— Ладно.
Его вкатили в кресле, худого, с прозрачной кожей, с черными отросшими волосами; глаза у него смеялись; когда он улыбался, видны были плохие зубы.
— Hola, amigo![25] Que tal? Как дела?
— Как видите, — сказал мистер Фрэзер, — а вы?
— Жив. Паралич ноги.
— Скверно, — сказал мистер Фрэзер. — Но нерв может восстановиться.
— Говорят — да.
— А болит еще?
— Теперь нет. Некоторое время я с ума сходил от боли в животе. Я думал, что эта боль убьет меня.
Сестра Цецилия со счастливой улыбкой наблюдала за ними.
— Она говорит, что вы даже не охнули, — сказал мистер Фрэзер.
— Столько народу в палате! — возразил мексиканец. — А у вас как? Очень болело?
— Порядочно. Но, конечно, меньше, чем у вас. Когда сиделка уходит, я плачу час, два часа. Это успокаивает. У меня с нервами сейчас очень плохо.
— У вас радио. Если бы у меня была отдельная палата и радио, я бы плакал и кричал все ночи напролет.
— Сомневаюсь.
— Честное слово, да. Это очень полезно для здоровья. Но когда столько народу — нельзя.
— По крайней мере, — сказал мистер Фрэзер, — руки остались целы. Мне сказали, что вы работаете руками.
— И головой, — сказал он, постукивая себя по лбу. — Но голова не так важна.
— Три ваших земляка были здесь.
— По распоряжению полиции.
— Они принесли пива.
— Оно, вероятно, было плохое?
— Плохое.
— Сегодня по распоряжению полиции они придут и сыграют мне серенаду. — Он засмеялся, потом похлопал себя по животу. — Я еще не могу смеяться. А музыканты они убийственные.
— А кто стрелял в вас?
— Тоже дурак. Я выиграл у него в карты тридцать восемь долларов. Было за что убивать!
— Те трое сказали мне, что вы много выигрываете.
— И беднее любого нищего.
— Отчего?
— Я несчастный идеалист. Я жертва иллюзии. — Он засмеялся, потом скривил рот и похлопал себя по животу. — Я профессиональный игрок, но я люблю играть. Именно играть. Мелкая игра всегда нечестная. Для настоящей игры нужно, чтобы везло. Мне не везет.
— Никогда?
— Никогда. Мне никогда не везет. Вот этот баран, который стрелял в меня? Умеет он стрелять? Нет. Первый раз он промахнулся. Вторым выстрелом попал в беднягу русского. Кажется, мне повезло? Что же дальше? Он дважды попадает мне в живот. Ему везет. Мне не везет. Он не попал бы в лошадь, держа ее за стремя. Все дело в счастье.
— Я думал, он попал в вас, потом в русского.
— Нет, сначала в русского, потом в меня. Газета ошиблась.
— Почему вы не стреляли в него?
— Я никогда не ношу оружия. При моем счастье, если бы я носил оружие, меня вешали бы десять раз в год. Я — скверный игрок, и только.
Он остановился, потом продолжал:
— Когда я выиграю, я сажусь играть, а когда играю — я проигрываю. Мне случалось просаживать в кости три тысячи долларов и оставаться с шестью долларами в кармане. При хороших костях. И не один раз.
— А почему вы не бросите?
— Если доживу, счастье переменится. Мне не везет уже пятнадцать лет. Если мне когда-нибудь повезет, я разбогатею. — Он усмехнулся. — Я хорошо играю, я бы хотел разбогатеть.
— Вам во все игры не везет?
— Во все игры, и с женщинами.
Он снова улыбнулся, показав плохие зубы.
— Правда?
— Правда.
— Что же делать?
— Продолжать понемногу и ждать, когда счастье переменится.
— А с женщинами?
— Ни одному игроку не везет с женщинами. Он слишком занят. Он работает ночами. Когда же ему бывать с женщиной? Ни один мужчина, который работает ночью, не может удержать женщину, если она чего-нибудь стоит.
— Вы — философ?
— Нет, друг мой. Провинциальный игрок. Из одного городка — в другой, потом — в третий, потом — в большой город и опять все сначала.
— Потом — пуля в живот.
— Первый раз, — сказал он. — Всего один раз.
— Я вас утомляю разговорами? — спросил мистер Фрэзер.
— Нет, — сказал он. — Это я вас утомляю.
— А нога?
— Нога мне не особенно нужна. Что с ногой, что без ноги, мне все равно. Я могу переезжать и так.
— Желаю вам удачи, искренне, от всего сердца, — сказал мистер Фрэзер.
— Я тоже, — сказал он. — И чтобы боль кончилась.
— Она пройдет, конечно. Уже проходит. Это совсем не важно.
— Чтобы поскорее прошла.
— И вам того же.
В тот вечер мексиканцы играли на гармонике и других инструментах в палате; это было очень весело: и вдохи и выдохи гармоники и звуки колокольчиков, трубы и барабаны разносились по всему коридору. В той же палате был ковбой, свалившийся со спины своей «Ночки» в жаркий пыльный вечер на глазах у большой толпы зевак. Теперь с переломленной спиной он собирался учиться делать ремни и плести стулья, когда поправится и выпишется из больницы. Был плотник, упавший с лесов и сломавший обе ноги и оба запястья. Он упал, как кошка, не обладая кошачьей гибкостью. Его можно было вылечить так, что он смог бы работать снова, но на это требовалось много времени. Был мальчик с фермы, лет шестнадцати, со сломанной ногой, которая неправильно срослась, и ее нужно было снова ломать. Был Каэтано Руиц, провинциальный игрок с парализованной ногой. Через коридор до мистера Фрэзера доносились их смех и шутки по поводу игры мексиканцев, присланных полицией. Мексиканцы были довольны. Они вошли, возбужденные, к мистеру Фрэзеру и спросили, не хочет ли он, чтобы они сыграли ему что-нибудь. И еще два раза приходили играть вечером по собственному желанию.
В последний раз, когда они играли, мистер Фрэзер лежал в своей комнате с открытой дверью и прислушивался к громкой скверной музыке и не мог не думать. Когда они спросили, что ему сыграть, он попросил «Кукарачу», одну из тех зловеще легких и мажорных мелодий, под которые люди веселее идут на смерть. Они играли громко и с чувством. Мелодия казалась мистеру Фрэзеру лучше других, но эффект был
