Когда Кэтрин ушла, девушка взяла Дэвида за руку, крепко сжала ее и поцеловала. Они молча смотрели друг на друга. Девушка рассеянно касалась пальцами его руки. Потом сжала ее и снова отпустила.
— Слова не нужны, — сказала она. — Ты ведь не хочешь, чтобы я произнесла здесь речь?
— Нет, — сказал он. — Но когда-нибудь нам придется поговорить.
— Хочешь, чтобы я уехала?
— Так было бы разумнее.
— Поцелуешь меня, чтобы я поняла, что остаюсь не зря?
Вернулась Кэтрин с молоденьким официантом, который принес поднос с тостами и большой банкой икры в чаше со льдом.
— Вот это был замечательный поцелуй, — сказала Кэтрин. — Все видели, так что теперь можно не бояться сцен и тому подобного. Сейчас подрежут яйцо и лук.
Икра была серовато-черная, крупная, и Кэтрин осторожно переложила ее на тонкие кусочки поджаренного хлеба.
— Наследница купила тебе ящик «Бюллингер-брют» 1915 года. Вот эта бутылка уже холодная. Как, по- твоему, подойдет?
— Конечно, — сказал Дэвид. — Выпьем за обедом.
— Правда, тебе повезло, что мы с наследницей богаты и тебе ни о чем не нужно беспокоиться? Уж мы о нем позаботимся, правда, наследница?
— Будем очень стараться, — сказала девушка. — Я как раз изучаю его запросы. Но на сегодня это все, что мне удалось выяснить.
Глава четырнадцатая
Он проспал почти два часа, пока солнечный свет не разбудил его. Он проснулся и посмотрел на Кэтрин. Во сне дыхание ее было легким, и она выглядела счастливой. Такой он и оставил ее: красивой, молодой и непорочной. В ванной он принял душ и, натянув шорты, босиком прошел через сад в комнату, где работал. После непогоды небо было вымыто до голубизны, и стояло свежее раннее утро нового дня на исходе лета.
Он опять принялся за трудный рассказ и поочередно брал приступом все, к чему годами не решался притронуться. Он работал до одиннадцати часов и, когда сделал намеченное, запер комнату и вышел в сад, где женщины играли за столиком в шахматы. Обе выглядели свежо и молодо и казались такими же привлекательными, как умытое дождем и ветром утреннее небо.
— Она опять выигрывает, — сказала Кэтрин. — Как ты, Дэвид?
Девушка улыбнулась ему застенчивой улыбкой. «А все-таки они необыкновенно хороши, — подумал Дэвид. — Интересно, что принесет новый день».
— Как вы? — спросил он.
— Отлично, — ответила девушка. — А тебе что-нибудь удалось?
— Пишется тяжело, но все получается, — сказал он.
— Ты еще не завтракал?
— Поздновато для завтрака, — сказал Дэвид.
— Глупости, — сказала Кэтрин. — Наследница, сегодня женой будешь ты. Заставь его позавтракать.
— Хочешь кофе и фрукты, Дэвид? — спросила девушка. — Тебе нужно съесть что-нибудь.
— Черный кофе, пожалуй, — сказал Дэвид.
— Я принесу, — сказала девушка и вошла в дом.
Дэвид сел за столик рядом с Кэтрин, она переставила доску с фигурами на стул, провела рукой по его волосам и спросила:
— Ты еще не забыл, что такой же серебристый, как я?
— Забыл, — сказал он.
— Волосы еще выгорят, и я буду все светлее и светлее, а тело — все более смуглым.
— Это будет чудесно.
— Да, и все мои трудности позади.
Хорошенькая темноволосая девушка шла к ним, держа в руках поднос, на котором были розетка с икрой, половинка лимона, ложка и два ломтика жареного хлеба. За ней молоденький официант нес ведерко со льдом и бутылкой шампанского и поднос с тремя стаканами.
— Это как раз для Дэвида, — сказала девушка. — А потом мы можем поплавать.
После купания, пляжа и обильного, затянувшегося обеда с бюллингерским Кэтрин сказала:
— Я очень устала и хочу спать.
— Ты много плавала, — сказал Дэвид. — Устроим сиесту.
— Нет, я правда засыпаю, — сказала Кэтрин.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросила девушка.
— Да. Только смертельно хочу спать.
— Мы уложим тебя в постель, — сказал Дэвид. — У тебя найдется термометр? — спросил он девушку.
— Нет у меня никакой температуры, — сказала Кэтрин. — Я просто хочу поспать подольше.
Когда Кэтрин легла, девушка принесла термометр, и Дэвид измерил Кэтрин температуру и посчитал пульс. Температура была нормальной, а пульс — сто пять.
— Пульс слишком частый, — сказал он. — Но я не знаю, какой он у тебя обычно.
— Я тоже не знаю, но думаю, слишком частый.
— По-моему, пульс при нормальной температуре не так важен, — сказал Дэвид. — Но если тебя знобит, я привезу доктора из Канн.
— Не нужен мне доктор, — сказала Кэтрин. — Я спать хочу, вот и все. Можно мне поспать?
— Да. Позови меня, если понадоблюсь.
Они постояли, дождались, пока она заснет, а потом тихонько вышли. Дэвид прошел по каменной террасе и заглянул в окно. Кэтрин спала, и дыхание ее было ровным. Он принес два стула и столик, и они сели в тени под окном Кэтрин так, чтобы меж сосен было видно синее море.
— Что скажешь? — спросил Дэвид.
— Не знаю. Сегодня утром она выглядела довольной.
— А сейчас?
— Возможно, это реакция на вчерашнее. Она такая непосредственная, Дэвид, и это так понятно.
— Вчера мне показалось, я люблю кого-то, кого уже нет, — сказал он. — Так нельзя.
Он встал, подошел к окну и заглянул в комнату. Кэтрин спала все в той же позе.
— Она крепко спит, — сказал он девушке. — Может, ты тоже вздремнешь?
— Пожалуй.
— Я пойду к себе в рабочую комнату, — сказал он. — Там есть дверь к тебе, которая запирается с двух сторон.
Он прошел по каменным плитам террасы и, войдя в комнату, отодвинул задвижку со своей стороны двери в смежную комнату. Постоял и подождал, пока не услышал, как отодвинули задвижку с другой стороны, и дверь открылась. Они сели рядом на кровать, и он обнял ее.
— Поцелуй меня, — сказал Дэвид.
— Как приятно целовать тебя, — сказала она. — Мне очень нравится тебя целовать. Но больше ничего нельзя.
— Нет?
— Нет.
Потом она сказала:
— Мне так стыдно, но большего я не могу себе позволить. Ты ведь знаешь, от этого будут одни неприятности.
— Просто полежи рядом.
— Хорошо.
— Делай что хочешь.
