Крис Манби
Семь солнечных дней
Посвящается Дэвиду Гарнетту,
моему гуру
1
Ну почему, думала Речел Бакли, почему каждый раз, проходя мимо полицейского, она чувствует себя виноватой? В свои двадцать девять она лишь однажды стащила пачку жвачки из магазина на углу, но все равно каждый раз, завидев темно-синюю форму или услышав сирену полицейской машины, которая мчалась мимо ее «рено-клио», преследуя угонщика на «БМВ», Речел замирала, краснела, как шаровары Санта- Клауса, и испытывала внезапное желание признаться во всех крупных преступлениях века – от знаменитого ограбления поезда[1] до налета на Бринкс-Мэт.[2]
Еще хуже было с таможенниками. Речел даже вспотела от волнения, стоя в очереди на просвечивание багажа в южном терминале Гэтвика. Она сто раз перечитала объявление о том, что пассажирам позволено взять всего один предмет ручного багажа, и теперь ломала голову: ведь помимо голубого рюкзачка у нее еще есть пакетик из «Дабл-Ю-Эйч-Смит», где лежит один журнал и упаковка жевательного мармелада, – что, если его посчитают за второй предмет ручной клади? Менее осмотрительный пассажир, стоявший впереди нее, уже взвалил на ленту огромный чемодан на колесиках и сейчас пытался запихнуть вслед за ним большую картонную коробку. Таможенники и бровью не повели.
– Коза у него там, что ли, – сказала Яслин Стимпсон, попутчица Речел и ее лучшая подруга.
Невозмутимо и громко жуя резинку, Яслин кинула на конвейер свою маленькую черную сумочку, продефилировала через металлоискатель и, когда тот тревожно запищал, улыбнулась и произнесла: «Это моя ручная граната». Затем сделала шаг назад, вынула ключи, сняла потрясающие часы от Картье – настоящие – и в восторженной тишине прошла сквозь арку снова.
Прежде чем пройти через металлоискатель, Речел сняла и часы, и ожерелье, и серьги. В какой-то момент она стала бояться, не запищит ли ртутная пломба, хотя раньше такого никогда не случалось. Но ведь сейчас в аэропорту такая жесткая система безопасности – может, сразу показать им задний коренной зуб?
– Давай быстрее, – поторопила ее вторая спутница, Кэрри Эн Мерфи. – Будем ждать тебя в дьюти- фри.
Яслин и Кэрри Эн ушли на поиски двухсот «Мальборо Лайтс» и беспошлинных духов от «Эсте Лаудер». Они не видели, как Речел отвели в сторону и спросили, ее ли это голубой рюкзак. Сама ли она его собирала? Когда она приехала в аэропорт, не просил ли ее кто-нибудь что-нибудь пронести? И не затруднит ли ее открыть рюкзак, чтобы таможенник как следует осмотрел его содержимое?
Если раньше, до того, как пройти контроль, Речел краснела, то теперь от ее лица шло излучение, почти как от рентгеновского устройства на конвейере. Она расстегнула молнию на рюкзаке. Слава богу, что это только начало отпуска, а не конец. Слава богу, что сменные трусики, которые она положила в ручной багаж, так как знала, что на чартерных рейсах по сравнению с регулярными багаж теряется чаще, были чистые, из черного хлопка, и ей не придется краснеть. И все же таможенник вгляделся в темные недра рюкзака и обеспокоенно нахмурился.
– Ничего не вижу, – сказал он. – Боюсь, вам придется вытряхнуть все на скамейку.
И вот, под взглядами троих таможенников, Речел распотрошила рюкзак. Чистые трусики, косметичка, кожаный бумажник, запасной бумажник – для воров, – в котором лежало пять фунтов и купон из супермаркета. Один пакет яблочного сока без сахара. Два пакетика «Эм энд Эмс» – с сахаром. И пляжное чтиво – новый роман Мэриен Кейс и «Мандолина капитана Корелли» – Речел поклялась, что хоть в этом году наконец ее дочитает.
– Это все? – спросил первый таможенник.
Речел кивнула:
– Да.
Даже ее коробочку с тампонами выставили на всеобщее обозрение!
– Мадам, вы уверены, что больше ничего нет?
– Разумеется.
– Когда мы просвечивали рюкзак, то видели кое-что еще.
– Я больше ничего не брала, – заверила его Речел.
– Тогда выверните рюкзак. Речел вывернула.
Раздался громкий стук, и какая-то штуковина отскочила от скамейки, упала на пол и разлетелась на две части. Из нее выпала батарейка.
– Забыли, что взяли эту штуку? – спросил таможенник, подняв маленький вибратор затянутыми в защитные резиновые перчатки руками.
– Я… я… – Речел не могла связать двух слов.
– Все в порядке, дорогая. Можешь не объяснять.
– Но клянусь, я вижу это в первый раз в жизни!
– Все так говорят, – сказал он. – И поверь, милая, я такое каждый день вижу.
– Я даже не знаю, что это такое!
– Ага, как же.
Таможенник даже не пытался сдержать улыбку. Осторожно соединил две половинки, повернул их, и
