же принадлежал солидный по размерам и богатству дом сразу за Маркгемптоном, где находилась прекрасная коллекция музыкальных инструментов и орган. Петигрю с женой бывал у него в гостях и пришел к выводу, что Вентри — всего лишь посредственный исполнитель, хотя и восторженный поклонник органа и страстный любитель Генделя. Он был уверен, что, предоставленный себе, Эванс не выбрал бы Вентри в качестве солиста для одного из своих концертов. Миссис Бассет также не потерпела бы его в числе членов комитета. В противоположность Диксону, у него в родословной не струилось ни струйки голубой крови, и он был решительно не того типа, которому она симпатизировала. Но как казначей общества Петигрю прекрасно знал, что ни Эванс, ни миссис Бассет не были независимыми. Последние несколько лет балансовые счета общества ежегодно показывали дефицит.
И каждый раз разрыв между доходом и расходами восполнялся дотациями порой весьма значительными — от некоего типа. Миссис Бассет неизменно упоминала о нем как об «анонимном благотворителе». (Многие простаки даже в составе комитета полагали, что щедрый незнакомец — сама миссис Бассет, и она не пыталась раскрыть им правду.) Ныне анонимный благотворитель решил выйти вперед и потребовать вознаграждения. Вот так просто все и было.
Остальные члены комитета, несколько растерянные, приняли предложение Клейтона Эванса открыть первый концерт пьесой, выбранной Вентри, и с программой на этом закончили. Краем глаза Петигрю перехватил нечто вроде подмигивания от Диксона, когда тот писал протокол заседания. Затем Эванс пустился в обсуждение строго технических сторон исполнения, в вопросы обеспечения оркестровых партий, и внимание почетного казначея отвлеклось. Оно было вновь привлечено к происходящему из-за возникшего чувства похолодания взаимоотношений на территории отдельно взятого кабинета. Словом, подул бриз в связи с вечной проблемой духовых инструментов в оркестре. Петигрю, чье знание оркестровой музыки было весьма ограниченным, представлял, хотя и смутно, что в задних рядах оркестрантов стоит множество неприметных людей, знай себе дующих в изогнутые под самыми немыслимыми углами блестящие медью трубы, и с удивлением убедился, что для данной группы оркестра чрезвычайно трудно подыскать исполнителей.
— Как обычно, мы жалко выглядим в отношении духовых, — заметил Эванс. Феллоуз достаточно приличный флейтист, но кроме него, у нас нет никого, кто смог бы исполнять на любом из инструментов первую партию. А гобоя у нас и вовсе нет. Это крайне досадно, поскольку невероятно затрудняет репетиции. Диксон, вам, как обычно, придется заняться поисками профессионалов. Сейчас посмотрим… Значит, нам нужно будет два гобоя, один кларнет…
Вентри и миссис Роберте заговорили одновременно. Причем Вентри сумел-таки опередить даму.
— Молодой Кларксон неплохо играет на кларнете, — заявил органист. Последнее время он много работал.
— Я знаю, — ответил Эванс. — Я не возражаю против него. Он вполне прилично может исполнить партию второго кларнета.
— В этом сезоне, — настаивал Вентри, — молодому Кларксону очень хотелось бы быть первым кларнетом. Он просил меня особо упомянуть об этом.
— Для этого он недостаточно хорош.
— Молодой Кларксон сказал, что, если ему не дадут играть первую партию, он вообще выступать не будет.
— И прекрасно, — сдержанно произнес дирижер. — Значит, достаньте нам двоих кларнетистов, хорошо, Диксон?
По его тону было ясно, что это был пункт, за пределами которого даже анонимный пожертвователь не может позволить себе играть на терпимости дирижера, и Вентри, покраснев от досады, умолк. Но вопрос оставался открытым. Свое слово еще не сказала миссис Роберте.
— О, мистер Эванс, — задыхаясь, заговорила она, — если вопрос упирается в кларнет, у меня как раз есть нужный человек.
Петигрю решительно нравилась миссис Роберте, милая доброжелательная женщина с растрепанными седыми волосами и вечно озабоченным лицом, которое означало искреннюю озабоченность чьими-то проблемами. Она была замужем за уверенным в себе и удачливым бизнесменом, ведущим аукционистом Маркгемптона. Ей было несправедливо предназначено судьбой стать матерью целого выводка уверенных в себе и удачливых детей, в результате чего свой высокоразвитый инстинкт помощи слабым ей приходилось удовлетворять на стороне, вне семьи. Достаточно было хромой собаке попытаться пролезть через лаз в заборе на глазах миссис Роберте, как она тут же бросалась твердо и бережно перетаскивать ее на другую сторону. Она прославилась этой своей чертой, и по желвакам на скулах Эванса было ясно, что перспектива иметь в своей группе духовых хромую собаку уже не кажется ему лучше предложения Вентри.
— В самом деле, миссис Роберте, — предпринял он попытку переубедить даму, — а вы не думаете, что будет лучше, если мы, как обычно, отдадим партию кларнета в руки профессионала?
Миссис Роберте мгновенно приобрела решительный вид, чуждый ей совершенно, за исключением случаев, когда затрагивались чужие интересы.
— Он и есть профессионал, — парировала она. — В этом все и дело. Во всяком случае, был им. Это один поляк.
Последовала пауза, во время которой члены комитета переваривали информацию. Затем Эванс, который, подобно Петигрю, питал слабость к миссис Роберте, добродушно попросил:
— Может, вы расскажете о нем, миссис Роберте? Прежде всего, как его зовут?
— Тадуош или Тадауш… О боже! Никак не могу запомнить, не говоря уж о том, чтобы произнести. Я где-то записала…
Она порылась в сумочке, извлекла обрывок бумаги и передала Эвансу. На нем заглавными буквами было начертано: «Тадеуш Збарторовски».
— Н-да, — уклончиво произнес Эванс, — вижу, что он поляк.
— Это человек, заслуживающий самого глубокого уважения, — заверила миссис Роберте. — Он сказал, что не может вернуться в Польшу, опасаясь резни, — если он вернется, я хочу сказать. Мне очень хотелось бы помочь ему, и я пообещала…
— Понятно. Но почему вы думаете, что он умеет играть на кларнете?
— Но он действительно кларнетист! Сейчас он играет в оркестре «Сильвер свинг данс» — конечно, только по вечерам. Я думаю, когда он не играет, он работает на черном рынке, — это так грустно, не правда ли? Но он с большим удовольствием играл бы в настоящем оркестре, я знаю.
— Думаю, едва ли… — начал Клейтон Эванс.
— Перед войной он играл в Варшавской опере, — будто вспомнив, добавила миссис Роберте.
— О! Это совершенно другое дело. Если ваш друг действительно таков, как вы говорите, думаю, мы сможем что-нибудь для него сделать. — Эванс взглянул на свои часы. — Уже довольно поздно, а нам еще нужно обсудить программы для трех остальных концертов сезона. Диксон, кажется, вы что-то знаете о Польше. Не возьмете ли на себя труд навестить этого человека, и, если он действительно такой квалифицированный музыкант, как утверждает миссис Роберте, действуйте по своему усмотрению и, если нужно, наймите его.
— Я запросто с ним разберусь, — мрачновато сказал Диксон. — Недаром я прожил в Варшаве целых пять лет.
— Ну а теперь что касается второго концерта, — продолжал Эванс. — Я предлагаю…
На этом пункте повестки дня почетный казначей Маркширского музыкального общества погрузился в объятия Морфея.
Глава 2
УХОДЯТ ПО ОТДЕЛЬНОСТИ
Для миссис Бассет самый волнующий момент вечера наступил, когда члены комитета удалились. Следуя привычке, превратившейся в негласное соглашение, Эванс задержался на несколько минут поболтать, благопристойно потягивая бренди с содовой, приготовленный ее собственными
