Вместе с Хепберном занося в дом поклажу, Бёрк поинтересовался:
— Вы привезли нам бурю, милорд?
Хепберн усмехнулся:
— Надеюсь, что нет, мистер Бёрк. Так, пара молний со стороны леди Кэтрин, да пара раскатов грома — с моей, вот и все. Скорее всего мы недопустим, чтобы буря разыгралась.
— Вот и прекрасно, милорд. Я отнесу сумки наверх в вашу комнату.
Патрик двинулся на свет и остановился в дверях гостиной.
— Заливаешь горе вином, чертова кошка?
Кэтрин поперхнулась, разбрызгав виски. Она вскочила, глаза засверкали молниями.
— Как ты посмел сюда явиться? — И завопила: — Мистер Бёрк! Мистер Бёрк!
— Бёрк тебя не услышит. Он понес мой багаж наверх.
— Мэгги! — Но стул няньки оказался пустым. Та тихо сложила на столе игральные карты и была такова. Глаза Кэт продолжали полыхать гневом! — Единственное горе, которое хочется залить виски, — это ты!
— Я счастлив, что ты все еще испытываешь ко мне такую страсть.
— Это называется ненавистью! Ты отверг меня, скотина!
— К черту, Кэтрин, у меня и в мыслях такого не было! — прорычал он. — Тебе грозила смертельная опасность. Я отправил тебя домой, где было безопасно.
— Безопасно? Как только ты избавился от меня, меня похитили!
— Ага. И мне пришлось заложить Кричтон, чтобы выкупить тебя. Ни для кого на свете я бы этого не сделал. И какую благодарность я получил? Стоило тебе оказаться при дворе, как ты падаешь в объятия первого попавшегося смазливого аристократишки, который тебя поманил.
— Ты действовал слишком агрессивно.
— Меня вынудили обстоятельства. Но ты же любишь, ты обожаешь все агрессивное… Почти так же, как я.
Кэтрин не могла скрыть изумления. Рот поплыл вбок, и она криво улыбнулась.
— Так-то лучше. — Патрик подошел вплотную. — Теперь я хочу послушать, как ты мурлычешь.
Он обхватил ее и прижался к ней губами.
Она ощутила его потрясающе мощное тело. Колени ее ослабли, а кровь словно превратилась в вино. Пьянящее темно-красное вино. Приоткрыв губы, она впустила в себя его язык и вонзила ногти ему в плечи.
— У тебя на губах вкус виски. Перед этим ароматом не устоит ни один шотландец.
— Ах ты, дьявол! Так бы и выцарапала тебе глаза, но в следующую минуту хочется, чтобы ты меня погладил и приласкал, как какую-нибудь бездомную мурку.
Он подхватил ее на руки, подошел к камину и уселся в кресло с ней на коленях. Прихватил губами ее за ухо.
— Мне нравится, что у моей Кэтрин есть коготки.
— У твоей? — поддразнила она, поелозив ягодицами по его бедрам.
Патрик взял ее лицо в ладони и заглянул в глаза.
— На турнире, когда я увидел тебя в белом бархате с мехом, ты была похожа на призовую персидскую кошку. У меня даже дыхание перехватило.
От этих слов стала таять ледяная корка на сердце.
— Лесть на меня не действует.
— Врешь, маленькая чертовка! Ты от нее расцветаешь. Тебе нужно, чтобы все вокруг говорили, что ты одеваешься по самой последней моде, лучше всех причесана, у тебя самая тонкая талия, самые красивые ноги, лучшие в мире сиськи и самая очаровательная татуировка.
Она обняла его за шею.
— Твой сообщник дьявол выдал тебе все мои секреты.
Кончиком языка она провела по его губам, зная, как он сразу загорится и жадно накинется на нее с поцелуями.
Так и получилось. Потом он поставил ее на пол и подошел к столику у стены, чтобы взять кувшин с виски. Вернувшись, увидел, с каким напряжением она ждет, чтобы он дотронулся до нее.
— Я ревную тебя к огню из камина. Его свет обтекает твое тело, проникает в твои самые укромные местечки, согревает тебя, заставляет глаза сиять.
— Это все благодаря тебе. Огонь здесь ни при чем.
Он уложил ее на кушетку, и она поняла, что была права. Патрик целовал ее, что-то шептал на ухо, ласкал, наслаждался ее вкусом. Время словно перестало существовать. Свечи оплыли, потом погасли. Поленья в камине выгорели и развалились, превратившись в груду углей. Тогда он взял ее на руки, крепко прижал к себе и понес наверх.
Хотя устоять перед соблазном стоило большого труда, Патрик был умен и расчетлив, чтобы не дать Кэтрин того, чего ей хотелось больше всего. Он поставил ее на ноги и зарылся лицом в шелк волнистых волос.
— Доброй ночи, Кэтрин. Добрых снов.
Кэтрин обессилела от его близости. Она забыла обо всем на свете, забыла о себе, из головы вылетело все. Только желание переполняло ее. Тут до нее донесся стук закрываемой двери. Открыв глаза, она увидела, что осталась в одиночестве.
— Мерзавец! — выругалась она.
— Хватит валяться!
Одеяло взлетело вверх, и Кэтрин открыла глаза. Мужчина, который снился ей всю ночь, схватил ее за руки, за ноги и, не церемонясь, вытащил из постели.
— Быстро одевайся. Я хочу проехаться по заснеженному Спенсер-Парку.
— В снег? — недоверчиво спросила она.
На ее взгляд, было бы куда уютнее побыть с Патриком в теплой постели, чем тащиться за ним на холод.
— Да, там потрясающе красиво. Оденься в тот белый бархатный костюм с отделкой.
И исчез. Она уставилась на закрытую дверь.
— Неуловим, как порыв ветра.
Хотя нет, он больше походил на магнит, влекущий к себе, заставлявший следовать за собой.
Дверь снова открылась, и у Кэтрин вытянулось лицо, когда на пороге показалась Мэгги с подносом.
— Вот выпей горяченького и съешь хоть кусочек, прежде чем помчишься смотреть, какой сюрприз тебе приготовил его светлость.
У Кэтрин загорелись глаза.
— Сюрприз? Мне?
— Не посудомойке же… Конечно, тебе, мой ягненочек.
С набитым ртом Кэтрин едва выговорила:
— Он хочет, чтобы я оделась в белый бархат.
— Поняла-поняла.
Мэгги достала наряд.
Кэтрин стала торопливо умываться, пуская мыльные пузыри.
— Достань пелерину и капюшон тоже.
Мэгги закатила глаза.
— Не торопись. Пусть он подождет.
— С другими джентльменами так можно обходиться, но Хепберн не похож на других.
— Хотя бы потому, что он — не джентльмен. Но в этом и есть его роковая притягательность, — с пониманием откликнулась Мэгги.
Одевшись, Кэтрин сунула ноги в подбитые мехом сапожки, схватила муфту и помчалась вниз. Перед дверью она остановилась, чтобы перевести дух, а потом, словно сегодняшний день ничем не отличался от других, не торопясь, отворила ее. Наигранное безразличие куда-то делось, лицо озарила улыбка, стоило ей
