хочется мне вернуться в Англию.
«
Однажды в конце августа ко мне пришел Руперт. Он был ужасно взволнован.
– Король поднял свой штандарт в Ноттингеме. Я должен ехать и сражаться рядом с государем. Это война!
Итак, началось. Я знала, что когда-нибудь это случится, но тем не менее новость потрясла меня. Я должна была вернуться. Больше я не могла оставаться вдали от мужа. И я начала собираться в путь.
Прощание с Мэри было печальным. Бедная девочка горько плакала.
– Но ты же понимаешь, моя дорогая, – увещевала я ее, – что я должна вернуться к твоему отцу. Я оставляю тебя в твоей новой семье, среди милых и добрых людей, и надеюсь, что вы с принцем уже нежно любите друг друга. Когда все наши горести и беды уйдут в прошлое, вы с мужем навестите нас в Лондоне, да и мы сможем приехать к вам. И я еще буду наслаждаться прогулками по замечательным дворцовым паркам и садам Гааги. Здешние узорчатые стены, статуи и фонтаны просто изумительны, а прекрасный тронный зал почти так же великолепен, как у нас в Вестминстере. Ты скоро снова будешь с нами, дорогое мое дитя, так что не волнуйся. Молись за нас. Твой отец – самый лучший человек на свете, и нам даровано огромное счастье принадлежать к его семье. Никогда не забывай об этом!
Бедная девочка, она была такой юной! Трудно было ожидать, что она сумеет скрыть свое горе.
Я ненавижу море. Оно всегда встречало меня грозным ревом и каскадами холодных брызг. Я думала порой, что стоит мне оказаться на корабле, как меня начинают преследовать какие-то злые силы… В тот раз со мной была моя любимая собака старушка Митти. Она всегда так успокаивала меня! Я страшно боялась потерять ее и с ужасом думала о том дне, когда бедняжка околеет. Ведь она была уже совсем дряхлой. Я любила всех своих собак и всегда была окружена ими, но Митти подарил мне Карл и она была со мной много-много лет. Я привыкла разговаривать с ней; вот и сейчас она уютно устроилась возле меня, свернувшись калачиком, а я ласково шептала ей, что скоро мы будем дома.
«Королевская принцесса» была старым добрым английским кораблем. Мы подняли паруса и отплыли из Швенингена вместе с одиннадцатью судами, груженными оружием и боеприпасами, которые мне удалось купить в Голландии. Не скрою: я гордилась собой и горячо молилась, чтобы Господь помог нам благополучно добраться до Англии. Поскольку с нами был великий адмирал ван Тромп, я почти не сомневалась, что плавание наше закончится удачно.
Впрочем, я могла бы сообразить еще на берегу, что изрядно намучаюсь в пути. На море мне суждено было страдать! Не успели мы проплыть и нескольких миль, как поднялся сильный ветер. Началась чудовищная качка. Боже, какой это был ужас! Мы лежали, привязанные к мерзким узким койкам, и только веревки не давали нам упасть на пол.
Все это плавание было кошмаром, но, как ни странно, я перенесла его лучше, чем мои спутники. Возможно, я так привыкла к коварству морской стихии, что ничего другого и не ожидала; а может быть, меня так терзал страх за Карла, за его страну и за наше будущее, что я не обращала на шторм особого внимания. Более того, я чувствовала себя даже лучше, чем многие мои приближенные. А потому, помаявшись в каюте, я решила, что если мне удастся сползти с койки и подняться на палубу, то свежий ветер взбодрит меня. Все закричали, что это очень опасно, но я продолжала настаивать на своем. Мои фрейлины, считавшие, что обязаны сопровождать меня, громко оплакивали свою несчастную судьбу.
– Мы все утонем! – стонали они.
– Нет, – отвечала я. – Успокойтесь. Еще ни одна английская королева не утонула.
Я была так возбуждена мыслями о возвращении и предстоящих боях и походах, что просто не могла думать о смерти в морской пучине. Мое хорошее настроение страшно удивило фрейлин, а я не могла без смеха смотреть на то, как они пытаются соблюдать придворный этикет и прислуживать мне – и это при том, что ураганный ветер швырял наш корабль, как щепку, и бедным дамам приходилось подползать ко мне на четвереньках.
С нами было несколько священников. Они, видимо, решили, что им не пережить этого путешествия, и сразу утратили весь свой апломб. Я веселилась от души, наблюдая за перепуганными святыми отцами. Всю жизнь они твердили мне о моей греховности и о необходимости искупления и покаяния. Менторский тон этих людей всегда бесил меня, и сейчас я не могла отказать себе в удовольствии послушать их горестные вопли. Внезапно оказавшись на пороге смерти, священники безумно испугались, что им придется покинуть сей мир, не исповедавшись и не получив отпущения грехов.
И святые отцы принялись громко взывать к Небесам, подробно описывая свои прегрешения. Было очень забавно слушать, как люди, гордо именовавшие себя нашими пастырями, признаются теперь в прелюбодеяниях и обманах; оказывается, эти пламенные проповедники, с высоких амвонов наставлявшие нас на путь истинный, были такими же мздоимцами и лгунами, как и большинство их прихожан.
Девять дней носило наш корабль по волнам. Девять дней были мы игрушкой этого омерзительного моря. Но вот наконец вдали показалась земля. Увы, это был Швенинген, из которого мы начали наше путешествие.
В порту нас встречали моя дочь, принц Оранский и принц Уильям: весть о том, что мы возвращаемся в Швенинген, уже достигла Гааги.
Я выбралась на палубу, даже не отдавая себе отчета в том, сколь ужасно я выгляжу: бледное лицо, растрепанные волосы, грязное, дурно пахнущее платье… Ведь в течение девяти дней я не могла ни помыться, ни переодеться.
Галантный принц загнал свою карету прямо в море, так что я смогла сесть в нее и избежать встречи с толпой любопытных, собравшихся на берегу.
Итак, наше ужасное плавание закончилось, и в результате, потеряв два судна, мы оказались там же, откуда отправились в путь. Однако многие считали, что мы еще счастливо отделались, лишившись всего пары кораблей.
Первое, что я сделала, помывшись и переодевшись, – это села и написала письмо Карлу.
