понял, что это он. Значит и Молчун где-то рядом. Они друг без друга не ходят.
Командир разведгруппы о чем-то недолго поговорил с подошедшими к нему оккупантами, но к консенсусу они не пришли, и как только колонна тронулась с места, и ее хвост окончательно втянулся в зону огневого поражения, по первой и последней ударили из РПГ. Застучали пулеметы.
Мы с Чемоданом и пареньком как и было условлено огня не открывали, а продолжали наблюдать за развалинами и местностью возле них.
Бой с каждой секундой набирал обороты. Грохот взрывов, треск автоматов, блики от горящей техники.
Когда клубы едкого черного дыма от нее вклинились между нами и останками домовладения, к ним пришлось подобраться практически вплотную.
Я устроился за кучей битого кирпича и снова весь превратился в один сплошной датчик движения.
Но полностью сосредоточится мешало какая-то распирающая изнутри радость.
По сути это мой первый настоящий бой. Та бандитская разборка не в счет. Я и стрелять-то тогда не собирался, и вообще не понимал, зачем все это надо. Тут другое дело. Именно дело. Настоящее. Теперь я знаю зачем я пришел умирать на этту дорогу возле Трофимово. Теперь я среди своих. Теперь у меня есть надежда, есть туманное, но вполне себе годное будущее. Теперь я не шатаюсь одиночкой по деревням и весям, а делаю все, чтобы это будущее было. Теперь у меня есть смысл в жизни. Жаль только, что в этой моей новой жизни не нашлось места Женьке.
Краем глаза заметил, что среди поросших мхом кирпичных стен мелькнуло что-то светлое. Весь в своих мыслях, радостный такой, встал на одно колено, и тут же получил свою первую пулю. Шла она на излете, и в бронник ударила по касательной, но и этого мне хватило, чтобы опрокинуться навзничь.
Перевернулся на живот и услышал несколько щелчков с той стороны, где лежал Чемодан.
— Растяжки сняли черти. — Ругнулся он и знаками показал, чтобы мы с парнем обошли развалины с флангов.
Я пробирался вдоль разрушенной стены большого дома. Отсюда в пустой оконный проем была видна часть бывшего двора и посреди него уткнувшийся в пыль лицом убитый выстрелом Чемодана миротворец. Еще один плавал в луже крови за кустом возле покосившегося колодца, а чуть дальше стояли еще двое. Причем один целился другому в голову, а этот другой, как в замедленной съемке разворачивался в мою сторону. Со страху я забыл все, чему учили и, не целясь, нажал на спусковой крючок.
Дуракам везет, а идиотам везет вдвойне.
Одна пуля попала миротворцу чуть выше бронежилета, а вторая прямо в лицо. Но это еще не все. Тот, который целился в своего, открыл рот, выпучил глаза, выронил винтовку и начал сползать по стенке.
— Руки вверх. — Ничего умнее, конечно, сказать я не додумался, и, стараясь сделать как можно более зверское лицо, подошел к миротворцу.
— Ой, бля! Мамочки! — произнес тот по-русски. На меня смотрели испуганные, с навернувшейся слезой голубые глаза.
Совсем еще пацан. Русский.
И чо, расстрелять его в упор?
Я, держа на изгибе локтя автомат, присел, взял трофейную винтовку и попятился. Парень тоже начал медленно отползать в сторону белых обломков, оставшихся от каких-то построек.
— Чисто. — Это Чемодан вышел слева от меня.
— Чисто. — Отозвался еще дальше на левом фланге парень из нашей троицы.
— Чисто. — Как-то автоматически вторил им я, глядя, как мелькает среди желтой листвы белая макушка русского миротворца, улепетывающего со всех ног в сторону леса.
В натуре тогда я подвел своих. Но как потом выяснилось, пленных мы не брали, поэтому на фоне досады на самого себя, утешала мысль, что возможно спасенная мною жизнь того парня, спасена не зря. Может, это будет ему уроком и он больше никогда не поднимет оружие против своих. Против русских.
Может, может, может…
Кстати, а чего это он в своего офицера целился?
Олесь Штепа
Все! Хватит с него! Подыхать в этой вонючей рашке из-за эфемерной красивой жизни в штатах. Да где она? Где?
Все они тут сдохнут как Вацюра, или как чуть не сдох он. Три дня мотался по лесу. Ни жратвы, ни воды. Хуже всего было, что его пожалела какая-то бабка. Докатился. А еще хуже, что пришлось есть мясо. Эти части трупа животных. И это после того, как Олесь видел измазанные в крови тела своих сослуживцев.
А эта грязь?
Он три часа смывал с себя ее в душе, и все равно теперь Штепе кажется, что частицы этой поганой земли въелись в кожу намертво.
А на языке вкус трупного мяса, который не перебивает ни кока-кола ни жвачка.
Собственно, что ему грозит? Ну, подаст рапорт майору, ну вычтут из суммы последнего платежа по контракту штраф. Или неустойку?
Дома можно сказать, что эта скотская работа не для него. В конце концов, в штаты можно найти и другой путь.
Решено, вот только он посетит психолога и сядет за написание рапорта.
Михаил Гришин
Лежа на волокушах, наспех сделанных из лыж, я щурился от снега, летящего в лицо мелкой жесткой крупой, и пытался разглядеть в этой белой каше окраины села Абрашево. Оно уже взято под контроль сводным отрядом наших мотострелков и китайской десантуры из сто тридцать седьмой ДШБ. Оттуда уже транспортом меня отправят в госпиталь в Наровчат.
Дотянуть бы.
В принципе сейчас медицина творит чудеса. Если в ближайшие несколько часов кони не кину, соберут заново. Я даже за свои раздробленные ноги не беспокоился. Прыгать и скакать, не буду, но что где надо наростят и куда надо пересадят. Благо сейчас и кожу и мышцы научились выращивать как анашу на подоконнике.
Беспокоило другое. После таких манипуляций с моим организмом меня запросто могут признать не годным к строевой и засунуть глубоко в тыл, бумажки перекладывать.
Ага. Именно об этом я и мечтал эти два с половиной года, мотаясь по лесам и захваченным оккупантами городам.
Сколько часов мы с друзьями провели, греясь и самодельной печки в разговорах о том, как будем гнать миротворцев в хвост и гриву. Сколько для всего этого было сделано. И вот теперь все эти планы могут так и остаться планами.
Молодые пацаны из свежего пополнения уйдут на запад героически побеждать врага, а Мишка Гришин будет сидеть и как офисная крыса заполнять бланки и формуляры.
До того, как я вырубился, успел перемотать киноленту своей жизни до ноября двадцать четвертого года. Бывшие 'коммандос' к тому времени уже окончательно разбились на ячейки, а те в свою очередь на двойки и тройки, которые растворились среди нонкомбатантов. Мне посчастливилось встретить зиму в
