Отчаянное воззвание на эмалированной пластинке: 'Дети, не допускайте порчи стен, окон, дверей и перил в лестничной клетке!' Скорее, скорее, как лениво тянется лифт на шестой этаж! От звезды к звезде я перемещался в зафоне проворнее. Рыжая дверь с потускневшей латунной планочкой. Моя фамилия! Не снята! Звоню! Переминаюсь от нетерпения! Ох, знакомая походка. 'Кто там?' Отвечаю: 'Свои', Жена открывает, круглолицая, круглоглазая, милая такая! Ахи, охи, вздохи, слезы, упреки: 'Где был, почему не писал, разве можно так?' И тут же волнение: 'В доме шаром покати. Я сейчас в магазин, одна секундочка'. Как будто самое главное на свете: немедленно накормить до отвала.
Это вариант оптимистический, оптимальный. Сладкие мечты!
Есть и другой вариант: грустный.
Те же колонны-лотосы, те же мороженщицы в халатах, чугунная решетка, мамы с колясочками. 'Дети, не допускайте порчи…' Журчит лифт, перевожу дух. Звонок…
За дверью шаги, непривычные, тяжеловесные.
Открывает незнакомец. Пожалуй, он напоминает меня немного. Комплекция, проседь, горбатый нос, покатый. У моей жены стойкий вкус.
– Вам кого? - Называю жену по имени-отчеству.
– Тебя тут спрашивают, Леля.
Круглолицая, круглоглазая. Но ни ахов, ни охов. На лице испуг. Недоумение. И поджатые губы. Овладела собой.
– Зайди, поговорим.
Сажусь как гость у собственного стола. Локоть кладу на плексиглас. Отодвигаю какие-то книги о контрапункте и полифонии. Сроду не разбирался в музыке.
– Поговорим спокойно, - говорит она. - Ты сам виноват. Я не спрашиваю, где ты был и с кем, это меня не касается. Но Он, - кивок на горбоносого, - хороший человек и хорошо относится к мальчику. Костя привык считать его вторым отцом. Незачем вносить сумятицу, склеивать разбитое, заново травмировать ребенка. Лучше тебе не приходить сюда. Останемся друзьями.
– Ты бы к столу пригласила человека, - говорит Он со снисходительным добродушием победителя.
Кирпичиной бы его. Не трахну. Интеллигентное воспитание.
И выхожу, скрипя зубами, на лестничную клетку, где дети не допускают порчи.
Если день в космосе был удачен, побеждает радужный вариант. Если я устал или нездоров, преобладает меланхолический. Но в тот вечер после разговора с Граве я больше думал о расписании экскурсий. Итак: Галаядро, атом, подпространство, надпространство.
А поутру, разлепив глаза, опять увидел Граве.
– Вставай скорей, Человек. С тобой хочет говорить председатель Диспута.
Пока Граве ведет меня по никелированным коридорам, лихорадочно собираю мысли. Такой редкий случай, а вопросник не заготовил. Ладно, положусь на вдохновение.
Перед дверью нацепил анапод. Интервью надо вести на равных, разговор человека с человеком. Не отвлекаться на рассматривание. Уходя, сниму анапод, погляжу, каков есть этот звездный Дятел.
И чуть не брякнул: 'Здравствуйте, Артемий Семенович'!
Очень уж похож был (в анаподе). Как вылитый мой учитель. Видимо, совершенно одинаковые характеры. Потом уж я заметил ванну вместо письменного стола. Водным был тот космический Дятел.
– Как вам понравилось у нас? - спросил он.
Я ответил в том смысле, что мои сложные впечатления не укладываются в схему 'нравится - не правится'.
– Ну и каков итог? Хотели бы вы жить в нашем сообществе? Не вы лично, а ваша планета? - И, склонив голову, посмотрел на меня хитровато сбоку. Я понял, что задан самый главный вопрос.
– Я не уполномочен отвечать за всю планету, - сказал я. - Здесь я как бы корреспондент. Мое дело набрать впечатления и изложить факты земным читателям.
– И когда вы собираетесь отбыть на Землю? Я сказал, что считаю себя студентом-первокурсником. И предложил программу учетверения.
– Едва ли это целесообразно, - сказал Дятел. - В Шаре миллионы жилых планет. Ни четыре человека, ни четыре тысячи не изучат их досконально. К тому же у копий одинаковая эрудиция, неизбежен однобокий подход. Для всестороннего изучения Шара нужны специалисты с разным образованием. Вас, литератора, пригласили для общего впечатления. И по-моему, оно уже сложилось. - Помолчал и добавил жестко: - Назначайте дату отбытия.
– Как, уже?
– Ему вовсе не хочется домой, - опять вылез Гилик. - Он предпочитает тосковать на дистанции.
Я оторопел. Очень уж неожиданно получилось. Составлял экскурсионную программу, настраивался на долгие годы странствий… А впрочем, домой так домой. Пусть станут явью бумажные газеты, мороженщицы в ватниках и троллейбусы, не умеющие перепрыгивать. Пусть зазвенит восторженный вопль сына:
– Папа, а что ты мне привез такого?
Мне уже не терпится. Я даже рвусь домой. Настраиваюсь на сборы. Что бы захватить, чего не забыть?
– Я готов хоть сейчас. Прошу приготовить мне 'Свод знаний'.
Я давно присмотрел этот 'Свод' - нечто среднее между энциклопедией и комплектом вузовских учебников, - портативные микрокнижечки, сто один том убористым шрифтом. Все там систематизировано: основные знания звездожителей, открытия, факты, схемы машин. Так у меня и было задумано: после первых восторгов встречи сяду я за стол, тот самый с плексигласом, водружу машинку орудие производства и, заправив первую страничку, начну переводить строка за строкой.
Впрочем, первые строчки я знаю наизусть: 'Том посвящен общему обзору мира. Сначала перечисляется все существующее. Факты. Факты добыты чувствами, а также чувствительными приборами. Оценены разумом, а также вычислительными машинами.
Выводы разума излагаются словами, а также графиками, формулами и другими системами знаков.
Следует учитывать возможные ошибки чувств, разума и слова…'
И сразу напрашивается (я бы статью написал об этом) сравнение с Библией. Там 'В начале было слово', здесь слово на четвертом месте. Закономерное различие между религией и звездным материализмом.
Впрочем, возможно, практичнее начать со второго тома. Он называется 'Бескачественные количества', проще сказать 'Математика'. Пожалуй, есть даже смысл пропустить первые разделы, излагающие арифметику, среднюю и высшую математику, науки, известные на Земле. Приступлю сразу к разделу второму. Там уже каждая формула будет откровением. С утра переведу абзац, и сразу в Академию наук, в Институт математики. Там соберутся знатоки, прочтут вслух, начнут толковать, кто как понимает…
Блаженная перспектива!
Дятел переложил голову с правого плеча на левое, поглядел на меня правым глазом.
– Вы считаете это целесообразным? - спросил он. - Хотите давать решебник вместо учебника? У вас это практикуется в школах?
И Граве предал меня тут же:
– Вспомни, Человек, как ты сдавал астродипломатию. Ты же сам говорил: 'Я ошибся, дал им слишком много хлеба, отучил доставать и догадываться, думать отучил'. В 'Своде знаний' решения всех земных задач на тысячу лет вперед.
– Нет, мы не дадим вам 'Свода знаний', - резюмировал Дятел.
Сговорились они, что ли? Может, и сговорились.
– Тогда дайте хотя бы… (Что бы попросить существенного?) Дайте мне с собой УММПП, 'Если-машину', как ее называли на курсах. Мы на Земле будем рассуждать самостоятельно, а выводы проверять на 'Если- машине', как студенты-астродипломаты.
Вот это я правильно придумал. 'Если-машина' - вещь полезная, может быть, самая полезная из всех, что я видел на Шаре. Великолепный способ наглядного предостережения в делах вселенских и домашних. Скажем, сидим мы за ужином в доме, сын нудит, как обычно: 'Папа, почему у нас нет 'Волги', папа, запишись на 'Волгу'. А я включаю УММПП, надеваю ему зажимы на лоб: 'Что ты видишь, Костя?'
– Я вижу, папа, ты весь забинтованный, лежишь в больнице. Доктор говорит, что у тебя замедленная реакция. Чти такое замедленная реакция, папа?
