— Я помню. Помоги перебраться к письменному столу. Это придаст мне величия.
Когда Филаделфия ввела Роберта Сесила, ему показалось, что за столом вместо Елизаветы сидит скелет. Положив папку с бумагами на кресло, он приблизился к королеве. Низко поклонился и стал ждать, когда с ним заговорят.
— Мы видим, вы прекрасно себя чувствуете.
— Да, ваше величество. — Он прочистил горло. — Я пришел говорить об Ирландии.
— Всегда только об Ирландии!
— Мной получена депеша от лорда-наместника Маунтджоя. Он подтверждает, что мятежник Тайрон укрылся в бесчинствующем Ольстере, где он практически вне досягаемости для нас. Мы с лордом- наместником выступаем за то, чтобы разрешить Тайрону объявить о своем повиновении вам, хотя бы формальном.
— Я отказываюсь! Проявить к нему снисхождение — значит, показать всему миру нашу слабость. Надо поймать его!
— Ваше величество, Королевский совет, так же как Маунтджой и я лично, ходатайствует о даровании прощения Тайрону. Война в Ирландии обходится нам в три тысячи фунтов в год, и мы несем немалые человеческие потери.
— Я заберу у вас ведение этого дела и передам его в руки вашего отца. Бёргли никогда и ни при каких обстоятельствах не отступает.
Роберт Сесил тут же сообразил, что королева не вполне адекватна. Его отец умер почти пять лет назад. Но Сесил не подал виду и склонился в поклоне.
— Как пожелаете, ваше величество.
Выходя, он сделал знак Филаделфии, что хочет поговорить с ней наедине.
— Вам не кажется, что королева немного забывается?
— После похорон сестры она путает меня с Кейт, милорд.
— Держите это в тайне, леди Скроуп. Ограничьте доступ к королеве только теми, кому вы полностью доверяете. Ее величество еще может оправиться.
В такую возможность Сесил не верил. Вернувшись к себе, он отправил депешу Маунтджою, информируя его, что ее величество возлагает на него право принять у Тайрона заявление о покорности, чтобы прекратить восстание и избежать дальнейшего кровопролития. Затем написал еще одно — шифрованное — письмо королю Шотландии Якову Стюарту.
Кэтрин очнулась, почувствовав на плече руку Мэгги.
— Мать заболела. Она в постели. У нее тяжелый кашель и озноб. Я уговорила ее не вставать, не то она заразит ее величество. Только это и подействовало. Изобел попросила, чтобы ты подменила ее в гардеробной сегодня.
— Ну конечно. Я сейчас. — Быстро одевшись, Кэтрин зашла в материнскую спальню. — Матушка, я даже не надеюсь, что у меня все получится так же хорошо, как у вас, но я постараюсь. Пообещайте мне, что не будете вставать. А Мэгги останется тут, чтобы присмотреть за вами.
Помощницам Изобел Кэтрин сказала, что мать больна и что она пока заменит ее. Быстро распаковав два огромных сундука с траурными платьями, доставленными из Уайтхолла по реке, она выбрала два из черного бархата. В дополнение к ним подобрала нижнее белье из белого шелка, а также черную юбку с фижмами, черные туфли и чулки. Отомкнув одну из шкатулок с королевскими драгоценностями, поковырялась и нашла два гарнитура — один из черного янтаря, другой из жемчуга.
Все это, а заодно и рыжий парик без украшений Кэтрин отнесла Филаделфии в королевскую спальню.
— Полагаю, сэкономила тебе один поход в гардеробную.
Филаделфия закатила глаза, всем видом показывая, что, вероятно, это была не самая лучшая идея Кэтрин — вломиться в святая святых.
Кэтрин подошла с одеждой к кровати и, не веря своим глазам, уставилась на тщедушную, во влажной ночной сорочке фигурку, которую только что протерли мокрыми губками две фрейлины. Теперь они выносили сидячую ванну. Без роскошных королевских одежд, без парика и косметики, иссохшая, понурая Елизавета, сидевшая на краю постели, оказалась старушкой, вызывавшей откровенную жалость. Английская монархиня была почти лысой, с редкими прядками коротких седых волос, и совсем без бровей.
Черные, бисеринками, глаза рассеянно глянули на Кэтрин.
— Мама? — Худая, со вздувшимися синими венами рука потянулась к горлу, которое заныло при разговоре. На лице появилась гримаса, означавшая улыбку. — Я ношу твой портрет у себя в медальоне, — проскрипела Елизавета.
«Она думает, что я — Анна Болейн!»
— Это Кэтрин, ваше величество. Она придумала вам чудесные наряды.
— Кэтрин? Кэтрин Эшли? Моя самая добрая подруга! Где ты пропадала? У меня болит горло. Приготовь мне ячменный отвар.
Кэтрин поклонилась.
— Сию минуту, ваше величество.
Она бросилась на кухню и распорядилась насчет отвара. Сама присела на табурет и принялась ждать. Только сейчас до нее стало доходить, что королева тоже смертный человек. Фасад, который лепили фрейлины, упаковывая королеву в платья, водружая на нее парики, накладывая грим, а потом еще и выводя ее на люди под руки, как куклу, — этот фасад был полнейшей фикцией. Королева Елизавета находилась на пороге смерти.
К тому времени, когда Кэтрин принесла отвар, Елизавета уже сидела, одетая в черное платье. Казалось, что каким-то странным образом парик на голове и наложенный грим помогли королеве прийти в себя. Каркающим голосом она отдавала приказы леди Хантингдон и леди Редклиф.
Филаделфия глубоко вздохнула с облегчением.
— Нам удалось удержать ее еще на один день… Можно сказать, на целый месяц. Завтра наступает март. — Она передала Кэтрин ручное зеркало. — Унеси его отсюда.
Статс-секретарь Роберт Сесил пришел к выводу, что решающий момент настал. Бросая вызов львице в ее логове, если точнее, в ее спальне, он приступил к щекотливой теме:
— Ваше величество, мой долг поставить перед вами вопрос: согласны ли вы, чтобы король Шотландии наследовал вам в качестве монарха?
Елизавета зло сощурила глаза.
— Мы отказываемся обсуждать эту тему, лилипут!
Сесил поклонился и вышел вон. Потом наедине предупредил Филаделфию:
— Постоянно держите меня в курсе состояния ее здоровья. Завтра я приду снова.
— Она совсем перестала спать. Доктор является каждый день, но королева отказывается принимать лекарства из-за опухшего горла. Ест меньше птички, но постоянно испытывает жажду.
Сесил кивнул в знак понимания и приказал:
— Держите ее в чистоте и обеспечьте комфорт.
Этим же днем, позже, королеву проведал один из ее крестников, сэр Джон Харрингтон, который вознамерился почитать ей модные вирши своего собственного сочинения.
Елизавета осталась равнодушной.
— Когда чувствуешь, что время утекает, как песок сквозь пальцы, эти глупости перестают радовать.
На следующий день приехал Роберт Кери, и Филаделфия повела его к королеве, надеясь, что он сумеет развлечь ее. Она отказывалась есть, только маленькими глотками пила розовую воду.
— Робин [16], мне так плохо!
В эту ночь перед сном Елизавета отказалась раздеться и легла в чем была. Наутро фрейлины поняли, что ей отказал язык. Вечером Филаделфия нашла ее лежащей на полу. Вместе с леди Хантингдон и Мэри Редклиф они насильно раздели ее и перенесли в королевскую постель. Перепачканную одежду, которую королева не меняла в течение последних пятидесяти часов, унесла Кэтрин.
Утром, как всегда, появился Сесил. В присутствии Филаделфии, стоявшей сбоку от него, он снова задал вопрос королеве:
