– Да ты должен был выбросить его пинком из своего дома! – воскликнул Дэвид. – Роберт, ты не ошибаешься? Ты уверен, что не совершаешь какой-нибудь ужасной ошибки?
– Я хотел бы ошибиться, видит Бог, – ответил тот печально. Потом снова повернулся к другу. – О чем вы договорились?
– Как у оскорбленной стороны, у них преимущество в выборе условий. Через три дня на Уимблдонском выгоне в семь тридцать утра. Уже будет достаточно светло.
– Очень хорошо.
– Он выдвинул еще одно требование, которое я отказался принимать, пока не переговорю с тобой.
– Что за требование?
– Он просит право первого выстрела.
– Раз просит, пусть получит.
– Но, Роберт, это же безумие. Если он попадет, в тебя, то может вывести тебя из игры, прежде чем ты сможешь ответить.
– Это уж как повезет в игре, не так ли? Я ведь тоже могу попасть, – спокойно ответил Роберт.
– Почему ты так легкомысленно к этому относишься? Это так на тебя не похоже. Не понимаю.
– Не понимаешь? – Роберт посмотрел на него, потом пошел к своему столу. – Я женился на ней, Дэвид, зная, что она не любит меня. Для нее это был способ вырваться из несчастной, убогой жизни, и она была трогательно благодарна мне. Я могу подождать, сказал я сам себе. Я не желал слушать сплетни, безгранично доверял ей, а в эти последние месяцы после возвращения из Парижа я думал, что победил. Я верил, будто она… дорожит мною так же, как я дорожу ею. Но я ошибался, безнадежно ошибался. Она предала меня самым жестоким образом, не только меня лично, но и дело, которым я занимаюсь. Думаю, я принял бы почти все, но не это. Поэтому меня не очень заботит, чем все кончится. Лишь бы стереть самодовольную ухмылку с лица этого проклятого француза. Делай все, что полагается, Дэвид. Я верю тебе.
– Это самое худшее, что ты мог бы попросить меня сделать. Но я займусь этим, даже если должен буду потом сам пристрелить этого негодяя!
Дэвид уехал, когда уже стемнело. Изабелла услышала, как открылась входная дверь, раздался тихий голос Хоука на крыльце, увидела, как темная фигура сбежала вниз по ступенькам. Теперь-то уж, конечно, Роберт зайдет к ней. Не может же он совсем не обращать на нее внимания. Она еще была его женой. Она имеет право знать, что происходит. Изабелла присела у огня, все так же дрожа, ей казалось, что никогда не сможет согреться. Прошел час, потом другой, но он не появлялся. Вдруг Изабелла почувствовала, что больше не сможет выносить это отчуждение ни минуты больше. Она закуталась в шаль и, выйдя из своей комнаты, подошла и постучала в дверь его кабинета. Ответа не было, но она вошла. Роберт сидел в рубашке без сюртука, обхватив голову руками.
– Это ты, Хоук? – устало спросил он. – Можешь идти спать, сегодня мне ничего больше не понадобится.
Потом поднял голову и увидел жену. Он медленно встал.
– Что ты здесь делаешь, Изабелла? Я думал, ты уже в постели.
– Ты считаешь, я могу заснуть? Я знаю, здесь был Дэвид. Что происходит?
– Мы встречаемся на дуэли через три дня, вот и все. Тебе не стоит беспокоиться. Если я умру, что вполне вероятно, ты будешь хорошо обеспечена.
– Как ты можешь говорить мне это? – с горечью сказала Изабелла. – Как будто только это имеет значение. Ты думаешь, я не беспокоюсь? Как ты ошибаешься, Роберт, ужасно, ужасно ошибаешься. Люсьен никогда не был моим любовником, никогда, никогда, никогда!
Роберт долго смотрел на нее, потом отвернулся к угасающему огню в камине, поворошил сапогом угли, пока огонь не запылал снова.
– Почему ты не рассказала мне о той первой встрече с ним на берегу? Почему держала это в тайне? Я всегда знал, что между вами что-то было, Но не спрашивал. Ждал, что ты сама расскажешь мне.
– Не знаю, – грустно ответила Изабелла. – Не знаю. Это казалось такой глупостью, таким ребячеством. Мне было стыдно.
– А не потому ли, что это так много значило для тебя? И когда вы снова встретились в прошлом году, оказалось, что ты всегда об этом мечтала? Бог знает, сколько предупреждений я получил, но я полностью доверял тебе. А ты разрушила это доверие.
– Нет, нет, все было не так, клянусь. Сначала на меня как будто действовали какие-то чары – я не могу объяснить это – я спасла ему жизнь, и, казалось, что-то нас связало, – и только в Париже, когда тебя ранили, и я подумала, что могу потерять тебя… Будто пелена упала с глаз… – Она помолчала, хотела рассказать ему о ребенке, но опасалась, как он воспримет это, а пока она колебалась, Роберт продолжил с еще большей горечью.
– И все, что объединило нас в Париже, ты выложила ему. Все самое сокровенное.
Вот что мучило его, даже больше, чем все остальное, вот что он отказывался принять.
– Я не говорила Роберт. Клянусь, я никогда не говорила ничего о том, что произошло тогда. Ты должен поверить мне. Никогда я не говорила ни Люсьену, ни кому бы то ни было об этой стороне твоей жизни.
– Откуда же он узнал? Из воздуха? – устало спросил он.
– Я не знаю. Откуда мне знать? Люсьен мог услышать это от кого-нибудь еще, от кого-то во Франции.
– Только один человек знал, что случилось в ту ночь, и он мертв.
– О Боже мой, почему это случилось с нами именно сейчас? – у нее перехватило дыхание, и Роберт повернулся, чтобы взглянуть на Изабеллу, и заметил, какой измученной она выглядела, какими огромными казались ее глаза на бледном лице.
– Ты выглядишь усталой, – сказал он уже мягче. – Ложись спать, постарайся отдохнуть. – Он вздохнул. – Может быть, со временем мы сможем найти какой-то компромисс.
На следующий день весь лондонский свет был взбудоражен. Такие вещи в секрете держать было невозможно. Находились такие, что говорили: «Я всегда знал, что эта женитьба кончится катастрофой». А другие завидовали Люсьену, который, очевидно, добился своего от этой кокетливой молодой женщины. Роберту симпатизировали, особенно те женщины, которые осудили Изабеллу за распутство, а были и те, что презирали ее за то, что Изабелла так глупо позволила застать себя. Но жизнь продолжалась, хотя Изабелле и казалось, будто она опускается в преисподнюю. Ей пришлось выдержать упреки Мэриан. Та не знала всех подробностей, только то, что ее брат будет рисковать жизнью ради молодой женщины, которая не ценит его доброту и великодушие. Обманутый муж – всегда служит объектом для шуток, и это приводило Мэриан в бешенство.
Гордость Изабеллы, наконец, пришла ей на выручку. Она не опустила головы, продолжала выезжать верхом, наталкиваясь на один-два ледяных взгляда, и, что еще хуже, – на наглую фамильярность скандально известных людей. Потом она вернулась к своим обычным делам. В то утро 'она обсудила с кухаркой меню на день, вымыла Рори, все еще страдавшего от ужасного пинка. Поехала на Бонд-стрит за кое-какими покупками и выяснила, что тетя Августа проводила время, распространяя ядовитые слухи от одного чайного столика к другому.
Роберта большую часть дня не было дома, он обращался с нею со своей обычной вежливостью. Изабелла предпочла бы, чтобы он накричал на нее, побил, сделал бы что-нибудь, чем обращался бы с нею, как с чужой. Еду подавали и съедали в тишине или с несколькими незначительными замечаниями, и она обнаружила, что ничего не может есть. Она почти не притрагивалась к тому, что было на ее тарелке. Никогда время не шло так медленно.
Роберт уже находился в своем кабинете, заканчивая некоторые дела, когда ему принесли поднос с кофе. Он отставил его в сторону и посмотрел на лежавший перед ним миниатюрный портрет Изабеллы, нарисованный в Париже. В дверях появился Хоук.
– Приехал мистер Фрэзер, лорд. Он ждет в карете.
– Хорошо, я иду.
Повинуясь внезапному порыву, он взял оправленную в серебро миниатюру, закрыл крышку и поместил на груди между рубашкой и жилетом. Потом надел плащ, шляпу, перчатки и спустился вниз.
Изабелла видела из окна, как вышел Роберт, весь в черном, вплоть до атласного шейного платка.
