эффективности, — в таком случае на большой яхте работать с парусами, конечно, тяжелее, зато обстановка для работы намного благоприятнее, а более мощные лебёдки и тали возмещают недостаток физической силы. Длина по ватерлинии — вот что важно, а она зависит не столько от величины ваших бицепсов, сколько от глубины кармана. В общем мне было ясно, что меньшие яхты поставлены в совсем неравное положение, о чём я и сказал Блонди.
— Ладно, ты только не болтай, — ответил он. — И без того участников мало.
Чем ближе день старта, тем больше мы волновались. У каждого был непочатый край дел на яхте, а когда поступили застрявшие в таможне, давно обещанные радиостанции, работы прибавилось. Радиостанции были предоставлены во временное пользование Американской радиокорпорацией, мы получили их исключительно благодаря стараниям Брюса Робинсона из Общества Слокама. Как не оценить такую заботу, однако прибывшее в последнюю минуту снаряжение породило кучу проблем. Прежде всего станции были рассчитаны на микрофонную работу, притом на частоте, которая ограничивала радиус действия несколькими сотнями миль. Чтобы выйти из положения, Брюс разработал весьма хитроумный (и сложный) график совместно с Панамериканской авиакомпанией, чьи самолёты, пересекая Северную Атлантику, должны были транслировать наши радиограммы. Не очень-то надёжно, но это ещё не причина, чтобы отказываться от радиостанции. Гораздо больше меня заботила необходимость куда-то поместить огромный и тяжёлый кислотный аккумулятор, ведь на борту моей «Эйры» не было генератора для подзарядки, вообще не было никаких моторов. Установка радиостанций была поручена военным морякам, и они честно трудились в обстановке, которая, наверно, показалась им несколько хаотической. Специалист прибыл на мою яхту, открыл носовой люк, наступил на крышку и сразу сломал петли. После этого маленького происшествия мы некоторое время присматривались друг к другу, прежде чем приступать к размещению радиостанции, антенны и исполинской батареи. Когда представитель ВМС сломал люк, у меня чесался язык сказать ему, куда он может сунуть всё это снаряжение, но я взял пример с него и наложил печать на свои уста. Передатчик мы привинтили к подволоке. Антенну зацепили за верхний конец мачты и прикрепили к такелажу. Но кислотный аккумулятор никуда не влезал. Вы небось думаете, что на борту двадцатипятифутовой яхты должно быть вдоволь места, однако на деле пригодного для использования пространства очень мало. К тому же речь шла о незапланированном снаряжении, сверх давно предусмотренного комплекта, и наконец, нельзя как попало ставить предмет весом в двести фунтов на маленьком судне с отрегулированным балластом. Аккумулятор должен был стоять достаточно низко, в хорошо вентилируемом месте и так, чтобы к нему был лёгкий доступ. На всей яхте только один уголок отвечал всем этим требованиям, а он уже был занят под весьма важный объект, а именно — гальюн. Правда, гальюн был оборудован обыкновенным ведром, однако я потратил немало времени и умственной энергии на его устройство. Межпалубное пространство — в самый раз, поскольку гальюн помещался под носовым люком, что обеспечивало также бодрящий приток свежего воздуха. Опорные брусы были остроумно расположены и укреплены сквозными болтами. А то, что неискушенному глазу показалось бы всего-навсего пластмассовым ведром, на самом деле представляло собой великолепно продуманное приспособление, спроектированное и изготовленное в расчёте на долгую и верную службу.
— Придётся вам это ведро убрать, — заявил этот военный тип.
Как не вздохнуть от такого беспардонного варварства! Некоторые люди просто не способны понять, чем надо дорожить. А что выбрасывать.
В конце концов аккумулятор был крепко привязан линем к рукояткам у обоих бортов. Во всех этих горестях и испытаниях меня утешала и поддерживала мысль, что, если радиостанция будет работать, я хоть смогу выполнить обещание, данное моей жене Эйре. Подобно многим путешествующим супругам до меня, я опрометчиво поклялся, что буду через день связываться с ней по радио или передавать радиограммы через других.
Каждую из готовящихся к гонке яхт отличала своя, особая атмосфера. Вместе с Фрэнсисом на борту флагмана нашей флотилии находилась его жена Шейла, и там царил строжайший порядок. Припасы поступали в назначенный срок и своевременно укладывались на место. Прибывающих представителей прессы либо отшивали, либо улещивали, смотря по обстановке; приёмы проходили торжественно и пышно.
— Жаль, что ваша жена не смогла приехать сюда, чтобы проводить вас.
— Она только что родила.
— Какая досада!
Блонди на «Шутнике» работал легко, одновременно принимая друзей и гостей, которые заходили поболтать и выпить стаканчик. В нагромождении припасов и снаряжения нетрудно было усмотреть систему. Списки изучались, исправлялись, что-то добавлялось, что-то вычёркивалось, и во всём проглядывали холостяцкая методичность и опыт человека, не один десяток лет проведшего на малых судах. В разгар буйного шторма, в ночь-полночь ему достаточно протянуть руку за спичками, чтобы разжечь примус. Они будут лежать на месте, сухие, в полной сохранности.
— Постой, Вэл, прежде чем уходить, распишись, пожалуйста, в гостевой книге. Спасибо.
На борту «Главной добродетели» Дэвид время от времени появлялся из-за или из-под высоченных груд. Чего только тут не было: джем, верёвки, паруса, пиво, кранцы, яблоки, джин, пилы, топоры, башмаки, виски, антиакулин, керосин, спички, канистры с водой, комплект газовых баллонов, банки с мазью, шёлковые чулки, бюстгалтеры и наимоднейшие чёрные кружевные трусики. Учитывая, что предстоят гонки одиночек, на первый взгляд было не совсем понятно, при чём тут трусики, но оказалось, что они принадлежат его подруге, которая, как он выразился, «предложила свои услуги» и помогала ему готовить яхту к плаванию.
На борту «Эйры», если исключить беспорядочные кельтские возгласы моих друзей, рьяно снаряжавших в путь судно, которое, как они твёрдо считали, похоронит меня в морской пучине, царило некое подобие порядка. Однако под аккуратными рядами тушёных бобов лежали грязные носки, притом не одна пара, а когда мы, наконец, вышли в море, я обнаружил, что забыл взять очень важные навигационные таблицы. «Шутник» и Блонди Хазлер интересовали меня гораздо больше, чем остальные. Фрэнсис, Дэвид и я попросту купили яхты, размеры и оборудование которых определялись нашими финансовыми возможностями. По существу, это были обычные крейсеры или гоночные суда, приспособленные нами для одиночного плавания, главным образом путём добавления того или иного автоматического рулевого устройства. Другое дело — «Шутник», он воплощал в корне новый подход к проблеме движителя парусной яхты. В моих глазах он был своего рода плавучей доской для объявлений с надписью «Ум в действии». Блонди, разумеется, весьма скромно оценивал свой вклад в вооружение яхты — дескать, китайцы решили эту задачу пять тысяч лет назад, — но его скромность никого не обманывала. «Шутник» представлял (и представляет) собой результат обращения острого и самобытного ума к многовековой проблеме, как пересечь океан и при этом остаться сухим. Мне нравился этот человек и нравилась его яхта, лучше любого известного мне судна отражающая и иллюстрирующая характер своего создателя.
— А вот эти боковые люки, для чего они, Блонди?
— Понимаешь, на ходу, при сильном крене, через наветренный люк можно выйти на палубу, если надо.
Один из недостатков вооружения «Шутника», по-моему, — невозможность поставить дополнительные паруса для слабого ветра. Ты вынужден обходиться своими двумястами пятьюдесятью квадратными футами. На обычной яхте у тебя в запасе генуэзский стаксель и летучки, можно увеличить парусность почти вдвое.
— Но для этого надо выйти на палубу.
Знаю, Блонди, знаю. Кроме того, меня беспокоит эта мачта — никаких растяжек, она, должно быть, здорово качается, вроде спиннинга.
— Ты бы ещё вспомнил то время, когда крылья аэроплана со всех сторон крепились верёвками.
— Сдаюсь, Блонди, сдаюсь.
III
