Генри Ли, не могли пожаловаться на уход, они про— росли и дали плоды. Много лет спустя я пришел в залив Пуамау на собственном экспедиционном судне. С мостика вместе со мной на зажатую горами долину смотрели четыре профессиональных археолога. Мы прибыли сюда с острова Пасхи. Полгода вели там раскопки, углубляясь в грунт, который за много столетий засыпал некоторых пасхальских великанов по самую шею. В земле этого удивительнейшего изо всех тихоокеанских островов были собраны новые драгоценные научные данные. Выявлены чередующиеся слои, отвечающие трем последовательным культурным периодам. Вооруженные свежими, надежными сведениями о возрасте и эволюции пасхальских статуй, мы прибыли на Маркизские острова за сравнительным материалом. Я всматривался в излучину черного пляжа. Не видно ли под пальмами большого коттеджа? И маленькой конурки? Нет. Ни того, ни другого.
Островитяне рассказали, что оба дома смыло наводнением. Вместе со всем инвентарем. Пропали книги Генри Ли, пропала его коллекция старинных идолов и других вещей языческой поры. Старый француз скончался. Генри Ли переселился в соседнюю долину и вел там жизнь отшельника.
Мы разыскали его. Хотя ему было трудно ходить из-за слоновой болезни, он расчистил участок в лесу и разбил новую плантацию, лучше прежней. Алетти
— гордость и радость отца — вырос в отличного молодого человека, собирался занять должность суперкарго на одной из таитянских торговых шхун.
Только красные каменные великаны оставались на тех же местах — неподвижные и неизменные. Правда, они успели снова укрыться за ширмой из деревьев и кофейных кустов. Сколько они простояли вот так? Сколько времени прошло с тех пор, как наделенные Творческим воображением энергичные и искусные мастера выломали из горного склона бесформенные глыбы, протащили их через густые заросли, пренебрегая обилием древесины, и превратили в истуканов по заранее обдуманному плану? Ваятели их обожествляли, враги боялись, миссионеры ненавидели и валили, немногие добравшиеся сюда современные путешественники восхищались ими, а сами они оставались такими же безмолвными, как лесные деревья.
Но через несколько месяцев за них заговорили экспедиционные археологи. Внутри постаментов, на которых стояли изваяния, и под ними был найден древесный уголь. Это позволило датировать культовые платформы радиоуглеродным методом, как перед тем мы датировали три чередующихся культурных слоя острова Пасхи. Выяснилось, что истуканы Хива-Оа были воздвигнуты около 1300 года. В это время ваятели среднего пасхальского периода уже полным ходом устанавливали исполинские статуи, которым предстояло прославить остров. Но наши раскопки показали, что еще до того скульпторы раннего пасхальского периода изготовили множество каменных великанов, похожих, как родные братья, на древнейшие статуи Тиауанако в Южной Америке. И получалось, что на ближайшем к Америке острове истуканов воздвигали задолго до того, как на Маркизах вообще началось ваяние. К тому же обнаруженная в кратерных болотах Пасхи цветочная пыльца позволила установить, что раньше он, как и все остальные острова теплого пояса Тихого океана, был покрыт лесом. Не было недостатка в древесине. Первые поселенцы свели лес, чтобы расчистить место для обширных каменоломен, для посадки американского батата, для больших деревень, состоявших из неполинезийских каменных построек. Словом, первые же раскопки нарисовали картину, обратную той, которую предлагали раньше, подгоняя ее под господствующую догму.
Но об этом, понятно, никто из нас не знал, когда мы с Лив, завершив наш первый визит в Пуамау, оседлали коней и простились с Генри Ли и его семьей. Напоследок мы еще раз проведали веселого француза, а затем двинулись по следам Тераи вверх по извилистой тропе, ведущей в горы.
Мы любовались видом, искали взглядом бескрылую птицу, беседовали — и запутались в тропинках на поросших папоротником буграх. Ошибка обнаружилась, когда тропа свернула вниз в глубокую долину Ханаиапа — ту самую, в которую Тераи направился из Пуамау. Небо заволокли тяжелые тучи, близился вечер, дотемна все равно не отыскать нужную тропу… И мы решили спуститься в последнюю из трех обитаемых долин Хива-Оа, где еще не бывали.
Когда мы начали спуск по серпантину, оставив позади горные плато, нам открылась довольно мрачная картина. Обе известные нам долины были образованы полукруглыми кратерами; здесь же мы увидели обращенное на север, к ревущему океану, глубокое и темное ущелье с нависающими безжизненными кручами.
На дне ущелья, у подножия отвесной стены, нам попалась неприглядная хижина обычного типа: привозные доски, неоткрывающиеся застекленные окна, рифленое железо. Мы постучались в дверь, осторожно заглянули в окно. Пусто. Ни циновок, ни другого инвентаря — очевидно, хижина заброшена.
Несколько дальше стояла еще одна, такая же постройка. И в ней обитали только ящерицы и пауки. Унылое зрелище… Лишь на лесной прогалине у самого берега моря увидели мы людей, Но и тут большинство домов пустовало. Мы рассмотрели целых три церквушки. Куда теперь направиться?
Пока мы размышляли, меня схватил за ногу какой-то оборванный тип. Он пытался мне что-то втолковать, но я плохо разбирал его речь. Темнота не позволяла разглядеть его лицо, однако мне показалось, что он больной и не совсем нормальный.
— Вене, — настаивал островитянин. — Плюй томпер.
На ломаном французском языке он твердил, что надвигается дождь. И предложил нам остановиться в доме протестантского священника.
— Мерси, — ответил я. — Мы будем ночевать на воле.
Островитянин, не выпуская моей ноги, энергично замотал головой и показал на небо. Там сгущались черные тучи, сверху по склонам ущелья сползал туман, Где-то в горах рокотало. Гроза. Довольно редкое для этих островов явление; значит, надо ждать нешуточной бури. Все же мы сдались только после того, как первый электрический разряд наполнил ущелье оглушительными громовыми раскатами и обрушил на нас ливневые каскады. Пришлось искать убежища на веранде священника.
Быстро спустилась ночь. Дождь лил как из ведра, тьму непрерывно рассекали ослепительные молнии, гром перекатывался между склонами, словно между крепостными стенами. Мы прочно застряли на веранде.
Мотаро — так звали приветливого хозяина этого дома — неторопливо рассказывал нам о долине, в которую нас нечаянно занесло. В Ханаиапе осталось всего три десятка жителей, все — полинезийцы. В деревне зверствует туберкулез. Суеверие не позволяет местным жителям предавать земле останки, и покойников кладут под пол хижины. В таких домах, говорил священник, все умирают. Слоновая болезнь и проказа здесь тоже распространены сильнее, чем в других долинах. Из тридцати жителей деревни двое потеряли рассудок.
Мы дремали, снова просыпались и не могли отделаться от ощущения, что нас окружает сплошной кошмар. Сверкали молнии, гремел гром, но мы не уходили с веранды. Сколько бы ни возмущался и ни обижался хозяин, ничто не могло нас заставить укрыться в доме и разделить ложе с другими гостями. Тогда уж лучше выйти под ливень. От кашля, стонов и причитаний, которые доносились через открытую дверь, у нас мурашки бегали по телу.
Среди ночи мы подскочили от зловещего шума. Сначала посыпались камни, потом раздался грохот, и в долину обрушилась часть нависающей скалы. От страшного гула все проснулись и в панике выскочили на веранду; дом дрожал от скатившегося в речку обвала. Постепенно эхо смолкло, но по склону продолжали прыгать большие и малые камни. И непрестанно полыхали молнии. Долго рядом с нами на веранде сидели перепуганные люди; наконец они вернулись в комнату и снова легли. Для жителей Ханаиапы обвал был привычным явлением.
К утру погода наладилась; тяжелые тучи ушли в море, продолжая громыхать и сыпать молниями. Взошедшее солнце осветило свежую влажную брешь на склоне. От самого края пропасти вниз тянулся красноречивый след; в зарослях на дне долины появилась широкая просека, заканчивающаяся грудами камня. Маленькая речушка разлилась и заполнила почти всю долину. Казалось, к заливу медленно катит поток расплавленного шоколада.
Мы не мешкая сели на коней. И с досадой увидели, что у нас появился спутник: впереди по тропе ехал верхом вчерашний дурачок. Он ни за что не хотел пропустить нас вперед. И так как накануне в темноте мы мало что смогли рассмотреть, самозванный провожатый ухитрился завлечь нас совсем на другую тропу.
К тому, же наше внимание поминутно отвлекали окружающие картины. Куда ни погляди — старые каменные стены. Вот огромная глыба, испещренная уже знакомыми нам ямками, рядом — плита с
