тебе возможность совокупления — ее нужно использовать. Потому что можно и не успеть. А кто не успел, тот опоздал. Русские жизнь понимают как бесконечное выживание, постоянную борьбу со смертью, выиграть которую можно, только оставив жизнеспособное потомство. Вот и стараемся ради потомства.
Между прочим, более старой формой современного глагола «ебать» является выражение «ети», живое по сей день в выражении «ети твою мать». «Ети» — это древнерусская форма глагола «есть». То есть ебать значит ествовать, быть, жить — кто может с этим поспорить? Никто, а кто будет пытаться — дурак. Разве их неубедительный «фак» сравнится с нашим великолепным и вечным «ебаться» — жить, быть, ествовать, но еще и с возвратной частицей «-ся», указывающей, что все эти действия обращены на себя самого? Поэтому мы ебемся весело и с огоньком, а они тоскливо факаются.
Слоган этой книги, он же законченное выражение нашей национальной идеи, таким образом, восходит к главному понятию — глаголу жить. Говоря «мы объебем их», мы говорим так: мы будем ебать, то есть совокупляться, то есть любить, если выражаться романтически, —а значит, мы есть и будем. «Объебем» значит «обживем», то есть переживем и выживем.
Мы ебем лучше и серьезней их, потому что для нас жить и ебать это одно и то же. Поэтому мы объебем их. И когда они лезут к нам со своими либеральными лекциями, нет ничего правильнее, чем ответить: не учи отца ебаться, сынок. Мы, умеющие ебать, выступаем отцами по отношению к ним, ебать не умеющим, несолидно факающимся. Потому что потомство, то есть продолжение жизни, ждет того, кто лучше ебет.
У венгров есть верное наблюдение, выраженное пословицей: самый сильный пес ебет первым. Эту пословицу неплохо выучить нашим недоброжелателям — в ней большая правда жизни. Собаки, в отличие от волков, известны демократическим подходом к размножению. Такому подходу собаки, вероятно, научились у людей: к сучке выстроится очередь кобелей, сучка им всем, как правило, не откажет, и в одном помете окажутся щенки от нескольких отцов. Но первым будет ебать самый сильный пес. Его щенки в помете будут обязательно. А вот второй, пятый или последний псы — им потомство уже никто не гарантирует, с ними уж как получится.
О русской мафии
Замечание первое. Слово «мафия» в России не прижилось. Как не прижилось слово «демократия». Не то чтобы эти слова совсем не употребляли, их говорят, но как-то редко, неохотно, как бы через силу.
Второе замечание — в потоке тележвачки, которую янки обрушивают на головы несчастного человечества, русские заняли место итальянцев в качестве зловещих мафиози, «бэдгаев», которые противостоят высоконравственному американскому полицейскому. Янки старательно разрабатывают по их мнению важную для американского стада аксиому: русский — значит мафиози. Бог в помощь, наши заокеанские друзья! Когда ваша хилая фальшивая вера в совестливого «копа» обрушится вам на голову, мы знаем, к кому вы придете за правдой, за судом и наказанием вас обидевшего. Русские мафиози Америки уже готовятся к наплыву просителей.
Еще одно наблюдение. Уже несколько лет центр Москвы выглядит даже глубокой ночью так же безопасно, как площадь святого Штефана в центре Вены. Безопасно даже не то слово — ночью улицы центра практически стерильны. То есть свободны от человеческих хищников. Пусто, тихо и спокойно. И что особенно поражает — чисто.
Кто навел наконец такой восхитительный порядок в центре нашего безумного российского Вавилона? Милиция? Нет, еще недавно милицию было видно на каждом шагу с автоматами на шее, но при этом была грязь, бомжи, приезжие бандиты в шуршащих спортивных костюмах охотились на прохожих в подворотнях. И вдруг в Москве проявилась закономерность, справедливая для любого города мира: чем меньше на улицах полиции, тем больше в городе порядка. Милиции в центре Москвы не видно — виден порядок. И происхождение порядка очевидно: центр наконец разделили между собой авторитеты и бригады, а значит, никто кроме них туда не смеет теперь соваться. Спасибо авторитетам и бригадам — кусок Москвы они уже превратили в образцовый коммунистический город спокойствия и изобилия. Доступный для обитания, правда, очень немногим.
Еще в последнее время я несколько раз услышал, бывая в Москве, такое вот выражение: «контакты на уровне воров в законе». Говорилось это примерно в том же возвышенном регистре, как раньше «связи в ЦК КПСС». Но на еще более сильной, патетической ноте. Слово «вор в законе» звучало в устах этих людей торжественно. И если сравнивать эти два высказывания, вывод получается такой: этому ЦК КПСС срать и срать до воров в законе.
Вернемся к русской мафии, которой нет, не было и никогда не будет — поэтому не прижилось и само слово. Потому что слово мафия обозначает ее членов как преступников, стоящих вне закона. Однако то, что необразованные люди Запада пытаются называть русской мафией, не есть в понимании русских преступный мир и не стоит вне закона. Напротив, воры, авторитеты, бригады и братки настойчиво подчеркивают, что они «в законе», они законники. И это так — неписанные законы русской жизни, которые всегда радикально отличались от законов казенных, поддерживаются ими. Значит, они просто власть — новая русская власть, альтернативщики-неформалы, пришедшие на смену коммунистической олигархии.
Если озадачиться вопросом, сколько вообще властей в России, то ответ может выглядеть так. Есть политическая и экономическая власть олигархов, власть больших денег, но когда олигархам нужно силовое решение вопроса, то ни Березовский, ни Ходорковский не возьмут автомат в руки. Они обратятся к своей службе безопасности, которой мог бы позавидовать любой Моссад. Но и служба безопасности олигархов, построенная как спецслужба крупного государства, за автоматы хвататься не станет. Это белые воротнички, специалисты по высокоинтеллектуальной разведке, контрразведке и подрывному телевизированию. За силовым решением вопроса они обратятся к «вору в законе», который вопрос и решит. Не просто потому, что это грязная работа и у бывших кгбэшников, спецназовцев и следователей, работающих на наших сырьевых монстров, ручки такие чистенькие. Нет, ручки у многих из них чешутся кого-нибудь грохнуть, чтобы не томиться в офисе. Но силовой вопрос решают обычно авторитеты. Потому что в России произошло новое разделение властей и функции исполнения наказания перешли к ним в руки.
Еще есть власть государства, более слабая, чем власть олигархов. Самым важным звеном государственной власти всегда была система репрессивных органов — сегодня это МВД, ФСБ, суды и прокуратура. Назовем их «репрессорами». Почему они не решают силовые вопросы? Решают, но не так быстро и эффективно, как братки и авторитеты. Поэтому за грубой силой денежные мешки олигархи обращаются к репрессорам реже.
Зато сошки помельче к репрессорам льнут. Репрессоры, конечно, тоже власть, но калибром поменьше, чем олигархи и воры. За большими кусками не гоняются, им недоступны иракская нефть или чешские Карловы Вары. Но им этого и не нужно, они хотя и мелкие куски глотают, зато часто. И не прогорают так легко, как честолюбивые медийные магнаты вроде Гусинского. И работа у них простая. Они «крышуют».
Милиция — главная крыша для мелких и средних предпринимателей России. И если крышевание понимать как основную специальность традиционной мафии — а так оно и есть, — то настоящей мафией
Воры, авторитеты, братки, бригады с одной стороны и репрессоры с другой — вот две исполнительные власти в сегодняшней России. Власть политическая, идеологическая, законодательная в руках олигархов, но чего будут стоить их решения, если их никто не продавит? Есть, правда, еще какие-то политики — депутаты, сенаторы, министры. Вертикаль власти, как говорят они сами. Вертикаль действительно есть, и очень прожорливая. Но власти у этой вертикали нет.
Российские политики это пока еще актеры, часто статисты, иногда клоуны, самостоятельной силы не имеющие. Политики в России — это сервисное бюро, для того чтобы Борису Абрамовичу, например, было удобнее управлять Борисом Николаевичем.
Вернемся к ветвям настоящей власти. Чем олигарх отличается от авторитета, вложившего деньги в чистый бизнес, отмывшего их, начавшего прилично одеваться и прилично говорить? Отличается происхождением, генезисом. Но не только. Они обитают в разной среде. Олигарх как бы высоко, а вор как бы низко. Главное в этом высказывании слово «как бы».
