индуистских храмов и входит в ансамбль священных фонтанов. Находясь в последние дни под впечатлением буддийских параллелей Белла и комплекса ступ на атолле Ламу, мы как-то запамятовали, что в древней истории Мальдивов было место и для других верований. Если учесть, что ислам вытеснил буддизм свыше восьмисот лет назад, возраст этой индуистской скульптуры вполне мог превышать тысячу лет. Я держал ее бережно, словно младенца, и не выпускал из рук, пока мы не вернулись на борт 'Золотого луча', где археологи укутали замечательный камень ватой и уложили в ящик в трюме для транспортировки в музей Мале.
Мальдивская команда судна кивками подтвердила нашу догадку, что речь идет о Макаре.
- Да-да,- сказали они,- макара.
Правда, мы тут же выяснили, что ни один из них раньше не видел ничего похожего. Просто на мальдивском языке 'макара' означает 'плохой', 'скверный'. После того как Мухаммед запретил изображать живых существ, для них любая голова, хоть Будды, хоть ангела,- 'макара'.
Островитянин, который первоначально принес каменную голову в селение, охотно проводил нас к тому месту, где нашел ее. Вооружившись электрическими и керосиновыми фонарями, мы протиснулись сквозь строй оплетенных лианами стволов и недалеко от плантаций вышли на недавно расчищенный от подлеска участок. Толстый слой черной земли был основательно изрыт. Я подобрал красивую маленькую каменную миску, по-видимому служившую для курения ладана или жертвоприношений. Кругом были разбросаны обломки тесаного известняка и твердой штукатурки с параллельными отпечатками тростниковых стен или крыш. Все крупные блоки кто-то выкопал и унес, вероятно для строительства домов.
Если и был здесь рукотворный холм, то от него ничего не осталось. Приходилось только гадать, что тут натворили грабители. Наш проводник клялся, что ничего не ведает о недавно принятом законе, охраняющем домусульманские руины. Можно было сообщить властям, которые покарали бы его ссылкой на другой остров. Мы предпочли как следует пожурить его и вознаградили за то, что сберег голову Макары.
Восход солнца застал нас в пути. Мы шли на юг, курсом на Ган, не выходя из лагуны и старательно огибая коралловые рифы и песчаные отмели. Вскоре прямо на носу возникли два низких островка, расположенных в южном секторе атолла, один покороче, другой подлиннее: Гаду и Ган. Гаду - весь заставленный домами. Ганн - покрытый тропическим лесом и плантациями.
В бинокли было видно, что весть о нашем приближении явно опередила нас. Множество людей выстроилось на берегу Гана там, где мы намеревались высадиться. Они перебрались через узкий пролив, отделяющий Ган от Гаду, и, когда мы подошли достаточно близко, стали жестами направлять нас к наиболее удобной якорной стоянке. Как раз перед песчаным мысом, где они сгрудились, было защищенное от ветра место с подходящей глубиной. Одетые барашками океанские валы Экваториального прохода рассыпались каскадами, переваливая в лагуну через коралловый риф, протянувшийся под водой между островами.
Как только мы соскочили на берег с нашего плоскодонного катера, от толпы встречающих отделился высокий мужчина и поздоровался с нами за руку. Это был наш старый приятель - 'хозяин' острова Ган. Тезка нашего ученого друга в Мале, Хасан Манику. Мы вернулись в хорошо знакомые места.
Действительно, радио Мале сообщило о намеченном нами повторном посещении Гааф - Гана. Узнав об этом, 'хозяин' принялся за дело. Три дня подряд он привозил с Гаду два десятка человек, которые расчищали тропы и весь участок вокруг большой хавитты.
Изрядно обеспокоенные такой предприимчивостью, мы двинулись в путь, спеша убедиться, что объект наших исследований не пострадал. Узкая тропа была заметно расширена, но в остальном все оставалось настолько знакомым, что мы с Бьёрном готовы были крикнуть 'привет!' большим летучим лисицам, потревоженным нашим появлением.
Бригада 'хозяина' была вооружена секачами, топорами и лопатами, а один из рабочих нес на плече тяжелый железный лом. Мои археологи насупились. Археология - дело тонкое, в поле работают маленькими лопаточками и щетками, а не железными ломами. Я стал было объяснять нашим мальдивским друзьям, что такие мощные орудия не годятся для раскопок, и услышал в ответ, что лом предназначен вовсе не для работы на хавитте, его взяли, чтобы копать персональные уборные для членов бригады.
Вот и поляна с каменным колодцем и с видом на Экваториальный проход. Дальше тропа вновь уходила в глубь острова, и мы почуяли запах горящего дерева. Приближаясь к месту, где в чаще скрывался солнечный храм, услышали потрескивание пламени и увидели струи дыма над лесным пологом. Между деревьями открылся просвет. Несколько рабочих, уйдя вперед, развели костер, чтобы прогнать комаров. Сразу за ними возвышался крутой холм. Пока я обводил его взглядом, убеждаясь, что вроде бы ничего не повреждено, за спиной у меня раздался восхищенный возглас Юхансена:
- Ух ты!
Оба оператора тотчас взялись за дело. Бенгт совал в нос археологам микрофон, записывая их первые впечатления; Оке переводил объектив кинокамеры с взволнованных лиц на макушку рукотворного холма.
На несколько секунд мы с Бьёрном утратили дар речи. Мало того, что наши друзья, сколько мы им ни рассказывали про этот холм, не ожидали увидеть такую громадину, - теперь все и для нас было внове. Прилегающий к восточной стороне холма участок был тщательно расчищен, включая широкую полосу, продолжающуюся вверх по крутому склону до самой макушки. Могучее сооружение!
Видя его размеры, Шёльсволд и Юхансен начали постигать масштабы ожидающей их задачи. Перед ними высилась рукотворная громада, сравнимая с самыми большими королевскими курганами викингов. На профессиональные раскопки здесь требовались годы, а не дни, которыми мы располагали.
- Сейчас нам не нужно углубляться в толщу холма,- пояснил я Арне, прочитав его мысли.- Потом еще вернемся сюда.
- Согласен, но у нас есть время, чтобы уточнить форму фундамента,- с облегчением отозвался наш главный археолог.- Может быть, заодно найдем какую-нибудь органику для датировки по радиокарбону.
- Точно,- бодро подхватил Юхансен.- Что бы мы ни нашли, это будут первые археологические данные по Мальдивам.
Быстро обойдя вокруг холма, мы удостоверились, что бригада 'хозяина' ничего не повредила. Они лишь срубили деревья и убрали прочую растительность. В прошлый раз мы могли только видеть укрытые завесой зелени грани почерневших коралловых блоков. Теперь же склон, по которому мы тогда карабкались, весь открылся нашему взгляду, вплоть до огромного дерева канду, по-прежнему венчавшего вершину древнего сооружения. Тут и там на откосах, в том числе на расчищенной полосе, остались стоять и деревья поменьше, которые было бы трудновато свалить самодельными топорами. Конечно, толстые корни канду вредили рукотворному холму, и мы захватили с собой двуручную пилу, однако великан на вершине был очень уж хорош, и мы сказали, чтобы его не трогали. Все равно больше он уже не вырастет, и пронизавшие гору битого коралла корни уже сделали свое дело. А вообще-то с таким гигантом наверху и сам холм что-то терял в своем величии.
По мере того как рабочие продолжали расчищать прилегающий участок, все отчетливее проступали очертания холма. Даже сами островитяне смотрели на него с явным почтением. Их собственная мечеть на Гаду показалась бы карликом рядом с этим колоссом. Они и не пытались приписать честь его сооружения своим предкам. Тут потрудились редины, древний народ, наделенный в их представлении сверхчеловеческими способностями. Обыкновенным людям, говорили они, вроде тех, что теперь населяют здешние атоллы, хватает забот с добычей пропитания - кокосовых орехов и рыбы. Где уж тут найти время для участия в таком предприятии.
Мы согласились. И первый вывод, сделанный археологами еще до того, как заработали лопаты, гласил, что строители этой хавитты располагали чем-то, чего недоставало нынешнему населению. Они были тесно связаны с внешним миром и опирались на поддержку извне. Откуда бы ни пришли редины, в их экономике были избыточные ресурсы, допускавшие такие излишества, как строительство огромных культовых сооружений. Лишенный облицовки с изящным декором, без храма или шпиля на вершине, все равно рукотворный холм не уступал высотой курганам на могилах самых великих древних королей Европы и габаритами был равен средней по величине майяской пирамиде или зиккурату Месопотамии. А ведь
