не думаю, что Сэмми голосовал за кого-нибудь после, наверно, Линдона Джонсона.
Я не очень-то слежу за тем, что происходит в мире, а если бы я и стал этим интересоваться, то вряд ли что-нибудь изменилось бы. У меня свои дела. Если случается что-нибудь важное, то мне об этом так или иначе становится известно. То, что я узнал, я запомнил, и это оказалось правдой. То, что я был в армии, не имело никакого значения, это вовсе не шло в счет. Если бы меня там не было, ничего бы не изменилось, все было бы так же — пепел, дым, мертвые, конечный результат. Я никак не ускорил гибель Гитлера, я ничем не помог государству Израиль. Я не хочу, чтобы меня в чем-то упрекали или приписывали мне несуществующие заслуги. Единственное место, где со мной считались, — это дом с Клер и детьми. Не знаю, может, потом кому и понадобится, может, внукам, а пока я убрал подальше мою Бронзовую звезду, мои знаки различия пехотинца, полученную благодарность, сержантские нашивки, которые были у меня при увольнении, и наплечный знак с красной цифрой 1 Первой дивизии, Большой красной единицы, успевшей пройти сквозь ад, прежде чем я попал туда, и прошедшей через кое-что похуже ада, когда меня там уже не было. Теперь у нас четверо внуков. Я люблю всех в нашей семье, и чувствую, что готов уничтожить, может быть, даже убить по-настоящему, любого, кто надумал бы навредить кому-нибудь из них.
— Ты бы ему шею свернул? — с улыбкой сказал Сэмми во время своего последнего приезда.
— Непременно. — Я тоже улыбнулся. — Даже теперь.
Даже теперь.
Когда у меня вдруг в каком-нибудь месте снова начинает появляться это, снайперы-радиационщики в больнице могут прицелиться и выжечь то, что им нравится называть новообразованием, но я-то знаю, что это еще одна злокачественная опухоль. Если это появляется снова в том месте, которое они называют диафрагмой, а я — животом, то меня и до, и после процедур мучит тошн
— Лю, скажи-ка мне, — спросил он. Он тихонько рассмеялся. — Сколько шей ты свернул за свою жизнь?
— Считая того парня на машине, который спер кошелек?
— Это же не было дракой, Лю. И ты не сворачивал ему шеи. Так сколько?
Я подумал минуту.
— Ни одной. Этого не требовалось. Всегда было достаточно только сказать об этом.
— А сколько раз ты дрался?
— За всю жизнь? — Я снова надолго задумался. — Всего один, Сэмми, — вспомнил я и на сей раз рассмеялся сам. — С тобой. Помнишь, в тот раз, когда ты пытался научить меня боксировать?
КНИГА ВОСЬМАЯ
22
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РЕЙНУ МЕЛИССА
Йоссарян, которому нравилось сравнивать себя с Зигфридом из «Gotterdammerung»,[90] отправился в собственное, как он стал выражаться впоследствии, путешествие по Рейну, начавшееся скоротечной любовной схваткой в дневное время, каковая у Зигфрида произошла на рассвете в его горном замке, а у Йоссаряна около полудня в его служебном кабинете фирмы «М и М» в Рокфеллеровском центре. Но путешествие Йоссаряна закончилось, к его удовольствию, четыре недели спустя в больнице, где в его истории болезни еще раз, после записей о пограничном состоянии и галлюцинаторном приступе СИБ, появилась запись о прекрасных физических кондициях, и где он получил пятьсот тысяч долларов и продал ботинок.
У Зигфрида была Брунгильда, теперь смертная, и пристанище в горах, которое они разделяли.
У Йоссаряна была его медицинская сестра, Мелисса Макинтош, существо, тоже в высшей степени человеческое, стол, пол, покрытый ковром, кожаное кресло и достаточно широкий старомодный подоконник в его кабинете в здании, недавно переименованном в здание «М и М», а ранее принадлежавшем издательству «Тайм-Лайф»; окно кабинета выходило на каток, на который Сэмми и Гленда ходили столько раз, что Сэмми теперь и счет потерял, Сэмми и Гленда, ставшие впоследствии мужем и женой, пока смерть не разделила их.
Йоссарян, кивая головой и шаря руками по ее телу, и на самом деле согласился с тем, что дверь в его кабинет не заперта, хотя и знал, что заперта, и с тем, что кто-нибудь может на самом деле войти и застать их в этом похотливом соитии, хотя и знал, что никто не войдет и войти не может. Его распаляли ее опасения; ее дрожь, сомнения и нерешительность пьянили его безумно, возбуждая в нем страсть и желание. Мелисса, словно благовоспитанная дама, испытывала ужас при мысли о том, что кто-то может стать нечаянным зрителем ее наготы и этой разнузданной и исступленной сексуальной раскованности; она, краснея, молила Бога о том, чтобы Йоссарян ради разнообразия закончил поскорее, но когда он закончил, рассмеялась и сообщила ему о своей хитрости, проверяя тем временем, какие лекарства он взял с собой в дорогу, и готовясь вместе с ним отправиться в аэропорт, откуда он должен был вылететь в Кеношу, первый пункт своего путешествия. Наряду с необходимыми туалетными принадлежностями он взял с собой валиум от бессонницы, тиленол и адвил от болей в пояснице, маалокс от геморроя. К немалому его удивлению, в Кеношу, штат Висконсин, теперь был прямой рейс аэробуса.
Когда он застегнул молнию на своей сумке, зазвонил телефон.
— Гэффни, вам-то что надо?
— И вы не хотите меня поздравить? — У Гэффни, несмотря на явно недовольный тон Йоссаряна, был веселый голос.
— Вы опять подслушивали? — спросил Йоссарян, бросив взгляд на Мелиссу.
— Подслушивал что? — спросил Гэффни.
— Зачем вы звоните?
— Вы никак не хотите отдать мне должное, Джон.
— За что? Я наконец-то получил от вас счет. Вы не очень-то много берете.
— Я еще не очень-то много сделал. И потом, я благодарен вам за музыку. Вы и представить себе не можете, какое наслаждение я испытываю, прослушивая наши записи. В это хмурое время года я люблю слушать «Бориса Годунова» и симфонии Брукнера.
— А «Кольцо» вы бы хотели послушать?
— Главным образом «Зигфрида». Его я слышу не очень часто.
— Я вам сообщу, когда надумаю ставить
— Я буду вам чрезвычайно признателен, Йо-Йо. Но я звоню вам по другому поводу.
—
— Джон, мы что, снова перешли на официальный тон?
— Мы никогда не переходили на Джон и Джерри. Что вам надо?
— Похвалы, — ответил Гэффни. — Каждому хочется, чтобы его оценили по достоинству, если он сделал что-нибудь хорошо. Даже сеньору Гэффни.
— Похвалы за что, сеньор Гэффни?
Гэффни рассмеялся. Мелисса, присев на ручку кожаного дивана, заскрежетала по ногтям пилкой.
