когда придут немцы.
Женя встает и задумчиво почесывает свой большой зад.
— Кто-нибудь, помогите мне вскипятить воды! — говорит она и идет на кухню.
— На кой черт тебе кипятить ее? — удивленно спрашивает Григорий.
— Чтобы плеснуть в немцев, когда они придут сюда, — решительно отвечает Женя. — Это заставит их немного задуматься. Так делали в прежние времена, когда враги подходили слишком близко.
— Теперь кипятком ничего не сделаешь, — говорит Михаил. — Эти черти начинают убивать, когда находятся в двух километрах. Даже такая сильная женщина, как ты, не сможет доплеснуть туда кипящую воду!
— Я буду поджидать их со всеми женщинами прямо за дверью, — патриотически объясняет Женя, — и как только немцы сунут внутрь свои мерзкие рожи, мы плеснем в них ведро кипящей русской воды. Это научит их, как приходить сюда непрошеными!
— Ты сама не знаешь, что несешь, — серьезным тоном говорит Федор. — Они бросят внутрь всевозможные адские машинки перед тем, как открывать дверь. От тебя даже волоска не останется!
— Может, лучше всего перебить их снаружи, в снегу, — предлагает Соня, она сидит на полу и чистит двустволку.
— Когда все будет кончено, мы сложим трупы немцев за домом, — гордо говорит Михаил. — Потом отправим сообщение в Мурманск, путь кто-нибудь приедет и сосчитает тела!
— Застрелить немца не трудно, — говорит Федор. — Когда попадаешь в него, он вертится, как волчок, и понять не может, что делать. Даже самые умные приходят в смятение, когда пули начинают дырявить им головы!
— Ты куда? — кричит Григорий на Коснова, который опять крадется к двери.
— Смолоть пшеницу, приятель! Нужно думать и о завтрашнем дне. Один советский финн сказал, что немцы муку нам оставят, а немолотое зерно заберут. Тогда те, кто не смелет свою пшеницу, бессмысленно умрут от голода еще до конца зимы!
— Пошли на мельницу, будем молоть, — говорит, воодушевясь, Поляков. — Григорий, ты возглавишь оборону. Оставайся здесь и защищай «Красный ангел». Если услышим стрельбу, вернемся и поможем тебе. Окружим немцев и будем расстреливать их сзади, как учили в школе ополченцев. Это так же просто, как почесать задницу. Даже у немцев нет глаз на затылке. Стреляйте, пока не услышите наш крик: «Прекратить огонь!»
— Оставайтесь здесь! — истерично кричит Григорий. — Мне плевать на пшеницу! Понятно?
— Не совершайте ошибки, — говорит Женя. — Немцы опасны. Давайте запряжем собак и побыстрее уедем. Тогда немцы будут разочарованы, и ни единый советский гражданин не будет убит.
— Бежать — это трусость, — слабо протестует Григорий. — Сталин сказал, что каждый из нас, мужчина или женщина, должен повсюду уничтожать фашистов. И не думайте о сдаче фашистам в плен. Они вырежут у вас печень и съедят сырой. Я видел такие фотографии в школе комиссаров в Мурманске, так что это не просто пропаганда.
«Тогда пора трогаться в путь, — думает Женя, надевая войлочную куртку. — Мне дорога моя печень, не позволю никакому немецкому сукину сыну съесть ее!»
— Ты останешься здесь, — говорит Григорий, наводя на нее ствол автомата. — Теперь здесь действует военный закон, и этот закон — я! Ты прожила хорошие годы при советской системе, теперь должна принимать плохие!
— Пошел ты знаешь куда, — презрительно кричит Женя. — Мы знаем тебя! Побежишь, как заяц, едва немцы покажутся на горизонте!
Какое-то время они сидят в гнетущем молчании и для смелости пьют. Кое-кто пытается убедить лопаря, что ему все это приснилось. Но он стоит на том, что разговаривал с немцами.
Григорий объявляет чрезвычайное положение, и с этой минуты вся выпивка в «Красном ангеле» бесплатна. Собравшиеся разбиваются на маленькие боевые группы, и среди ополченцев объявляется боевая тревога.
— Вот-вот произойдет встреча с противником! — патетически кричит Григорий, ощущая ложную храбрость всеми фибрами своего комиссарского тела. Втайне он надеется, что немцы пройдут мимо деревни, лежащей в заснеженной низине.
Раздается громкий стук в дверь. Все грудятся в страхе, но это пришла Юлия, которая всегда стучит перед тем, как войти или выйти.
— Иди домой, — кричит она и приглашающе машет рукой Григорию, — с тобой кое-кто хочет поговорить!
— У меня нет времени разговаривать с людьми, — отмахивается от нее Григорий.
— Не говори ерунды! Иди домой, а не то надеру уши! Не думай, что стал таким уж важным, надев мундир!
Юлию все слегка побаиваются. Она деревенская бабушка, может предсказывать будущее и лечить болезни.
— Кто хочет со мной говорить? — вяло спрашивает Григорий.
— Придешь домой — увидишь, — лаконично отвечает бабушка Юля.
— Скажи им, пусть подождут. Приду, когда мы перебьем немцев!
— У тебя голова не в порядке, — говорит бабушка Юля, стучит в дверь и выходит.
Женя вешает на доску для специальных объявлений партийный призыв:
«Товарищ, ни шагу назад, отступление — это трусость, бесчестие и карается смертью!»
Сквозь вой ветра слышится треск автоматной очереди.
Все тут же прячутся под стульями и столами.
Женя каким-то загадочным образом ухитряется втиснуть свои избыточные килограммы жира на полку под стойкой.
Соня со всех ног бросается к угольному бункеру. На бегу срывает с блузки партийный значок и бросает в печь. Вслед за ним летит ополченский значок Федора.
— Наступают тяжелые времена, — доверительно говорят друг другу собравшиеся, — и пока что нельзя сказать, кто выиграет войну!
Однако вскоре выясняется, что стрелял из своего нового автомата охотник Саня. Он входит, заполняя собой весь дверной проем, нагибается и смотрит под стол, где скорчился, зажав руками уши, Григорий.
— Вылезай, товарищ! Немцы сидят в снегу, ждут, чтобы их перестреляли!
Все медленно вылезают из укрытий, и после нескольких стаканчиков Григорий вновь чувствует себя прирожденным командиром боевой группы. Решает выставить передовые посты. После долгого спора, куда идти людям, они, сутулясь, уходят на избранные позиции.
Двое тащат пулемет «максим» с водяным охлаждением, но едва выходят наружу, их валит ветром с
