дома с колоннами по фасаду и широкой мощеной дорожкой, которая вела к резной деревянной двери. Участок земли, где стоял дом, был обнесен по периметру высокой металлической оградой, по обе стороны которой высились подстриженные в человеческий рост кусты. С улицы внутрь можно было попасть через двойные ворота, одна створка была приоткрыта.
Когда Эйнсли и Загаки подбежали к воротам, там же с визгом тормозов остановились две патрульные машины. С оружием на изготовку из них выскочили четверо полицейских. С противоположных сторон Тайгертэйл авеню к месту приближались еще два автомобиля с включенными проблесковыми маяками.
Эйнсли представился прибывшим и дал краткое описание Дойла.
— Мы предполагаем, что он в доме и именно в эту минуту убивает. Вы пойдете со мной, — сделал он жест в сторону двоих патрульных. — Остальным образовать заградительный кордон на четыре квартала со всех сторон. Никого не впускать и не выпускать, пока не получите моих указаний.
— Смотрите, сержант! — Один из патрульных кивнул в сторону боковой стены дома, вдоль которой крадучись двигалась тень человека. Другой полицейский направил туда луч мощного фонаря, который высветил со спины фигуру крупного мужчины в красной рубашке и коричневых джинсах.
— Это он! — выкрикнул Эйнсли. Сжимая рукоятку пистолета, он шагнул сквозь ворота и побежал наискось через лужайку. Остальные следовали за ним. Дойл тоже бросился бежать.
— Стой, Дойл! — крикнул Эйнсли. — Стой или я тебе мозги из башки вышибу!
Дойл остановился и обернулся.
— Пошел ты… — процедил он сквозь зубы с ухмылкой.
Приблизившись, Эйнсли заметил, что у него обе руки в резиновых перчатках, а в правой — нож.
Продолжая держать Дойла на мушке, Эйнсли приказал:
— Брось нож! Брось немедленно! — Он видел, что Дойл колеблется, и добавил: — Сними перчатки! Брось их рядом с ножом!
Медленно, очень медленно Дойл подчинился. Эйнсли не упускал инициативы:
— Так, а теперь сам падай на брюхо, сволочь, и руки за спину! Быстро!
Под прицелом пистолета Дойл медленно выполнил и эту команду. В ту же секунду к нему подскочил Загаки и нацепил наручники. Наручники еще не успели защелкнуться, когда эту сцену откуда-то сзади на мгновение осветила вспышка.
Инстинктивно Эйнсли резко обернулся и вскинул пистолет, но сразу услышал женский голос:
— Извините, командир, но моя газета мне платит за такую работу.
— Будь ты проклята! — пробормотал Эйнсли, убирая оружие. Он знал, что репортеры подслушивают переговоры полицейских и приезжают на место преступления практически вместе с детективами, но каждый раз эта оперативность бесила его. Он обратился к патрульным полицейским:
— Эй, кто-нибудь… организуйте заграждение метров на пятнадцать вокруг всего дома. И никого не пропускай.
Желтая лента с надписью «ПОЛИЦЕЙСКОЕ ЗАГРАЖДЕНИЕ. ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН», рулон с которой имелся в любой полицейской машине, была быстро растянута от дерева к дереву, от одного фонарного столба к другому, образовав видимость границы между сыщиками и быстро увеличивавшейся толпой зевак и журналистов.
Стоявший на коленях рядом с Дойлом Загаки окликнул Эйнсли:
— Эй, да он весь в крови! Нож и перчатки тоже!
— О, только не это! — простонал Эйнсли, понимая, что случилось самое страшное. Быстро совладав с эмоциями, он отдал распоряжение двоим патрульным: — Разденьте задержанного до нижнего белья. Носки и ботинки тоже снимите. Не кладите одежду на землю и старайтесь не смазать пятен крови. Как можно скорее упакуйте все в пластиковые пакеты, особенно нож и перчатки… Будьте начеку! Он зверски силен и очень опасен.
Нужно было раздеть Дойла, чтобы сохранить кровавые пятна на его рубашке и джинсах в их нынешнем виде. Если анализ на ДНК подтвердит, что это кровь жертв, в суде такую улику невозможно будет оспорить.
— Вы уже были внутри? — спросил лейтенант Ньюболд, подъехавший пару минут назад вместе с Дионом Джакобо.
— Нет, сэр. Я только туда собираюсь.
— Мы пойдем с тобой, хорошо?
— Конечно.
Но сначала Эйнсли подошел к одному из патрульных, который прибыл сюда в числе первых, и сказал:
— Пойдете с нами в дом, будьте начеку.
В сторону Загаки он только бросил зло:
— А вам оставаться на месте. Чтобы ни шагу отсюда!
Предводительствуемая Эйнсли четверка направилась к дому.
Черный ход оказался не заперт. Вероятно, именно этим путем Дойл и выбрался наружу. За дверью находился темный коридор. Эйнсли включил свет, и они пошли дальше, попав из коридора в холл с отделанными деревянными панелями стенами. Здесь перед ними открылась широкая, устланная ковровой дорожкой мраморная лестница с перилами. На нижней ее ступеньке сидел мальчишка, на вид лет двенадцати. Глаза его были уставлены в одну точку, все тело била крупная дрожь.
Эйнсли присел на одно колено рядом с ним, обнял за плечо и как можно мягче спросил:
— Ты Айвен?.. Это он позвонил по 911, — пояснил он остальным.
Мальчик едва заметно кивнул.
— Скажи нам, пожалуйста, где…
Айвен весь сжался, но сумел повернуться всем телом и посмотреть вверх вдоль лестницы. Дрожать он стал после этого заметно сильнее.
— Извините, сержант, но у него шок, — вмешался патрульный полицейский. — Мне знакомы симптомы. Его нужно отправить в больницу.
— Вы не могли бы отнести его на руках?
— Разумеется.
— «Скорую» вызвали, — сказал Эйнсли. — Она должна быть уже здесь. Если они повезут парнишку в больницу «Джексон мемориал», поезжайте с ним и доложите по радио, где будете находиться. Ни при каких обстоятельствах не оставляйте его. Позже мы должны с ним побеседовать. Вам все ясно?
— Так точно, сержант. Пойдем-ка, Айвен. — Полисмен приподнял мальчика и подхватил на руки. По дороге к выходу из дома он приговаривал: — Ничего, ничего… Все будет хорошо, сынок. Ты только держись за меня покрепче.
Эйнсли, Ньюболд и Джакобо поднялись по лестнице на второй этаж. Уже с лестничной площадки они прямо перед собой увидели открытую дверь, а за ней — ярко освещенную комнату. Они замерли на пороге, созерцая представшую их глазам картину.
Дион Джакобо, ветеран, повидавший на своем веку много убийств, издал звук, словно подавился воздухом, закашлялся, а потом смог только вымолвить:
— Боже мой! Господи Всемогущий!
Как и подумал Эйнсли в тот момент, когда увидел окровавленную одежду Дойла, это было точным повторением предыдущих серийных убийств. В этот раз жертвой стала пожилая негритянская супружеская пара. Единственное отличие заключалось в том, что Дойл творил свое жуткое дело в спешке и не так методично, как прежде, поскольку услышал, должно быть, звук полицейских сирен.
Он связал несчастных, заткнул им рты и усадил лицом друг к другу. Оба трупа носили следы жестоких побоев, особенно досталось лицам. У женщины была вывернута и сломана рука; правый глаз мужчины вытек, проколотый чем-то острым. Ножевые раны здесь оказались не столь многочисленными, но более глубокими. По всему чувствовалось, убийца знал, как мало у него времени.
Эйнсли стоял, будто громом пораженный, стараясь подавить рвавшийся наружу звериный вой. Он уже понимал, что, сколько будет жив, никогда не забудет этой ужасающей сцены и сокрушительного чувства собственной вины. Он стоял так, наверное, целую минуту, когда его вернул к реальности голос Ньюболда:
