«Я, Джеймс Миллер, сержант, недавно прибывший с португальской границы, мастер благородной науки фехтования, во многих местах, где мне довелось побывать,
слышал славное имя Тимоти Бака из Лондона, мастера вышеупомянутой науки, и приглашаю его встретиться со мной и сразиться на следующем оружии:
Сабля
Шпага и кинжал
Меч и баклер
Одиночный фальчион
Парный фальчион
Шест».
Если пыл Джеймса Миллера в оспаривании репутации Тимоти Бака несколько напоминает стиль романтических героев древности, то ответ Тимоти Бака, приведенный в той же листовке, хоть и схож по форме, но несет на себе отпечаток раздражения фактом вызова и оттенок снисходительности к бою с Джеймсом Миллером — не к самому Миллеру, а к тому факту, что тот успел сразиться с Паркесом из Ковентри. Выглядел ответ так:
«Я, Тимоти Бак из Клер-Маркет, мастер благородной науки фехтования, прослышав, что мой предполагаемый противник провел бой с мистером Паркесом из Ковентри, не могу, с позволения Господня, отказаться от встречи с таким соперником в назначенное время в назначенном месте, для честного боя».
Бой «проходил в строгом порядке. Сначала появился Джеймс Миллер, перед которым шли два инвалида-барабанщика, видимо для того, чтобы показать, что боец не боится увечий. Вместе с Миллером на сцену вышел некий джентльмен, чьего имени я не расслышал, но который явно был недоволен тем, что бьется сегодня не он. На правой руке у Миллера была повязана голубая лента.
Рост Миллера — шесть футов восемь дюймов, выглядит он добрым, но храбрым, модно одет, бодр и подтянут — видна военная выправка.
Нетерпение зрителей достигло крайней точки. Толпа напирала, и несколько активных молодых людей, решив, что места надо занимать как повезет, а не как положено, устремились из ямы, куда пускали бесплатно, на галереи. Началась драка, к которой присоединились многие, и продлилась минут десять, пока не вышел Тимоти Бак, и все собравшиеся, забыв о ссорах, устремили свое внимание к бойцам. Каждый из зрителей определился в своих симпатиях. Один, рассудительного вида джентльмен возле меня, сказал: «Я мог бы быть сейчас секундантом Миллера, но хотел бы быть на стороне Бака». Миллер выглядел весьма дерзко, Бак — спокойно и хладнокровно. Бак вышел на сцену в простом плаще и не снимал его до начала боя; когда был подан сигнал, он разделся до рубашки, и стала видна алая повязка на его плече. Возбуждение, охватившее публику, описать невозможно. Самая беспокойная в мире публика замерла, следя за происходящим, как будто от первого удара зависела их жизнь. Бойцы встретились посреди сцены, пожали друг другу руки и разошлись на противоположные стороны. Оттуда они стремительно сошлись, уже направив друг на друга оружие: Миллер — полный решимости, Бак — невозмутимо-спокойный. Миллер все усилия прилагал к тому, чтобы вывести противника из равновесия, а Бак сосредоточился исключительно на обороне. Нелегко описать все уходы и непроницаемую оборону двух мужчин, чьи глаза остры, а тела — легки, но горячность Миллера заставила его открыться перед более спокойным Баком, и тот рубанул его по лбу. Кровь залила глаза бойца, а свист из толпы несомненно усугубил его боль. Зрители разделились на две партии в зависимости от предпочтения стиля одного или второго бойца, совершенно различных между собой. Несчастная девочка в одной из галерей разрыдалась, очевидно сопереживая Миллеру. Как только его рану перевязали, он снова вышел в бой, еще более разъяренный, чем прежде. Это понятно, ранение еще никого из храбрецов не делало спокойнее и терпеливее. Тут же последовала горячая атака, закончившаяся тем, что Миллер получил удар в левую ногу. Рану видели все, кому было интересно, и зашили ее прямо на сцене».
Этот герой был лучшим учеником знаменитого мистера Фигга, инструктором в его школе, преданным товарищем в боях. Вот что пишет о нем Годфри:
«Уильям Гилл, как фехтовальщик, был собственноручно создан Фиггом, и с таким примером перед глазами ученик вышел на славу. Я никогда не видел ни у кого таких ног, как у Гилла. Его стиль заключался в атаках с внутренней стороны — я ни разу не видел, чтобы он атаковал с внешней. Он наносил такие короткие атаки в нижний уровень, что практически всегда попадал противнику в ногу, а режущие удары ухитрялся так протягивать точным движением кисти с помощью правильного хвата оружия, что нанесенные им порезы всегда были глубокими и тяжелыми. Сам я не был свидетелем таким порезам, как он нанес, например, некоему Батлеру, храброму ирландцу, оказавшемуся не очень ловким фехтовальщиком. Он практически разделал тому ногу, так что икроножная мышца повисла на лодыжке. Хирург пришил мышцу, но оказался плохим врачом: развилось заражение; послали за мистером Чесельденом, чтобы он провел ампутацию, но было уже слишком поздно, и врач отказался браться за слишком запущенный случай. Послали за другим врачом, менее ученым, но имевшим хорошую репутацию, и тот ампутировал ногу выше колена, но заражение к тому моменту поднялось уже выше, и Батлер умер».
Интерес к подобным гладиаторским боям у публики уже ослабевал. Фехтовальщиков с публичных арен потихоньку вытесняли боксеры, а происшествие с несчастным Батлером поставило точку в истории призовых боев фехтовальщиков.
Глава 27
Палаш
Этого знаменитого фехтовальщика принято представлять разбойником и угонщиком скота. Он, конечно, занимался в какой-то степени подобными делами, но не стоит забывать, в те времена (он был современником Дональда Макбейна, чьи рассказы развлекали нас несколько выше) угон скота был обычным делом на севере Шотландии, так что Роб не сильно отличался в этом от своих соседей. По крайней мере, он усердно помогал и в возвращении украденных стад. В начале прошлого столетия доктор К. Маклей опубликовал очень интересный рассказ о жизни Роба.
«Хоть Роб Рой и обладал всеми качествами, необходимыми для военной службы, занятия он себе выбирал всегда более домашние. В то время принято было среди собственников и арендаторов земли разводить скот, и именно скотоводству предался Роб Рой. Выбрав для этих целей полоску земли в Балкьюхиддере, он несколько лет получал со своего бизнеса неплохой доход. Но скот его, как и стада его соседей, часто угоняли наводнившие край бандиты, так что для защиты от грабителей ему пришлось содержать отряд охраны, и, может быть, именно в ту пору он и обрел свои воинственные привычки.
В последние дни жизни своего отца Роб Рой во всем помогал ему, особенно в сборе оплаты за охрану, а после смерти старика продолжал вести тот же образ жизни, взимая дань со многих своих соседей и осуществляя подобное вымогательство решительнее и эффективнее, чем когда-либо. Впервые доблесть его проявилась именно в погоне за бандой угонщиков с западного побережья Росса. Совершив набег на владения Финларига, разбойники угнали пятнадцать голов скота. Для Роба Роя это был первый стоящий случай, и, когда его известили о случившемся, он, не теряя времени, собрал своих людей числом двенадцать человек, и они бросились в погоню. Два дня и одну ночь они шли по следу, пока он не стал определеннее, чем просто периодически попадавшиеся отпечатки копыт скота. На вторую ночь, устав от погони, они прилегли на вересковой пустоши отдохнуть до утра, и вдруг один из членов отряда увидел вдалеке костер. Он рассказал об этом своим спутникам; отправившись на разведку, они увидели там группу бродячих ремесленников, которые разбили шатер и пировали. Однако веселье их сменилось ужасом, когда они увидели Роба Роя с его людьми — они никак не ожидали кого-либо встретить в таком безлюдном месте, впрочем, вскоре они узнали Макгрегора.
Ремесленники рассказали, что видели угонщиков, что они тут, неподалеку; двое согласились проводить отряд Роба Роя, облагодетельствованные настолько, насколько позволяли кошельки охранников.
