– О боже, уже одиннадцать? Я тоже пойду.
Валерия пришла в ужас от перспективы ложиться так непривычно рано, но ее успокоили веселые слова Джозефа:
– Надеюсь, никто больше не хочет спать! Еще рано, правда, Валерия? А как насчет того, чтобы отправиться в бильярдную и послушать приемник?
– А тебе надо было храпеть еще в девять вечера, – буркнул Натаниель, на которого, казалось, пагубно действовало веселье Джозефа.
– Только не мне, – заявил Джозеф. – И вот что я тебе скажу, Нат: тебе тоже лучше остаться с нами!
Не иначе как злой гений подбил его похлопать брата по спине. Натаниель, не любивший, когда его трогали, сразу же застонал и воскликнул:
– Чертов ревматизм!
Он выполз из комнаты как заржавевший танк, приложив руку к пояснице. Выражение его лица, хорошо знакомое его родным, заставило Валерию еще шире раскрыть свои хорошенькие глазки и сказать:
– Никогда не думала, что ревматизм – это так серьезно!
– Это не серьезно. Мой дорогой дядя, как всегда, переигрывает, – пояснил Стивен, передавая Матильде виски с содовой.
– Нет, нет! Это несправедливо! – запротестовал Джозеф. – Я помню, как несчастный старина Нат не мог разогнуться! Ну и глупец же я, что обидел его. Может, мне лучше пойти за ним?
– Нет, Джо, – с сочувствием сказала Матильда. – У вас добрые намерения, но его еще больше скрючит... А почему наша крошка Паула выглядит так трагично?
– Этот ужасный дом! – воскликнула Паула. – Как вы можете находиться здесь и не чувствовать его атмосферы?!
– Внимание: говорит миссис Сиддонс[5]! – воздел руку Стивен.
– Издевайся сколько угодно, – набросилась на него Паула, – но даже такое бревно, как ты, должно ощущать напряженность, она висит в воздухе!
– Знаете, это очень забавно: я не жалуюсь на нервы, но понимаю, что Паула имеет в виду, – поддержала ее Валерия. – Здесь такая атмосфера. – Она повернулась к Ройдону: – Вы могли бы написать об этом замечательную пьесу.
– Не думаю, что такая пьеса в моем стиле, – ответил драматург.
– А я абсолютно уверена, такой человек, как вы, может написать замечательную пьесу на любую тему, – выдохнула Валерия, поднимая восхищенные глаза.
– Даже о морских свинках? – поинтересовался Стивен, внося в разговор свою лепту.
Драматург побагровел:
– Очень смешно!
Матильда заключила, что мистер Ройдон еще не привык, чтобы над ним смеялись.
– Позвольте дать вам совет: не обращайте никакого внимания на моего кузена Стивена, – порекомендовала она Виллогби.
Стивен никогда не возражал против того, что говорила о нем Матильда, и только усмехнулся, но Джозеф, отнюдь не отличавшийся тактом, вернул его лицу мрачное выражение.
– Мы все знаем, каким грубияном любит представляться Стивен!
– О боже! – простонал тот.
Паула вскочила, быстрым движением отбросила со лба волосы.
– Я это и имею в виду! Вы все так себя ведете, потому что этот дом так на вас действует! В нем все напряжено, все натягивается, натягивается, пока не лопнет! Здесь Стивен ведет себя еще хуже, чем обычно, я на пределе, Валерия заигрывает с Виллогби, чтобы вызвать у Стивена ревность, дядя Джо нервничает, говорит невпопад, он сам этого не хочет, но дом его вынуждает.
– Ну это уж слишком! – воскликнула Валерия.
– Только не подумайте, что я не получаю удовольствия! – взмолилась Матильда. – Рождественская суматоха, детки! Ох уж это патриархальное Рождество!
Ройдон задумчиво произнес:
– Я, конечно, понимаю, о чем ты говоришь. Лично я глубоко верю во влияние окружающей обстановки.
– «После этой короткой речи, – процитировал Стивен, – все они повеселели».
Джозеф всплеснул руками.
– Ну, ну, хватит! Кто сказал «радио»?
– Да, пожалуйста, – попросила Валерия. – Сейчас как раз передают танцевальную музыку. Мистер Ройдон, я знаю, вы неплохой танцор!
– Вообще-то я неплохой драматург, – пробурчал Виллогби, но больше для вида. Он все еще находился под впечатлением красоты Валерии, и, хотя голос разума говорил, что лесть ее притворна, девушка все равно ему нравилась. Его больше интересовала Паула, но, несмотря на все свое восхищение им, она могла быть утомительной; иногда он считал ее чересчур критичной. Поэтому Виллогби пошел с Валерией и
