большим столом красного дерева; председательское место занимал сам начальник отдела внешних связей.
Суровый, широкий в кости офицер со значком
— Готов держать пари, вы получите все, что вам нужно. Это очень напоминает небольшую военную операцию и вносит какое-то разнообразие в нашу ежедневную канцелярскую рутину мирного времени; к тому же это даст возможность как следует, методически испытать снаряжение.
Отдел связей немедленно договорился о встрече с полковником Льюисом из экспериментальной лаборатории главного интендантского управления, и меня с Германом отвезли туда на автомобиле.
Полковник Льюис оказался приветливым великаном с фигурой спортсмена. Он тотчас вызвал к себе сотрудников, руководивших опытами в различных областях. Все они отнеслись к нам очень дружелюбно и немедленно предложили кучу всякого снаряжения, которое было бы желательно подвергнуть тщательному испытанию. Они превзошли все наши самые смелые ожидания, когда начали перечислять почти все, что только могло нам понадобиться, — от полевых рационов до мази от загара и не боящихся сырости спальных мешков. Затем они повели нас осматривать все эти предметы. Мы пробовали особые рационы в прекрасной упаковке; мы видели спички, которые зажигались и после того, как их опускали в воду, новые образцы примусов и бидоны для воды, резиновые мешки, специальную обувь, кухонную утварь и плававшие ножи и множество других вещей, необходимых для экспедиции.
Я взглянул на Германа. У него был вид примерного мальчика, который ходит с богатой тетей по магазину кондитерских изделий. Высокий полковник шел впереди, демонстрируя все эти восхитительные вещи, а когда обход был закончен, сотрудники лаборатории записали, что нам необходимо и сколько. Я думал, что сражение уже выиграно, и мечтал только о том, чтобы поскорее очутиться у себя в гостинице и, приняв горизонтальное положение, спокойно и мирно все обдумать. Тут высокий приветливый полковник неожиданно произнес:
— Ну, теперь надо пойти потолковать с шефом; он должен решить, можем ли мы дать вам все это.
Я почувствовал, что у меня оборвалось сердце. Итак, мы должны опять начать все сначала и снова пустить в ход свое красноречие, а одно небо знает, что за тип этот «шеф».
Оказалось, что шеф был офицер небольшого роста, державшийся чрезвычайно серьезно. Когда мы вошли к нему, он, сидя за письменным столом, окинул нас проницательным взглядом своих голубых глаз. Он предложил нам сесть.
— Ну, что хотят эти господа? — резко спросил он полковника Льюиса, не сводя с меня глаз.
— О, кое-какую мелочь, — поспешно ответил Льюис. Он в общих чертах объяснил суть нашей просьбы, а начальник терпеливо слушал, не шевельнув пальцем.
— А что они могут дать нам взамен? — спросил он, не проявляя никаких признаков удивления.
— Ну, — примирительно сказал Льюис, — мы надеемся, что участники экспедиции, вероятно, смогут дать отзыв о пригодности новых видов продовольствия и некоторых предметов снаряжения в тех тяжелых условиях, в каких они будут ими пользоваться.
Чрезвычайно серьезный офицер за письменным столом с лишенной всякой аффектации медлительностью откинулся в кресле, все еще не спуская с меня взгляда; я почувствовал, что проваливаюсь сквозь глубокое кожаное кресло, когда он холодно сказал:
— Я совершенно не понимаю, как могут они дать нам что-нибудь взамен.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Полковник Льюис поправлял свой воротничок, никто из нас не произнес ни слова.
— Впрочем, — неожиданно снова заговорил начальник, и теперь в уголках его глаз промелькнула легкая усмешка, — смелость и предприимчивость также идут в счет. Полковник Льюис, пусть они получат все!
Чуть не задыхаясь от восторга, я сидел в автомобиле, который вез нас домой в гостиницу, как вдруг на Германа напал припадок судорожного смеха.
— Вам нехорошо? — с беспокойством спросил я.
— Нет, — ответил он, беззастенчиво смеясь, — но я подсчитал, что в продовольственных рационах, которые мы получим, будет шестьсот восемьдесят четыре банки ананасов, а это мое любимое блюдо.
Нужно сделать тысячу дел, и почти все — одновременно, чтобы шесть человек, деревянный плот и его груз своевременно очутились в определенном месте на перуанском побережье. А в нашем распоряжении три месяца и у нас нет лампы Аладдина.
Мы полетели в Нью-Йорк с рекомендательным письмом от отдела связей и встретились с профессором Бэре из Колумбийского университета. Он был председателем Комитета географических исследований военного министерства, и он нажал те кнопки, с помощью которых Герман, наконец, получил все ценные инструменты и аппараты, необходимые для научных измерений.
Затем мы полетели в Вашингтон, чтобы повидать адмирала Гловера из Гидрографического института морского министерства. Добродушный старый морской волк созвал всех своих офицеров и, познакомив их с Германом и мною, указал на висевшую на стене карту Тихого океана:
— Эти молодые люди интересуются нашими новейшими картами. Помогите им!
Колеса завертелись дальше, и английский полковник Ламсден созвал совещание британской военной миссии в Вашингтоне, чтобы обсудить наши дальнейшие задачи и шансы на благоприятный исход предприятия. Мы получили кучу хороших советов и набор английского снаряжения, которое было доставлено на самолете из Англия, чтобы мы испытали его во время путешествия на плоту. Английский военный врач оказался рьяным поборником таинственного «акульего порошка». Нам достаточно будет высыпать в воду несколько щепоток порошка, если акула станет слишком нахальной, и она тотчас же исчезнет.
— Сэр, — вежливо спросил я, — мы можем положиться на этот порошок?
— Ну, — улыбаясь, произнес англичанин, — это именно то, что мы хотим выяснить!
Когда времени в обрез и приходится заменять поезд самолетом, а ноги автомобилем, тогда бумажник быстро становится тонким, как засушенный лист. После того как мы истратили деньги, полученные от продажи моего обратного билета в Норвегию, нам пришлось отправиться к нью-йоркским друзьям- компаньонам, чтобы привести в порядок финансовые дела. Там нас ждало неожиданное разочарование. Финансовый директор лежал в постели с температурой, а двое его товарищей были бессильны, пока он не поправится. Они не отказывались от нашего финансового соглашения, но в данное время они ничем не могли помочь. Они попросили нас на некоторое время отложить все дело — напрасная просьба, так как мы были не в состоянии остановить бесчисленные колесики, которые уже завертелись на полную скорость. Теперь мы могли думать только о том, как бы не свалиться; останавливаться или тормозить было слишком поздно. Наши приятели-компаньоны согласились ликвидировать синдикат, чтобы дать нам возможность действовать быстро и независимо от них.
И вот мы идем по улице, а в карманах у нас по-прежнему пусто.
— Декабрь, январь, февраль, — считал Герман.
— На худой конец, март, — добавил я, — но в марте мы обязательно должны отплыть!
Все представлялось нам неопределенным, но одно было нам ясно. Наше путешествие имело серьезную цель, и мы не желали, чтобы нас ставили на одну доску с акробатами, которые спускаются по Ниагаре в пустых бочках или высиживают 17 дней на верхушке флагштока.
— Только не быть в зависимости от фирм, торгующих жевательной резинкой или кока-кола, — заявил Герман.
В этом вопросе мы были совершенно согласны.
Мы могли раздобыть норвежские кроны, но по эту сторону Атлантического океана они не решали