Ним, и я надеюсь, у тебя осталось немного сил.
Они обнаружили, что осталось.
Ним должен был улететь на Западный берег, снова самолетом “Юнайтед”, ближе к вечеру. Фестон отвез его в аэропорт, Урсула и Дафна поехали с ними, и Дафна взяла Кейта. Во время поездки разговор был дружеский и спокойный, словно ночью ничего не случилось. У машины Ним поцеловал обеих сестер на прощание. Женщины остались, а Фесто пошел провожать Нима в здание аэровокзала.
Они остановились возле контрольно-пропускного пункта, чтобы пожать друг другу руки. Ним сказал:
— Все было прекрасно, Фее. Рад, что побывал здесь.
— Я тоже. Удачи тебе завтра и на других заседаниях.
— Спасибо. Она нам всем нужна. Все еще сжимая руку Нима, Фее, казалось, не решался заговорить. Наконец он сказал:
— Если тебя что-то удивило, мне хотелось бы сказать тебе, что есть вещи, которые человек делает потому, что вынужден так поступить, и потому, что это самое лучшее решение. И еще — есть приятели, и есть настоящие друзья. Ты один из моих друзей, Ним. Ты всегда будешь мне дорог, так что давай не терять друг друга.
Когда Ним двинулся к трапу самолета, он почувствовал, что у него на глазах выступили слезы.
Через несколько минут, когда он уже удобно расположился в кресле пассажира первого класса, стюардесса по-дружески спросила:
— Сэр, что будете пить после взлета?
— Шампанское, — объявил он, улыбаясь. Ничто другое, решил он, не подходит к так удачно проведенным выходным.
Глава 12
Молодой председательствующий член комиссии слегка ударил своим молотком.
— Прежде чем начать опрос свидетеля, следует, я думаю, похвалить его поведение два дня назад, когда благодаря его быстрым действиям и мужеству была спасена жизнь служащего предприятия в другом штате.
В комнате, где слушалось дело, раздались отдельные аплодисменты.
Ним произнес с некоторым удивлением:
— Спасибо, сэр.
До сегодняшнего утра он предполагал, что репортаж о трагедии на конвейерной ленте появится только в денверской газете. Поэтому он был удивлен, обнаружив, что стал героем газетного материала телеграфного агентства Ассошиэйтед Пресс, помещенного в сегодняшней “Кроникл Уэст”.
Сообщение было неудачным, так как привлекло внимание к его посещению угольной электростанции, и Ниму было интересно, какую пользу оппозиция могла извлечь из этой информации.
Как и в предыдущие дни, когда слушалось дело, обшитый дубовыми панелями судебный зал был заполнен членами комиссии, юрисконсультами различных сторон, ожидающими своей очереди свидетелями, заинтересованными группами, газетными репортерами, а также приличным количеством зрителей, состоящих в основном из сторонников оппозиции. Все тот же председательствующий член комиссии сидел сбоку от пожилого судьи.
Среди присутствующих в комнате, где слушалось дело, Ним узнал Лауру Бо Кармайкл и Родерика Притчетта, представляющих клуб “Секвойя”, Дейви Бердсона, чья громоздкая фигура была облачена, как всегда, в потертые джинсы и рубашку с открытым воротом, и Нэнси Молино, нарядную и надменную.
Ним уже поклялся говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Сейчас юрисконсульт компании дородный О'Брайен затребует его свидетельские показания.
— Мистер Голдман, — начал О'Брайен, как и было отрепетировано, — пожалуйста, опишите обстоятельства, которые заставили вас поверить, что предложение, представленное сейчас на рассмотрение комиссии, является необходимым и соответствует интересам общества.
Ним уселся поудобнее в свидетельском кресле, зная, что его пребывание здесь будет долгим и трудным.
— Исследования “Голден стейт пауэр энд лайт”, — начал он, — дополненные правительственными агентствами, установили, что рост в Калифорнии как населения, так и промышленности к середине следующего десятилетия превысит средний показатель по стране. На особенностях я остановлюсь чуть позже. Параллельно с этим ростом будет увеличиваться потребность в электроэнергии, намного превышающая сегодняшние производительные мощности. Учитывать эту потребность означает…
Ним старался говорить доходчиво, чтобы удержать интерес слушающих. Все факты и мнения, которые он здесь представит, были кратко изложены, написаны и подшиты к делу, находившемуся в руках комиссии уже не одну неделю, но устное свидетельское показание считалось очень важным. Вряд ли можно было надеяться, что кто-нибудь когда-нибудь прочитает гору бумаг, которая ежедневно увеличивалась в размерах.
О'Брайен произносил условленные фразы с убежденностью актера многоактной пьесы.
— Что касается влияния окружающей среды, не объясните ли вы…
— Не остановитесь ли вы на особенностях подачи угля, которая…
— Вы заявляли ранее, что будет предел в разрушении флоры и фауны, мистер Голдман. Я думаю, комиссии понравится гарантия того, что…
— Пожалуйста, подробнее о…
— Не скажете ли вы, что…
— Теперь давайте рассмотрим…
Вот уже семь часов за последние полтора дня Ним находится в свидетельском кресле в центре внимания зала. Он уже понимал, что защищал интересы “ГСП энд Л” твердо и убедительно. Но по-настоящему суровое испытание — перекрестный допрос — было еще впереди. В полдень на второй день слушаний Оскар О'Брайен повернулся к членам комиссии:
— Благодарю вас, господин председатель. Опрос свидетеля закончен.
Председатель кивнул:
— Я думаю, мистер Голдман заслужил перерыв и остальные также обрадуются возможности отдохнуть. Он ударил молотком.
— Слушание дела откладывается до десяти утра завтрашнего дня.
На следующий день перекрестный допрос с самого начала двинулся медленно и легко, подобно машине, катящейся на малой скорости по ровной дороге. Юрисконсульт комиссии, педантичный юрист средних лет по имени Холиоак, задавал вопросы первым.
— Мистер Голдман, комиссия нуждается в пояснениях по целому ряду пунктов.
Манеру опроса Холиоака нельзя было назвать ни дружелюбной, ни враждебной. Ним отвечал в той же манере. Холиоак задавал вопросы в течение часа. Родерик Притчетт, секретарь-управляющий клуба “Секвойя”, был следующим, и допрос пошел быстрее. Притчетт, худощавый, несколько жеманный человек, был одет в темный, строгого покроя костюм-тройку. В его седых волосах со стальным отливом был сделан тщательный пробор, он провел рукой по волосам, чтобы удостовериться, что пробор не нарушен.
Когда Притчетт поднялся и подошел к свидетельскому месту, его глаза засверкали за очками без оправы. Прямо перед допросом он совещался с Лаурой Бо Кармайкл, сидящей позади него за одним из трех свидетельских столов.
— Мистер Голдман, — начал Притчетт, — у меня здесь есть фотография. — Он подошел к столу адвокатов и взял глянцевитый снимок восемь на десять. — Мне бы хотелось, чтобы вы внимательно посмотрели на нее и сказали, знакома ли она вам.
Ним взял фотографию. Пока он изучал ее, служащий клуба “Секвойя” раздал дополнительные копии специальному уполномоченному комиссии, административному судье, юрисконсультам, включая Оскара О'Брайена и Дейви Бердсона, и прессе. Несколько копий попали и зрителям, которые начали передавать их друг другу.
Ним был озадачен. Большая часть фотографии была черной, но было там и определенное сходство…
Секретарь-управляющий улыбнулся:
— Пожалуйста, подумайте, мистер Голдман. Ним покачал головой.
