Однако власть Гиммлера была обманчивой. Те, кто принял теорию тандема, забыли о человеке, который ревниво следил за каждым движением своего соперника. Мартин Борман, глава партийной канцелярии, «серый кардинал» Гитлера и верный страж у входа в его личный кабинет, заблокировал «дядюшку Генриха», как он любил называть Гиммлера.
Свара в верхах из-за деятельности СД внутри страны уже показала, что влияние Бормана в Ставке быстро растет. По мере того как рейх съеживался под сокрушительными ударами неприятеля, тыловые приказы Бормана звучали все резче. Борман бдительно следил, чтобы Гиммлер и его окружные командующие не посягали на партийные прерогативы. Он всегда вмешивался, если гауляйтеры жаловались, что СС подрывают их власть. Министр вооружений Шпеер вспоминает: «Борман докладывал Гитлеру обо всех таких случаях, используя их для укрепления собственных позиций». Как и Борман, Гитлер считал, что с переходом войны на германскую территорию партия должна усилить свою руководящую роль, поэтому Борман стал внедрять своих эмиссаров во все важные военные штабы и центры. Позиции вермахта в Ставке фюрера были подорваны, но его место заняли не СС, а гауляйтеры.
Одним из самых ярых был Эрих Кох, переведенный с Украины в родную Восточную Пруссию. Он первым показал, как партийные лидеры понимают «отечественную оборону» по Борману. Будучи рейхскомиссаром по обороне в своем округе, он буквально сделался владыкой Восточной Пруссии, относясь с равным презрением как к вермахту, так и к СС. Он строил укрепления, не спрашивая согласия командующего группой армий Рейнхарда; он создавал местную армию – фольксштурм из инвалидов, стариков и подростков и отказывался слушать советы военных специалистов по поводу этой «армии»; он реквизировал военные заводы на своей тер ритории; он даже выжал из Ставки согласие, что сам будет выполнять те функции, на которые претендовал Гиммлер, как, например, разбираться с поведением офицеров и солдат и выискивать дезертиров.
Хотя Кох был дилетант и страдал манией величия, его успех вдохновил Гитлера и Бормана на превращение партии в главный государственный аппарат последнего периода рейха. Гудериан предлагал, чтобы отряды самообороны на Востоке подчинялись армии, но по гитлеровской версии руководство фольксштурмом модели Коха следовало возложить на партию, а именно на Мартина Бормана. 26 сентября Борман велел гауляйтерам немедленно приступить к формированию фольксштурма. Через три недели появился официальный указ Гитлера на этот счет, и «побочным продуктом» этой последней отчаянной меры нацистского режима стало уменьшение власти Гиммлера: в качестве командующего резервной армией он отвечал только за обучение и снабжение фольксштурма, а набор и политическое руководство оставались за Борманом.
Между тем Борман ввел в игру Геббельса, другого соперника Гиммлера.
До 20 июля Геббельс считал, что если они с Гиммлером поделят сферы влияния – пусть Гиммлер займется армией, а он сам гражданской жизнью, – то такое сочетание даст новый эффективный импульс военному руководству. Но после покушения на Гитлера министр пропаганды понял, что Борман будет покрепче, и переметнулся к нему. Борман добился назначения Геббельса уполномоченным рейха по всем военным вопросам. В декабре он уже инспектировал численность живой силы в воинских соединениях, явно вмешиваясь в прерогативы Гиммлера – командующего резервной армией.
И все же, до тех пор, пока Гиммлер имеет возможность часто бывать в Ставке Гитлера, а значит, и противостоять интригам Бормана, мощь рейхсфюрера СС будет источником постоянного беспокойства для партийной канцелярии. Имелось только одно решение: Гиммлер должен быть устранен из ближайшего окружения диктатора. Борман придумал, как это сделать. Он знал, что у Гиммлера, еще со времен его кадетской юности, имелась тайная мечта – стать боевым командиром. Борман решил помочь Гиммлеру осуществить мечту – и тем самым подготовить его падение.
В конце ноября англо-американские войска вторглись в Эльзас, прижав к левому берегу Рейна 19-ю немецкую армию. Немецкому командованию необходимо было теперь создать плацдарм на правом берегу, чтобы в случае необходимости отступить закрепиться там и остановить дальнейшее наступление противника. В Ставке фюрера было решено создать новую группу армий между Карлсруэ и швейцарской границей. Вот Борман и предложил туда командующим Гиммлера. Военные ужаснулись, но вынуждены были это проглотить, поскольку Гитлер и Борман указали им, что только Гиммлер, как командующий резервной армией, может укомплектовать новую группу армий; а кроме того, раз проблема преимущественно в создании линии обороны, шеф полиции соответствует идеально.
Главнокомандующий группой «Верхний Рейн» весь лучился счастьем, совершенно не замечая, что Борман приставил ему нож к горлу. Ну, наконец-то детская греза стала явью: Гиммлер – полководец! И он добьется решительного перелома в ходе Второй мировой войны. И первоначально, благодаря своим организаторским способностям, он даже ввел в заблуждение многих военных. Очень быстро он сформировал оборонительный фронт за счет пополнений из своей резервной армии, а также разнородных контингентов – солдат, отставших от своих частей, ополченцев, таможенных офицеров, вспомогательных отрядов ПВО и иностранных батальонов. Сидя в своем штабе в Шварцвальде, Гиммлер готовился к великой битве (хотя бы на бумаге). Он пока что приводил в порядок свои ряды – освобождался от армейских командиров под предлогом неэффективности и отказался признать, что главнокомандующий Западным фронтом имеет какое-то отношение к его группе войск.
Гиммлер настолько увлекся своей новой ролью, что не заметил, как власть СС и в Германии ускользает от него. Уход Гиммлера в Шварцвальд послужил сигналом для многих видных эсэсовцев попытать удачи в союзе с его конкурентом Борманом, который явно стал сильнее. Среди перебежчиков были люди весьма влиятельные, такие, как группенфюрер Герман Фегелейн (личный представитель Гиммлера в Ставке фюрера, женатый на сестре Евы Браун) и начальник РСХА Кальтенбруннер.
В отступничестве Кальтенбруннера была своя ирония. В свое время Гиммлер выбрал его как раз потому, что не хотел нового Гейдриха. Кальтенбруннер – высокий, со шрамом на лице, заядлый курильщик – был следователем в Линце, потом начальником дунайского отделения СС. Ходили слухи, что это место он получил после того, как полуфашистская полиция Австрии убрала всех его предшественников. В январе 1943 года, когда он появился в РСХА, его почти никто не знал. Кроме того, Гиммлер подстраховался, чтобы Кальтенбруннер не обладал такой же огромной властью, как Гейдрих. Рейхсфюрер изъял кадровые и экономические вопросы у РСХА и передал их другим управлениям. Став новым шефом РСХА, Кальтенбруннер вскоре обнаружил, что подчиненные ему начальники главных управлений имеют больше реальной власти, чем он сам. Своему бывшему школьному товарищу Скорцени он жаловался, что они его часто обходят и он о многих событиях узнает только задним числом. Скорцени отметил: «Меня больно задело, что этот человек чувствует себя явно не в своей тарелке». Кальтенбруннер пытался пустить в ход свой нагловатый австрийский шарм, но это не могло скрыть, как он рвется обрести такую же власть, что была у Гейдриха. К 1944 году он уже считался вторым по силе человеком в СС. Гиммлер вздрагивал при виде его грубых, неухоженных рук.
Но союз с Борманом дал Кальтенбруннеру привилегии, которых не имел и Гейдрих. Он стал вхож в Ставку фюрера, и Гитлер отдавал ему приказы лично, а не через Гиммлера. Это было нечто новенькое – Кальтенбруннер вел себя так, словно перешел вместе со всем РСХА в непосредственное подчинение к фюреру.
Люди, верные Гиммлеру, понимали, что происходит, и старались предупредить рейхсфюрера о бормановских махинациях, как-то пробудить его от этих полководческих снов наяву. 21 декабря 1944 года Бергер писал ему: «Настоятельно прошу вас сократить время пребывания на посту командующего и вернуться в Ставку фюрера. Я обращаюсь с этой просьбой не только потому, что знаю о слухах, распространяемых в определенных кругах, будто рейхсфюрер впал в немилость, и что вермахт через посредство Кейтеля старается этим воспользоваться; я сам чувствую, что в отсутствие рейхсфюрера в Ставке наша политическая работа очень страдает». Были встревожены и те, кто непосредственно занимался политической работой в частях СС. Д’Алкен дал указание своему штабу подготовить для Гиммлера меморандум с требованием, чтобы руководство СС «положило конец монополии Бормана».
Но Гиммлер, окаменевший в воинственной позе, не обращал внимания на подобные предостережения. Он был уверен в своем положении кронпринца и праве на наследование престола. Лишь позднее он понял, что Борман и ОКБ перехитрили его. Ему специально дали покомандовать, чтобы он провалился. Но в конце 1944 года Гиммлер так не считал. Он твердо верил в свое военное будущее, и, когда в начале января ему представилась возможность проявить свои военные таланты, он сразу кинулся вперед, как будто
