нужны! У меня земли достаточно в Нормандии, и я нужен моей земле. Вот что я тебе скажу, Рауль: когда герцог покончит здесь со всем, я вернусь домой и позабуду навсегда эти печальные берега. — Он замолчал, пристально взглянув на товарища. — Что это у тебя на руке? Бог мой, да это кровь!
Руль посмотрел на рану.
— Да, ко мне подкрался саксонец, пока я стоял на коленях около Эдгара, он заметил это и со словами предостережения на устах умер. Он спас меня…
Наступила гнетущая тишина, наконец Жильбер прокашлялся, собираясь что-то сказать, и Рауль тут же поднялся на ноги, не дав вырваться горестному вздоху.
— Понимаю, — сказал он. — Дай мне на время свою мантию, мне надо назад к герцогу.
Жильбер кивнул туда, где лежала его одежда.
— Свою ты отдал?..
— Да, — бесстрастно ответил Рауль. — Ему было так холодно!
Он застегнул на плече тяжелую накидку и вышел.
При входе в шатер герцога его встретил Фицосборн.
— Вильгельм уже спрашивал о тебе, но я заподозрил, что ты куда-то отправился, и сказал ему. Слушай, так ты нашел Эдгара?
— Да, он мертв.
— А он уже был мертв, когда ты нашел его? Расскажи!
— Нет, он был ранен, но еще жив.
Фицосборн разволновался.
— Неужели ты не мог доставить его сюда? У нас есть хирурги, они бы сделали все возможное, чтобы спасти ему жизнь.
— Ох, Вильгельм, неужели ты не понимаешь? Он не хотел жить. Кажется, он был очень тяжело ранен, но даже если бы это было не так… нет, друг, как случилось, так случилось. Он немного поговорил со мной, прежде чем наступил конец, сказал, что видел тебя в бою и спросил, жив ли ты. Когда я ответил, он был счастлив, потому что ведь ты тоже был его другом.
Фицосборн смахнул навернувшиеся слезы.
— Хотел бы я тоже увидеть его! Но герцог был занят, я помогал ему, и мне нельзя было его оставить. Бедный Эдгар! Неужели он думал, что я мог позабыть его? Может быть, он считал, что я его не люблю, потому что меня не было с тобой?
— Конечно нет! А сейчас позволь мне пройти к герцогу. Как-нибудь в другой раз я расскажу тебе о его последних минутах, но не сегодня.
— Подожди! — воскликнул сенешаль. — Его надо похоронить с почестями. Не говори мне, что оставил тело на съедение волкам!
— Нет, я поручил его заботам монаха, который пообещал доставить его в Марвелл.
Фицосборн был разочарован.
— Надо было бы перенести его сюда. Герцог бы устроил ему похороны с подобающими почестями, а мы бы следовали за гробом…
— Но он не был нормандцем, — возразил Рауль. — Неужели ты считаешь, что он бы предпочел такое погребение? Я сделал так, как, мне казалось, он сам бы хотел.
Шевалье отстранил сенешаля и вошел в шатер. Герцог посмотрел на него.
— Итак, друг мой? Ты отсутствовал дольше обычного. — Он бросил пронзительный взгляд на шевалье. — Если Эдгар Марвелл мертв, я очень сожалею. Но не думаю, чтобы он смог жить со мной в мире.
— Нет, не смог бы, — подтвердил Рауль. — Я вижу, вы один, ваша милость.
— Наконец-то один, у меня были два монаха из Уолтхема, просили позволения остаться и разыскать тело Гарольда, даже предлагали десять марок золотом, если я разрешу унести его. Я не позволил. — С этими словами он пододвинул Раулю бумаги, лежащие на столе. — Вот первый список убитых, хочешь взглянуть? Всех мы еще не знаем. Погиб и Энженьюф де Лайль.
— Правда? — Рауль быстро просмотрел список.
Вошел лорд Сангели, усталый, хмурый.
— Тело нашли, оно изрублено мечами, что, мне кажется, заслуживает самого сурового наказания.
— Кто это сделал? — настойчиво спросил Вильгельм.
— Точно не знаю, кажется, какие-то два рыцаря Мулена.
— Разыщи их и дай мне знать, им отрубят шпоры за недостойное рыцарей деяние. Неужели они желают, чтобы мое имя стало ненавистно англичанам?
Во время этого разговора Рауль внимательно присматривался к лорду. Он спросил:
— С вами все в порядке, Тессон?
Тот прятал глаза.
— Со мной-то все в порядке, но сына моего убили. У меня, конечно, есть и другие сыновья… — Внезапно он отвернулся, заслышав звук приближающихся шагов, и поднял полог шатра.
Четыре рыцаря внесли наспех сколоченные носилки, на которых лежало тело Гарольда, и осторожно опустили посреди шатра. Герцог встал.
— Уберите покрывало.
Вильгельм Мале снял укрывавшую тело мантию. Мертвец лежал, очень прямой и уже окоченевший, ноги сведены, бесстрашные глаза закрыты, руки скрещены на рукояти меча.
Минуту или две Вильгельм стоял и смотрел на человека, который сражался с ним столь ожесточенно и храбро. Рука его потянулась к застежке, скреплявшей его мантию. Он снял ее и протянул Мале, все еще вглядываясь в лицо эрла.
— Заверните его в мой плащ, — приказал герцог. — Он был клятвопреступником, но великим и отважным воином. — Герцог замолчал и, казалось, некоторое время о чем-то размышлял. — Вильгельм Мале, в твоих жилах течет кровь саксов, потому поручаю это дело тебе. Вы похороните Гарольда у берега, который он так доблестно защищал, отдав ему все рыцарские почести. Если кто-то хочет последовать за его носилками, я разрешаю. Унесите тело.
Рыцари поклонились, но еще не успели поднять носилки, как в шатер вошел еще один человек и встал, дико озираясь вокруг.
Все молчали в удивлении. Вошедший оказался женщиной, высокой и стройной, со скорбным лицом, прекрасным даже в горе. Под капюшоном ее длинного, до пят, плаща длинные золотистые волосы растрепались, но было понятно, что она не из простых. Ее белую шею обвивали драгоценные ожерелья, на руках сверкали браслеты.
Позади нее стояли два монаха, Озгуд Кноппе и Эльфрик Учитель, оба взволнованные. Женщина отвела с лица волосы, обводя взглядом присутствующих. Вид у нее был совершенно безумный, руки все время подергивались, рот приоткрылся.
Когда ее взгляд упал на закутанное в королевский пурпур тело на носилках, она ринулась к нему с криком, полным боли и отчаяния, упав на колени и стянув с лица убитого покрывало.
Невыносимо было смотреть, как несчастная гладит мертвые щеки, невыносимо слышать, как она шепчет что-то на ухо мертвецу, которому никогда не суждено больше услышать обращенных к нему слов. Нормандцы стояли изумленные, первым гнетущую тишину нарушил Вильгельм:
— Скажи, кто ты, женщина? — Голос повелевал ответить.
Услышав вопрос, она подняла голову и посмотрела на герцога. Женщина заговорила по- саксонски.
— Она спрашивает, кто из нас Нормандец, потому что не видит никого, похожего на принца, — перевел Вильгельм Мале.
— Скажи ей, что Нормандец — это я, — ответил герцог, — и спроси, чья она жена или сестра и чего хочет.
Женщина молча выслушала Мале, но когда тот закончил говорить, она поднялась и подошла к Вильгельму. Слова хоть и не были понятны, но произносились страстно.
Вильгельм взглянул на переводчика. Мале, с удивлением выслушав сказанное дамой, объяснил:
