Таковы, вырванные из контекста, отдельные словесные «совпадения», обнаруженные Мезенцевым в романе «Тихий Дон» и в повестях, рассказах, очерках, дневниках Крюкова.
Обращает внимание отсутствие в этом перечне «совпадений» метафор, эпитетов, гипербол, сравнений, то есть всего того, что отражает особенности языка и стиля писателя, своеобразие его образной системы, того, на чем лежит печать творческой индивидуальности. Все, что удалось выявить Мезенцеву и Макаровым, — это совпадения у Крюкова и Шолохова лексических конструкций информационного, бытового и служебного характера. Они не несут на себе печати авторской индивидуальности; бытуя в языке, они — за пределами художественного, образного мышления.
И вот эти мнимые «совпадения», на взгляд Макаровых, дают им возможность «обосновать и доказать не только факт шолоховского плагиата, но и решить положительную задачу — поиска действительного автора казачьей эпопеи»126.
В действительности все эти так называемые «совпадения» «обосновывают и доказывают» нечто прямо противоположное: Крюков не имеет к «Тихому Дону» никакого отношения. Ибо, исследовав на этот предмет не только «Тихий Дон», но и все творчество Крюкова, его рассказы, очерки, дневники, записные книжки, Мезенцев не обнаружил ни одного подлинного совпадения метафорического, образного художественного характера, такого, к примеру, как «нацелованная волнами галька» или «вороненая сталь» («рябь») реки в «Донских рассказах» и «Тихом Доне». Все без исключения приведенные Мезенцевым и Макаровыми слова и словосочетания являются обиходными клише, бытующими в языке, и несут в тексте чисто информационную, служебную нагрузку.
Нелепо было бы думать, что подобные слова и словосочетания, находящиеся за пределами образного метафорического, художественного мышления, один писатель может «заимствовать» у другого. В приведенных контекстах они не индивидуализированы, не являются компонентом художественного стиля и не принадлежат Крюкову или Шолохову, — они принадлежат языку.
Метафорическое начало в выявленных Мезенцевым и Макаровыми «совпадениях» не идет дальше привычных штампов: «белое тело»; «упругие груди»; «коричневый сосок»; «некрасивая девушка»; «дьявольски хороша» и т. д. ...
Образное начало заключают в себе лишь приведенные Мезенцевым пословицы и поговорки, местные речения, фольклорные и диалектные мотивы в языке, которые присущи, что вполне естественно, как прозе Крюкова, так и прозе Шолохова, поскольку и тот и другой — уроженцы Дона.
Мезенцев и Макаровы выписывают пословицы, поговорки и местные речения, встречающиеся как у Крюкова, так и у Шолохова, в подтверждение своей версии «заимствований» Шолохова у Крюкова, наивно полагая, будто эти речения принадлежат Крюкову.
Ими выстраивается следующий ряд:
Крюков
Это не сало, <...> отстало.
Шолохов
Обомнется — это не сало.
Крюков
Как бондарский конь под обручами.
Шолохов
Расходилась, как бондарский конь.
Крюков
Из себя вот какая, — просто как
дынька.
Шолохов
Баба сладкая как арбуз.
Крюков
В упор человека не видишь.
Шолохов
Я тебя... в упор не вижу..
Крюков
Мое слово — олово.
Шолохов
Слово — олово.
Крюков
Была не была — повидалась.
Шолохов
Ну, была не была — повидалася.
Крюков
Режь — кровь не потекет.
Шолохов
Режь — кровь не потекет.
Крюков
Шацкие — ребята хватские,
семеро одного не боятся.
Шолохов
Шацкие — ребята хватские: в драке семеро на одного не боятся лезть.
Крюков
Телушку огурцом резали.
Шолохов
Это не в вашей деревне... телушку огурцом зарезали?127
У Мезенцева и Макаровых нет элементарного понимания того, что фольклорные, местные и диалектные речения не являются собственностью Крюкова — они принадлежат языку.
Существует, к примеру, в языке слово «прорва». Как указывает Даль, в своем первоначальном значении оно было производным от прорывать, прорвать и означало «прорыв, пролом, особенно от воды»; в некоторых диалектах — прорва — «пропасть, бездна, провал или бездонная яма»128. Прорва образуется, когда в половодье река прорывает новый проход, куда она и устремляется с бешеной силой. В таком значении это слово и существует в донском говоре.
В родных местах Крюкова протекает речка, которая называется Прорва. Об этой речке не раз говорилось в его очерках. В «Тихом Доне» также упоминается прорва в значении провал, бездонная яма: «В полуверсте от хутора, с левой стороны Дона есть прорва, в нее веснами на сбиве устремляется полая вода» (3, 285). В этой прорве Пантелей Прокофьевич утопил слепую кобылицу и сам едва не утонул.
Мезенцев же утверждает, будто Шолохов заимствовал слово «прорва» у Крюкова: «Река Прорва, которая находилась в Усть-Медведицком округе, превращается в “прорву”»129, — заявляет он, не поняв диалектного значения этого слова.
Чувствуя шаткость своей аргументации в отношении «совпадений» у Шолохова и Крюкова, Мезенцев пытается ввести в научный оборот некое новшество — понятие «индивидуальный событийный, лексико- фразеологический авторский конвой»130. Что кроется за этим маловразумительным наукообразным словосочетанием?
Мезенцев пишет: «Творческая особенность Ф. Д. Крюкова заключалась в том, что очень многие детали — сравнения, метафоры, образные слова и выражения, короткие эпизоды, явившиеся подлинными находками большого мастера слова, использовались им неоднократно в нескольких произведениях. Чаще всего находка появлялась в очерке, затем обнаруживалась в рассказе, перекочевывала в повесть»131. А потом, — по логике рассуждений автора, — и в «Тихий Дон».
Это и есть «индивидуальный событийный, лексико-фразеологический авторский конвой». Но примеры, представленные Мезенцевым, свидетельствуют, что «конвоировать»-то, собственно говоря, было нечего. Среди вырванных из контекста мнимых «совпадений» нет ни метафор, ни сравнений, ни других «образных
