— Я буду осторожен. Да и ты смотри. Сделай все, что можно, чтобы мерзавец получил по заслугам.
— В этом я тебе клянусь, Хэмфри.
Илзбет поскакала прочь, размышляя о предательстве Уолтера и собственном легковерии. Она не могла взять в толк, почему была столь слепа и не разглядела в нем зла! Мать часто говорила ей, что у нее дар видеть в людях самую суть. Очевидно, этот дар подвел ее самым плачевным образом. Мужчина, за которого она собиралась замуж, оказался предателем, убийцей и считал ее родных низким сбродом, ворами, которых нужно уничтожить. Как же она этого не видела?
Прискорбно, что ей так мало известно. Из того, что она подслушала, возникали скорее вопросы, чем ответы. Как, например, Уолтер, Дэвид и прочие их союзники планировали убить короля? Зачем вообще им это понадобилось? Ищут власти? Денег? Она не могла представить, что такого мог сделать король Уолтеру, чтобы тот возжелал его смерти.
Чем больше она размышляла, тем больше убеждалась, что совсем не знает Уолтера. Самым его большим грехом она считала некоторую склонность к самолюбованию. Да разве это такой уж большой грех? У него сильное и красивое тело, приятное лицо. Чудесные каре-зеленые глаза, густые светло-каштановые волосы. Этому мужчине было достаточно взглянуть в зеркало, чтобы убедиться в собственной неотразимости, и она говорила себе — чего же удивляться, если он немножко тщеславен? Но себялюбия явно недостаточно, чтобы затеять заговор против короля, не так ли? Неужели Уолтера обуяла дикая мысль самому сделаться королем?
Сумерки сгущались, и скоро наступила ночь. Только теперь Илзбет вдруг поняла, что единственное, из-за чего она не страдает, так это из-за разбитого сердца. Ее сердце болело за близких, она волновалась за них так сильно, что иногда просто начинала задыхаться. Но она не страдала оттого, что потеряла Уолтера; не страдала даже сейчас, когда чуть опомнилась после его предательства и уняла ярость из-за того, что он сделал ее семье.
— Я его не любила, — произнесла Илзбет, и пони повел ушами, будто прислушиваясь к ее словам. — В самом деле, столько всего случилось, а я даже не любила этого мерзавца. Иисусе, мои близкие бегут, спасая свои жизни, и все из-за чего? Из-за того, что глупая Илзбет, как последняя идиотка, попала под обаяние его прекрасных глаз!
Пони фыркнул.
— Да. Очень трогательно. Все, что я чувствую, так это сожаление, что пришлось расстаться с мечтой. Нет, не об этом лживом негодяе, а заветной мечтой о собственном доме и детях.
«Мне уже двадцать один год, — думала Илзбет, — и мне ужасно хотелось иметь дом и собственную семью!»
Слишком уж хотелось. Решила во что бы то ни стало воплотить мечты в действительность, за что и поплатилась. Не так ли?
Взмахнув хвостом, пони хлестнул ее по ноге.
— Тебе лучше привыкнуть к моим жалобам и глупой болтовне. Мы будем вместе по крайней мере три дня. Думаю, однако, что тебе нужно придумать имя, потому как, ясное дело, я время от времени буду тебе плакаться.
Как же его назвать? Илзбет вспоминала истории, которые так замечательно умела рассказывать сестра Беатрис. Разумеется, ей куда больше нравились лошади, красивые сильные животные, способные нестись галопом через вересковые поля, кружа ей голову ощущением собственной свободы. Тем не менее она питала глубокое уважение к низкорослым шотландским пони. Ее пони заслуживал достойного имени.
— Голиаф, — произнесла она наконец, и пони — в том не было никаких сомнений — вскинул, голову. — Нужно принять меры, чтобы двоюродный братец Уолтера, Дэвид, змей этакий, не подкрался к тебе с пращой и камнем в руках.
Она оглядела залитый лунным светом пейзаж, и на глаза ее навернулись слезы. В эту прекрасную ночь ее семья спасается бегством, ищет, где укрыться, и солдаты идут за ними по пятам. Если кого-нибудь поймают, несчастного ждут муки и унижение, может, даже смерть. Когда-то она еще успеет их спасти! Как же это несправедливо. Ее отец изо всех сил старался восстановить честь их ветви на фамильном древе Армстронгов. Но все оказалось без толку. Словечко от Уолтера, мертвое тело, и вот уже все осыпают их проклятиями.
Теперь Илзбет стала понятна настойчивость, с которой отец учил их всех бежать и прятаться, быстро и без лишних рассуждений. Все эти хорошо оборудованные тайные убежища, тщательно разработанные планы, чтобы его маленький клан смог рассеяться, затеряться в большом мире. Не один месяц понадобился бы тем, кто хотел бы их разыскать! Отец проявил удивительную прозорливость, которой она тогда не понимала и не могла оценить. Сэр Кормак Армстронг всегда знал, что позор, которым запятнали имя их клана его родители и многочисленные бесчестные кузены, может вспомниться в любую минуту, как ни старайся.
— Знай, Голиаф, уж я заставлю Уолтера дорого заплатить за это! Очень дорого.
* * *
Элспет всматривалась в ночную тьму, когда Кормак подошел к ней и обнял за плечи.
— Она там совсем одна, — шепнула Элспет. — Одна, и несет бремя вины зато, чего не совершала.
— С ней все будет в порядке, дорогая. Туэй сильная и упрямая, — сказал Кормак, целуя жену в щеку. — Она также отлично владеет кинжалом и достаточно умна.
— Ты же знаешь — она ненавидит это прозвище.
— Какое? Туэй?
— Именно. Не будь ты ее любимым папочкой, она бы била тебя по рукам, как всех остальных. — Он рассмеялся, и Элспет слабо улыбнулась. — Поклянись мне, Кормак, что ей ничего не угрожает!
— Да, милая, она будет в безопасности.
— Хотелось бы верить. Но она мое дитя, моя Илзбет.
— У нас целых две Илзбет.
— Нет. У меня есть сестра Беатрис и Илзбет. О, моя старшая по-прежнему любит нас всех. Она спрячет и защитит тех, кого вверили ее заботам, но она теперь дитя Божье. Ее сердце, ее душа и помыслы принадлежат Ему. Это было ясно уже, когда она была ребенком: слишком сильно звучал для нее зов Божий. А Илзбет всецело наша. В ней мы видим самих себя — свои добрые и плохие черты. Она была еще младенцем, когда я поняла, что дала ей совсем не то имя, какое следовало бы. Илзбет — это имя для воительницы, для девушки, которая хватается за жизнь обеими руками и готова изведать ее сполна!
— Именно поэтому наша Илзбет, которая раньше была Кларой, добьется победы!
— Ты, правда, веришь в это?
— Да, и не только я. Неужели ты не заметила, что никто не стал смеяться, когда мы сказали, что отправили ее за помощью? Они знают ее силу и упрямство; она будет биться до победы.
— А этот человек, Иннез, он выслушает ее и придет ей на помощь?
— Да, я не сомневаюсь в этом. Я виделся с ним. Он ищет истину как одержимый, не допуская и мысли, что человек понесет наказание за преступление, которого не совершал. Стоит Илзбет лишь поведать нашу историю, как он сразу поймет, что-то здесь неладно, и встанет на след, как лучшая из охотничьих собак. Поверь мне — насколько я слышал, любой преступник трепещет при мысли о том, что по его следу идет Саймон Иннез. Иннез всегда докапывается до правды. И я не могу представить себе, что он отправит нашу девочку восвояси. Эти ее огромные голубые глаза и все такое! Я уже начинаю жалеть беднягу.
— Почему?
— Потому что наша Илзбет поставит все в его жизни с ног на голову.
— Но хорошо ли это?
— Когда ты проделала со мной нечто подобное, это было сущим спасением, любимая! Может, н ему повезет.
