— Нет, серьезно. Я хочу знать.
— Ну, неожиданно нашей самой тревожной проблемой стала нефть, — сказал он. — Ты слышала, что сегодня провалились последние переговоры между ОПЕК и Соединенными Штатами?
— Это передавали по радио перед тем, как ты пришел. Страны — экспортеры нефти говорят, что не будут больше принимать бумажные деньги. Только золото.
— Они уже несколько раз грозились это сделать. — Ним вспомнил свой разговор с Эриком Хэмфри и судьей Йелом накануне Рождества. Тогда ситуация с нефтью была беспокойная. Теперь же, в марте, она стала просто критической.
Он добавил:
— На этот раз все похоже на правду.
— Насколько плохо все будет, если импортируемая нефть перестанет поступать?
— Намного хуже, чем можно представить себе. Больше половины нефти, которую использует Америка, импортируется. И восемьдесят пять процентов поступает из стран ОПЕК.
Вздохнув, он продолжил:
— Тем не менее даже сейчас нехватка нефти обсуждается главным образом применительно к машинам и бензину, а не к электричеству.
Ним снова задумался. Самая драматическая за все время конфронтация с нефтяными государствами ОПЕК, имеющая потенциал более разрушительный, чем арабское эмбарго 1973—1974 годов, произошла внезапно в последние сорок восемь часов. Все знали о такой возможности, но сравнительно мало кто воспринимал ее серьезно. Вечные оптимисты, включая и кое-кого из занимающих высокие посты, все еще надеялись, что удастся избежать окончательного “открытия всех карт”, что “так или иначе” сохранится “Ниагара” импортной нефти. Ним не разделял веры в это.
Ему пришла в голову мысль, касающаяся Карен. Прежде чем он смог ее выразить, они подошли к лифту, и двери открылись.
В лифте были только мальчик и девочка лет девяти-десяти с веселыми свежими лицами.
— Привет, Карен! — сказали они оба, когда кресло, а следом Ним оказались в лифте.
— Филипп, Уэнди, здравствуйте, — ответила Карен. — Идете куда-то?
Мальчик отрицательно покачал головой:
— Нет. Только вниз поиграть. — Он посмотрел на Нима. — Кто он?
— Мой приятель мистер Голдман. — Она повернула лицо к Ниму. — Это дети моих соседей и друзей.
Они поздоровались. Лифт в это время уже спустился.
— Карен, — спросил мальчик, — можно я возьму вас за руку?
— Конечно.
Он держал ее руку, нежно перебирая пальцами, затем спросил:
— Вы чувствуете?
— Да, Филипп, — сказала она ему. — У тебя ласковые руки. Казалось, ему это было интересно и приятно.
— Карен, вы хотите поменять местами ноги? — не желая, чтобы ее обошли, спросила девочка.
— Ну.., хорошо бы.
Аккуратно, вероятно, зная, как это надо делать, девочка подняла правую ногу Карен и положила ее на левую.
— Спасибо, Уэнди.
На нижнем этаже дети попрощались и убежали.
— Это было прекрасно, — сказал Ним.
— Я знаю, — Карен тепло улыбнулась. — Дети такие естественные. Они не боятся, не смущаются, как взрослые.
Когда я только переехала сюда, дети в доме задавали мне вопросы вроде: “Что с вами случилось?” или “Почему вы не можете ходить?”, а когда это слышали их родители, они говорили им: “Ш-ш!” Потребовалось время, но мне удалось дать им понять, что я не имею ничего против вопросов, наоборот, рада им. Но все равно еще есть взрослые, которые всегда чувствуют себя неуютно. При виде меня они смотрят в другую сторону.
На улице ждала Джози с фургоном, светло-зеленым “фордом”. Широко отодвигающаяся боковая дверь была уже открыта. Карен направила свое кресло к ней.
— Посмотри-ка, что сделал мистер Паулсен, чтобы я могла подняться в машину, — сказала она Ниму.
Тем временем Джози спустила из фургона два стальных желоба и прикрепила их к основанию дверного проема. Теперь между фургоном и землей был двойной трап, ширина которого совпадала с расстоянием между колесами кресла Карен.
Джози отступила внутрь фургона и подала крюк на стальном тросе. Трос был прикреплен к электрической лебедке. Она поднесла крюк к креслу, зацепила его за стальное кольцо, затем вернулась к лебедке, дотронулась до выключателя.
— Ну вот! — облегченно вздохнула Карен. Кресло мягко втягивалось по трапу. Уже внутри Джози повернула кресло, колеса точно скользнули в углубления на полу, где их удерживали зажимы.
Джози усмехнулась:
— Вы поедете впереди, мистер Голдман. Рядом с шофером.
Когда они выехали на улицу. Ним повернулся на своем переднем сиденье, чтобы разговаривать с Карен. Он вернулся к тому, о чем собирался сказать, когда они подошли к лифту.
— Если нам действительно будет всерьез не хватать нефти, почти наверняка начнутся периодические отключения электроэнергии. Ты знаешь, что это значит?
Карен кивнула:
— Думаю, да. Это означает, что в течение нескольких часов не будет электричества.
— Да, для начала скорее всего три часа в день, затем более долгие периоды времени, если положение будет ухудшаться. Однако если это случится, я уверен, тебя заранее предупредят. Но тебе придется отправиться в госпиталь, имеющий собственный генератор.
— В “Редвуд-Гроув”, — сказала Карен. — Это где мы были с Джози в ту ночь, когда “Друзья свободы” взорвали подстанции и у нас пропало электричество.
— Завтра, — пообещал ей Ним, — я выясню, насколько хорош их генератор в “Редвуд-Гроув”. Иногда эти резервные генераторы ни черта не стоят, потому что их не обслуживают должным образом. Когда в Нью-Йорке надолго отключалось электричество, некоторые из них даже не включились.
— Я не собираюсь беспокоиться, — сказала Карен, — пока ты заботишься обо мне, Нимрод.
Джози была внимательным водителем, и Ним расслабился во время поездки во Дворец искусств, где выступал городской симфонический оркестр. У главного входа, Когда Джози выгружала кресло Карен, пришла помощь в лице служителя в форме, который быстро проводил Карен и Нима через боковую дверь к лифту, доставившему их в верхний ярус. Там у них был первый ряд в ложе с двигающейся плоскостью, что освобождало путь для Карен. Было очевидно, что Дворец искусств приспособлен к посещению людьми на колясках.
Когда они устроились, Карен сказала, посмотрев вокруг:
— Здесь так заботливы, Нимрод. Как тебе удалось это?
— Старая добрая “ГСП энд Л” имеет некоторое влияние. Места в ложе и служителя для Карен по просьбе Нима устроила Тереза Ван Бэрен. Когда он предложил заплатить, Тесе сказала ему:
— Забудь об этом! У нас еще остались некоторые привилегии. Пользуйся, пока они есть.
Ним протянул Карен программку, но она покачала головой:
— Мне нравится слушать, но я всегда думаю, что музыкальная критика и эти программки написаны людьми, старающимися доказать, какие они умные.
Он усмехнулся:
— Согласен.
Когда огни погасли и дирижер под аплодисменты поднялся на возвышение, Карен мягко спросила:
— Нимрод, все изменилось между нами, не так ли?
