— Меня тогда еще не зачислили в штат.
— Да нет, ты не понял.
— Сейчас он у меня все поймет, — сказал еще один человек с обликом стервятника — тонкими, злобно поджатыми губами, глубоко посаженными глазами и пронзительным взглядом. — Ты что — умник или, может, псих? — спросил он Йоссариана.
— У него бред, — сказал один из врачей. — Почему вы не даете нам зарегистрировать его и привести в себя?
— Пусть лежит здесь, раз у него бред. Авось выболтает что-нибудь криминальное.
— Ему надо остановить кровотечение. Вы что — не видите? Он может умереть от потери крови.
— Туда ему и дорога.
— А то больно зажился, — сказал обрюзгший мордастый полковник. — Давай-ка, парень, выкладывай. Нам надо знать правду.
— Все зовут меня Йо-Йо.
— Не упрямься, Йо-Йо. Мы твои друзья, и ты должен нам доверять. Мы хотим тебе помочь. Помочь, а не навредить, понимаешь?
— А может, нам засунуть пальцы ему в рану да и разодрать ее, чтоб он не умничал, а отвечал на вопросы? — предложил человек с лицом стервятника.
Йоссариан закрыл глаза в надежде, что его сочтут потерявшим сознание.
— Он потерял сознание, — раздался голос одного из врачей. — Почему вы не даете нам увезти его и оказать ему помощь? Он действительно может умереть.
— Ладно, черт с ним, увозите. Но лучше б вы не мешали этому выродку умереть.
— У вас нет оснований оказывать ему помощь, пока я его не зарегистрировал, — сказал дежурный.
Йоссариан лежал, закрыв глаза, и притворялся мертвым, пока дежурный его не зарегистрировал; тот пошуршал какими-то бумажками, и через несколько минут Йоссариана ввезли в душную комнату с яркими лампами под потолком — он по-прежнему не открывал глаза, но понял, что лампы светят сверху, — в этой комнате запах формалина и алкоголя чувствовался еще сильней. Пряная вонь — тут еще и с примесью эфира — приятно пьянила его. Послышалось приглушенное звяканье стаканов. Йоссариан с тайным удовольствием слушал хриплое дыхание врачей. Ему нравилось, что они не знают о его притворстве и он может слушать их разговоры. Все это казалось ему глуповато-смешным, но вдруг один из врачей сказал:
— Думаешь, стоит возвращать его к жизни? Они ведь, похоже, нам этого не простят.
— Давай-ка сделаем ему операцию, — предложил второй. — Вскроем его, чтоб уж разобраться с ним раз и навсегда. Он вечно жалуется на свою печень. Да она у него и правда какая-то слишком маленькая на рентгеновском снимке.
— Это поджелудочная железа, охламон. А печень вот здесь.
— Ничего подобного. Это сердце. Я уверен, что правильно определил, где печень. А впрочем, сейчас мы его вскроем и все выясним. Как ты думаешь, руки вымыть надо?
— Я сам вас обоих сейчас вскрою, — открыв глаза и пытаясь сесть, сказал Йоссариан.
— Опять этот сельский округ голосует, — раздраженно сказал один из врачей. — Как бы нам заставить его умолкнуть?
— Мы можем дать ему общий наркоз. Вон стоит эфир.
— Я сам сейчас устрою вам обоим общий наркоз, — сказал Йоссариан.
— Правильно, надо дать ему общий. Он отключится, и мы сможем делать с ним все, что нам нужно.
Они отключили Йоссариана, дав ему общий наркоз. Он проснулся в одноместной палате, мучимый жаждой и запахом эфира. Возле его кровати спокойно сидел на стуле подполковник Корн в мешковатой шерстяной рубахе защитного цвета и мятых брюках. На буром, поросшем щетиной лице у него застыла, будто приклеенная, равнодушно льстивая улыбка, и толстыми ладонями он любовно поглаживал свой шишковатый, глянцево лысый череп. Когда Йоссариан открыл глаза, он, посмеиваясь, наклонился к нему и приветливо сказал, что их сделка остается в силе — если он, конечно, не умрет. Йоссариана вырвало, а подполковник Корн, вскочив при первых рвотных спазмах на ноги, с омерзением удрал, и Йоссариан, снова проваливаясь в душное забытье, подумал, что худа без добра действительно не бывает. Потом чья-то рука с жесткими, как клещи, пальцами грубо растолкала его, и, открыв глаза, он увидел странного человека с угрюмым лицом, который округлил губы в зловещей усмешке и угрожающе рыкнул:
— Твой приятель попался, парень. Как миленький попался.
Йоссариан похолодел и потерял сознание, а придя в себя, задрожал от холодной испарины и спросил у капеллана, в которого превратился подполковник Корн:
— Кто мой приятель?
— Может быть, я? — предположил капеллан.
Но Йоссариан не услышал его слов и закрыл глаза. Кто-то дал ему напиться и вышел на цыпочках за дверь. Йоссариан уснул и, проснувшись, прекрасно себя чувствовал, пока не повернул голову, чтобы улыбнуться капеллану, а увидел вместо него Аафрея. Хихикнув, Аафрей спросил его, как он себя чувствует, и ему стало тошно, лицо у него страдальчески искривилось, и он болезненно застонал, но все же поинтересовался, почему Аафрей не в тюрьме, чем очень того озадачил. Йоссариан закрыл глаза, чтобы Аафрей сгинул. Когда он их открыл, на месте Аафрея сидел капеллан. Увидев его радостную улыбку, Йоссариан от всей души расхохотался и весело спросил, чему это он так радуется.
— Я радуюсь за вас, — искрясь чистосердечным счастьем, ответил ему капеллан. — Мне сказали в штабе полка, что вы тяжело ранены и что, если вам удастся выкарабкаться, вас отправят домой. Подполковник Корн опасался за вашу жизнь. Но здесь я узнал от какого-то врача, что рана у вас легкая и вы, возможно, через день-другой выпишетесь. Неплохо, верно?
— Да просто хорошо! — выслушав капеллана с огромным облегчением, воскликнул Йоссариан.
— Да, — сказал смущенно раскрасневшийся от бескорыстной радости капеллан, — да, это хорошо.
Йоссариану сразу вспомнилась их первая встреча, и он снова расхохотался, а потом сказал:
— Мы ведь первый раз встретились с вами в госпитале, помните? И вот я опять оказался в госпитале. Что-то мы последнее время только в госпитале и видимся. Где это вы пропадаете?
— Я теперь много молюсь, — неловко пожав плечами, признался капеллан. — И редко выхожу из своей палатки. Правда, молюсь я, только когда сержант Уиткум куда-нибудь уезжает — мне не хотелось бы, чтоб он застал меня за молитвой.
— И хорошо вам от этого?
— Молитва помогает избавиться от тяжелых мыслей, — снова пожав плечами, ответил капеллан. — Ну, и дает какое-то занятие.
— Так это же хорошо!
— Да-да, — с воодушевлением подхватил капеллан, как будто Йоссариан неожиданно открыл ему удивительную истину, — да, это, наверно, хорошо! — Он порывисто пригнулся вперед и с неуклюжей заботливостью спросил: — Йоссариан, может, вам что-нибудь нужно, пока вы здесь лежите, может, я что- нибудь могу вам принести?
— Вроде сигарет или конфет… или, к примеру, игрушек? — весело поддразнил его Йоссариан.
— Да нет, я не про это, — застенчиво зардевшись, проговорил капеллан и уважительно добавил: — Я про книги… или… ну, в общем, про что-нибудь серьезное. Эх, Йоссариан, как бы мне хотелось хоть чем-то вас порадовать! Мы ведь все по-настоящему вами гордимся!
— Гордитесь?
— Конечно! Вы же рисковали жизнью, когда преградили дорогу этому нацистскому убийце. Вы поступили воистину благородно!
— Какому еще нацистскому убийце?
— Тому, который пробрался сюда, чтобы убить полковника Кошкарта и подполковника Корна. А вы их спасли. Он же мог вас прикончить, когда вы схватились с ним на галерее! Слава богу, что вам повезло остаться в живых.
