подходящее слово. — Ну, внушены, что ли.
Рэндол поднял на нее глаза.
— Я не совсем уловил твою мысль.
— Каждая женщина по-разному реагирует на аборт, — объяснила Мэгги. — Для некоторых это огромное облегчение, но даже те, кто хочет этой операции, кто понимает, что она неизбежна, все же чувствуют вину. Чувство вины может прятаться глубоко в подсознании, но оно непременно существует.
— Ты хочешь сказать, что обе эти женщины сами себе внушили симптомы эктопической беременности в наказание за то, что избавились от детей?
Мэгги приподняла бровь.
— Звучит безумно, верно?
Рэндол опустил папку на стол.
— Звучит чертовски странно, Мэгги.
— Ладно, тогда скажи мне, как ты можешь объяснить то, что произошло?
— Послушай, врач — ты, а не я, но ты должна признать, что твоя версия выглядит... несколько высосанной из пальца.
— Лу, скажи, что тебе известно о способностях человеческого мозга?
— Ну, примерно то же, что и любому другому рядовому человеку. О каких именно способностях ты говоришь?
— О навязчивых идеях, самовнушении, самогипнозе... О вещах подобного рода.
Он вздохнул.
— Послушай, Лу, — тихо проговорила Мэгги. — Я знаю, что хватаюсь за соломинку, но это все, что у меня есть. Обе женщины подверглись аборту без медицинских показаний.
— Что это значит?
— В медицинской практике необходимы аборты, когда плод недоразвит, ущербен или нежизнеспособен. Как Джудит Майерс, так и Линн Тайлер должны были произвести на свет прекрасных здоровых младенцев. Дети нормально развивались в утробах матерей. Аборты они сделали из соображений удобств, а не по необходимости.
— Ты сказала, что в могиле не хватало трех зародышей? А что с матерью третьего абортированного ребенка?
— Этот аборт был необходим. Сканирование показало ненормальное развитие плода.
Рэндол кивнул.
— Если твоя теория эктопической беременности верна, тогда, как понимаешь, ты пытаешься внушить мне, будто обе женщины покончили жизнь самоубийством.
Мэгги вздохнула.
— Да, звучит дико, но ты прав. — Наступила долгая пауза. — Лу, выглядит все так, будто, несмотря на произведенные недели назад аборты, зародыши, как ни в чем не бывало, продолжали развиваться в их фаллопиевых трубах. Не знаю, что и думать...
— А это дело с захоронением? Найдены ли три пропавших зародыша?
— Мне об этом ничего не известно, — сказала Мэгги.
Рэндол нахмурился, понимая, что собирается сказать нечто совершенно идиотское. Он прокашлялся.
— Скажи, Мэгги, а существует ли вероятность развития зародыша после его удаления из матки? — выпалил он.
— Нет. Даже в лабораторных условиях поддержать такую жизнь очень сложно. Не невозможно, но чрезвычайно маловероятно.
Он глубоко вздохнул.
— Вот что. Я сам точно не знаю, что пытаюсь тебе сказать, — признался он, — но уверен в одном: я хочу побеседовать с Гарольдом Пирсом.
— Он-то как может быть связан со всем этим?
— Возможно, он знает, что случилось с остальными тремя зародышами.
Мэгги закрыла папки и сложила их в стопку на углу стола. Встала и выключила свет. Комната погрузилась во мрак.
— Возможно, полный желудок поможет стимулировать мыслительные процессы, — подытожил Рэндол, открывая перед ней дверь.
Они вышли в коридор и направились к лифту. Мэгги выглядела расстроенной и, когда они спустились вниз, крепко взяла своего спутника под руку. Они пошли к стоянке, где Рэндол припарковал свою машину. Он открыл дверцу и пропустил Мэгги вперед. С явной неохотой она отпустила его руку. Рэндол мягко коснулся ее щеки и нежно поцеловал в губы.
Внутри машины было тепло, но оба слегка дрожали.
Через двадцать минут они добрались до дома Рэндола.
Поели без особого аппетита. А потом тихо разговаривали, словно опасаясь, что кто-то может их подслушать. Снова и снова возвращались к тому, что произошло в больнице, будто повторное обсуждение странных событий могло навести на какое-нибудь решение. Не было оснований во всем подозревать вмешательство сверхъестественных сил, однако в атмосфере ощущалась какая-то напряженность и непонятная тревога. Они сидели в гостиной, Рэндол обнимал Мэгги за плечи, и она чувствовала приятное умиротворение. Но задаваясь вопросами, они не находили на них ответов.
— Мы можем так просидеть всю ночь, а ведь это ни к чему не приведет, — говорила Мэгги с грустной улыбкой. — Теперь я понимаю, что ты чувствуешь, когда пытаешься вычислить Харви.
— Похоже, в нашем стогу спрятана не одна иголка, — отозвался Рэндол и затянулся только что зажженной сигаретой. Он поднялся и пошел к бару, чтобы налить им обоим по солидной порции бренди.
Мэгги обвела взглядом комнату. Она была небольшой и опрятной. Сразу видно, что хозяин заботится о своем жилище. В комнате стоял приятный запах лимона (средство для чистки ковров, подумала Мэгги), который только добавлял штришок к общей картине чистоты и порядка. На полочке над газовым камином стояли три фотографии: Рэндола с женой и дочкой и отдельно Фионы и Лизы. Мэгги потрясла красота женщины. Ребенок тоже выглядел очаровательным, улыбка демонстрировала милые ямочки на щеках, в искрящихся глазах светилась задорная игривость.
— Твоя жена была настоящей красавицей, — заметила Мэгги.
Рэндол улыбнулся.
— Знаю, — сказал он и протянул ей бренди. — И Лиза была очень похожа на нее. — Он подошел к каминной полке и взял в руки фотографию дочери. — Моя маленькая принцесса, — произнес он с мечтательной улыбкой. Неохотно поставив фотографию на место, повернулся к Мэгги:
— Точно так же Фиона, уверен, отозвалась бы и о тебе, — он улыбнулся и поднял свой бокал.
Рэндол сделал большой глоток и ощутил, как янтарная жидкость теплом разливается по телу. Мэгги тоже отпила немного.
— Итак, что еще мы можем сказать об этих смертях? Патологоанатом высказал свое мнение? — спросил Рэндол.
Мэгги покачала головой.
— Не знаю, Лу, — призналась она, посмотрев на свой бокал, а затем на Рэндола. — Единственное, что меня сейчас тревожит, это вот что: если мы не найдем объяснения этим двум смертям, то как предотвратить подобные случаи в дальнейшем? А вдруг такое произойдет и с теми, кто не избавлялся от беременности?
— Почему это должно распространяться и на них?
— Раз вскрытие показало, что фаллопиева труба не содержала ни эмбриона, ни яйца, тогда теоретически подобное может произойти с любой женщиной детородного возраста.
— Ты не можешь этого утверждать, пока не обнаружена причина, — запротестовал Рэндол.
— В этом-то вся проблема, не так ли? Мы не знаем причины.
Оба долго молчали. Тишину нарушил только резкий телефонный звонок. Рэндол подошел к аппарату, снял трубку.
