будет дуть с востока. Мы сменяли друг друга на верхушке мачты, ибо можно было ожидать, что к вечеру мы достигнем того пункта, к которому направлялись. В этот день море казалось нам более оживленным, чем всегда. Может быть, это происходило только потому, что мы всматривались внимательней обычного.
После полудня мы увидели большую меч-рыбу, которая приближалась к плоту, плывя у самой поверхности. Два остроконечных плавника, торчавших из воды, отстояли друг от друга почти на два метра, а меч казался таким же длинным, как и туловище. Меч-рыба описала кривую рядом с рулевым и исчезла за гребнями волн. Когда мы сидели за обедом, изрядно приправленным соленой водой, шипящая волна подняла к самым нашим лицам большую морскую черепаху со щитом, головой и свисавшими ногами. Когда эта волна уступила место двум другим, черепаха исчезла так же внезапно, как и появилась. И на этот раз мы опять заметили, как, блестя своим зеленовато-белым брюхом, золотые макрели метались в воде под защищенным броней пресмыкающимся. Этот район океана был исключительно богат крошечными летающими рыбами длиной в два-три сантиметра, которые плыли рядом с нами большими стаями и часто попадали на плот. Мы видели также одиноких чаек-поморников, нас постоянно навещали фрегаты, которые летали взад и вперед над плотом, напоминая своим раздвоенным хвостом гигантских ласточек. Появление фрегатов обычно считается признаком близости земли, и оптимистическое настроение на плоту усиливалось.
«Может быть, здесь действительно имеется подводная скала или песчаная отмель», — думали некоторые из нас. А самые большие оптимисты говорили:
— А что, если мы обнаружим островок с зеленой травой? Кто знает, ведь здесь до нас бывало так мало людей. Тогда мы открыли бы новую землю — остров Кон-Тики!
Начиная с полудня, Эрик все чаще и чаще влезал на кухонный ящик и, прищурившись, смотрел в секстант. В 6 часов 20 минут пополудни он сообщил наше положение: 6°42? южной широты и 99°42? западной долготы. Мы находились на расстоянии одной мили к востоку от указанной на карте скалы. Мы опустили бамбуковую рею и скатали на палубе парус. Ветер дул с востока и должен был медленно донести нас до места. Когда солнце быстро опустилось в океан, на смену ему во всем своем великолепии появилась полная луна и осветила поверхность океана, который от горизонта до горизонта переливался чернью и серебром. Видимость с верхушки мачты была хорошая. Повсюду шли длинные валы сталкивавшихся между собой волн, но постоянных бурунов, которые указывали бы на подводную скалу или отмель, не было. Никто из нас не заходил в каюту; все стояли на палубе, пристально всматриваясь, а два-три человека наблюдали с мачты. Когда мы медленно плыли в центре отмеченного на карте района, мы все время делали промеры. К концу шелкового шнура длиной свыше 800 метров, сплетенного из 54 нитей, мы привязали все свинцовые грузила, какие только имелись у нас; если учесть даже, что из-за дрейфа плота шнур опускался не совсем отвесно, все же груз висел на глубине по меньшей мере 600 метров. А дна не было ни к востоку от указанного места, ни в центре, ни к западу от него. Окинув последним взглядом поверхность океана и окончательно убедившись, что имеем полное право считать этот район обследованным и что здесь нет никаких отмелей, мы поставили парус и повернули руль в нормальное положение, так, что ветер и волны снова оказались сзади кормы слева. И наш плот снова двинулся вперед обычным спокойным ходом. Как и прежде, волны накатывались на корму и уходили в промежутки между бревнами. Теперь мы могли спать и есть, не принимая душей, хотя океан вокруг нас разыгрался всерьез и бесновался несколько дней, а пассат дул то с востока, то с юго-востока.
Во время этого маленького путешествия к несуществующему рифу мы начали понимать, какую роль играют выдвижные кили; а когда впоследствии Герман и Кнут, нырнув вдвоем под плот, освободили пятый киль, мы узнали об этих забавных досках еще больше — узнали то, чего никто не понимал с тех пор, как сами индейцы перестали заниматься этим забытым спортом. То, что доска выполняла роль киля и давала плоту возможность двигаться под углом к ветру, было нам понятно. Но когда мы читали у древних испанских историков, что индейцы в какой-то мере «управляют» своими бальсовыми плотами в океане с помощью «своего рода выдвижных килей, которые они просовывают в щели между бревнами», это казалось совершенно непостижимым и нам и всем остальным, кто занимался этим вопросом. Ведь выдвижной киль просто вгонялся в узкую щель и был неподвижен; он не мог поворачиваться в сторону и служить рулем.
Тайна была раскрыта при следующих обстоятельствах. Дул ровный ветер, и океан снова успокоился, так что в течение нескольких дней нам не приходилось прикасаться к привязанному рулевому веслу, для того чтобы удерживать «Кон-Тики» в нужном направлении. Мы засунули выловленный киль в щель на корме, и в то же мгновение «Кон-Тики» изменил курс на несколько градусов с запада к северо-западу, а затем продолжал спокойно и ровно двигаться по новому курсу. Когда мы снова вытащили киль, плот повернул на прежний курс. Но если мы вытаскивали доску только наполовину, то и плот поворачивал на старый курс только наполовину. Простым подыманием и опусканием киля мы могли вызывать изменение курса и держаться его, не притрагиваясь к рулевому веслу. В этом и заключалась остроумная идея инков. Они разработали простую систему рычагов, в которой вследствие давления ветра на парус мачта являлась неподвижной точкой. Плечами рычага были части плота спереди от мачты и сзади от нее. Если общая поверхность килей спереди была больше, нос плота легко поворачивался к ветру, но если поверхность килей сзади была больше, корма поворачивалась к ветру. Действие ближайших к мачте килей было наиболее слабым — согласно закону о соотношении между длиной плеча и силой. Когда ветер дул с кормы, выдвижные кили переставали действовать; тогда, для того чтобы плот шел ровно, необходимо было все время работать рулевым веслом. В этом случае плот шел прямо по ветру, к тому же он оказывался немного длиннее, чем это нужно для того, чтобы легко скользить по волнам. А так как дверь каюты и место наших трапез находились с правой стороны, мы всегда стремились к тому, чтобы волны набегали на плот сзади под углом слева.
Конечно, во время дальнейшего пути рулевой мог стоять у киля, подымая и опуская его в щели, вместо того чтобы тянуть то в одну, то в другую сторону веревки рулевого весла; однако мы теперь так привыкли к веслу что предпочитали управлять им, установив с помощью килей лишь общий курс.
Следующая знаменательная веха на нашем пути была такой же невидимой, как и отмель, которая существовала только на карте.
Это произошло на сорок пятый день нашего пребывания в океане; мы прошли от 78° западной долготы до 108° и находились ровно на полпути до ближайших островов впереди. Между нами и Южной Америкой на востоке было свыше 2 тысяч миль, и такое же расстояние отделяло нас от Полинезии на западе. Ближайшей сушей были острова Галапагос к восток-северо-востоку и остров Пасхи к югу, но и до них свыше чем на 500 миль простирался беспредельный океан. Мы не видели и не могли увидеть ни одного корабля, так как по этой части Тихого океана не проходили обычные пароходные пути.
Но на самом деле мы не ощущали этих огромных расстояний; горизонт незаметно двигался вместе с нами, и наш плавучий мир оставался все время неизменным — ограниченный горизонтом круг, вздымавшийся к небесному своду, плот в центре круга и все те же звезды, из ночи в ночь медленно двигавшиеся над нами.
Глава 6
ПО ТИХОМУ ОКЕАНУ. II
Забавное судно. — В резиновой лодке среди океана. — Опасная неосторожность. — Беспредельная синева. — Среди океана в бамбуковой хижине. — На меридиане острова Пасхи. — Тайна острова Пасхи. — Каменные гиганты. — Парики из красного камня. — «Длинноухие». — Тики — связующее звено. — Многозначительные географические названия. — Мы ловим акулу руками. — Попугай. — Позывные L12B. — Плавание по звездам. — Три волны. — Шторм. — Кровавая баня в океане, кровавая баня на
