прикрывал затылок. — Кремовый шелк оттенит яркий цвет моих волос. Пожалуй, воротник можно отделать голубыми бриллиантами в тон сапфирам. — Бесс вздохнула. — Вот если бы еще расшить сапфирами все платье! Но такую роскошь может позволить себе только Елизавета.
— Белье тоже должно быть сапфировым или кремовым, мадам?
На миг Бесс задумалась, а потом лукаво усмехнулась:
— Лучше какого-нибудь неожиданного цвета — например, нефритово-зеленого.
Швея растерянно заморгала, но не посмела возразить хозяйке.
— Ваши замшевые бриджи для верховой езды уже готовы, мадам, — добавила она.
— Чудесно! Я сейчас же примерю их. Попросите Сесили принести мне самые высокие черные сапоги и облегающий камзол с медными пуговицами.
Облачившись в мужской наряд, Бесс с восхищением смотрела на свое отражение в большом зеркале.
— Бесс, надеюсь, ты не появишься в таком виде на людях? — насторожилась ее мать.
— Этот наряд просто создан для езды в мужском седле. — Широко расставив ноги, Бесс провела ладонями по мягкой замше, облегающей бедра.
Элизабет нахмурилась:
— Леди не подобает ездить верхом в мужском седле.
— А кто сказал, что я леди? И где написано, что женщине нельзя носить бриджи и сидеть на лошади по-мужски, объезжая свои владения?
Ее прервал стук в дверь. На пороге стоял Роберт Бестни:
— Простите за беспокойство, мадам, но Кромп ждет вас внизу и просит срочно спуститься.
Бесс стремглав сбежала по широкой лестнице, забыв о своем экстравагантном одеянии.
— В чем дело, Джеймс?
— Беда, мадам! Два дня назад Тиму Пьюзи не удалось собрать плату у ваших арендаторов. Я снова послал его к ним и велел не принимать никаких отговорок, но арендаторы подняли бунт.
— Бунт? Где именно?
— В Честерфилде.
— Едем! — Бесс схватила со стола перчатки и хлыстик. Конюх начал было седлать ее любимую кобылу, но Бесс остановила его.
— Нет, я поеду верхом на Вороне — он скачет быстрее. Разыщи мне мужское седло! — Через несколько минут она вскочила на спину вороного жеребца и сразу пустила его галопом.
…На улице деревни собралась огромная толпа. Судя по всему, здесь вспыхнуло настоящее побоище. Однако появление графа Шрусбери утихомирило всех.
— Это мои арендаторы! Какое вам дело до них? — гневно спросила Бесс.
Шрусбери окинул жадным взглядом женщину, сидящую на вороном жеребце. Бесс спешилась и расставила ноги, готовясь к жаркому спору.
— От Честерфилда совсем недалеко до моего Болсоувера. Вам же известно, с какой скоростью распространяются бунты!
Бесс подозвала к себе Тимоти Пьюзи, у которого заплыл и почернел глаз:
— Что здесь происходи?
Но ей ответил Шрусбери:
— Фермеры, работающие на Хардвика, несколько недель не получали жалованья, вот они и отказались платить за аренду.
— Каким образом вы узнали об этом раньше меня?
— Бесс, мне известно все, что происходит к северу от Трента.
— Если они не заплатят за аренду, я разгоню их ко всем чертям и превращу поля в пастбища для овец!
— Бесс, они совсем обнищали, им не хватает денег даже на еду.
Она смотрела на него с удивлением. Кто бы мог подумать, что графу Шрусбери не чуждо сострадание?
— Я поговорю с братом, — холодно бросила Бесс.
— Эго ничего не изменит: Джеймсу Хардвику нет никакого дела до своих земель. Как хозяин он ни на что не годится.
— Вы хотите сказать, что во всем виноват мой брат? — вскипела Бесс, поскольку и сама знала все, что услышала от Шрусбери.
— Он бездельник! — Толбот прищурился, словно бросая ей вызов.
— Джеймс не создан для того, чтобы управлять поместьем. У меня это получается лучше.
Взгляд Шрусбери пропутешествовал по стройным ногам и остановился на груди, обтянутой мужским камзолом.
— Плутовка, ты — женщина до мозга костей, особенно в этих соблазнительных бриджах! — Он хотел бы видеть Бесс скачущей на нем самом, а не на жеребце.
— Дьявол! — пробормотала она, радуясь тому, что он нашел ее соблазнительной.
Из толпы послышались недовольные голоса.
— Позволишь мне разогнать толпу? Я легко подавил бы бунт силой — следом за мной скачут сорок вооруженных солдат, — но это ничего не изменит. — Не дождавшись ответа, Шрусбери повысил голос и громко закричал:
— Для желающих найдется работа на моих свинцовых рудниках и в угольных шахтах!
Бесс, вскочив в седло, добавила:
— И у меня тоже найдется дело для тех, кто готов добывать уголь и пасти овец. — Внезапно она вспомнила, как ничтожно жалованье пастухов и рудокопов, и ее сердце сжалось. — А чтобы вы не голодали, я разрешу вам целую неделю охотиться в моих лесах. Если вам понадобится что-нибудь еще, обращайтесь к моим управляющим!
Толпа обступила графа и Бесс — люди громко благодарили их. Всадники медленно направили коней по деревенской улице, чувствуя себя неловко.
— Поедем со мной, — тихо предложил Шрусбери.
Бесс пришпорила Ворона, и два вороных жеребца галопом пронеслись через деревню и устремились к ближайшей буковой роще. Здесь лошади перешли на рысь, а затем остановились. Всадники переглянулись. Шрусбери подвел коня поближе к Ворону и остановился, касаясь ноги Бесс.
— Ей-богу, сегодня ты вырядилась только для того, чтобы пробудить во мне страсть.
— А я предпочла бы пробудить в тебе гнев.
— Смотри, что ты наделала, Плутовка. — Шрусбери показал на большую выпуклость под своими бриджами. — Может, все-таки станем тайными любовниками?
Бесс вздернула подбородок:
— Каких-то шести дюймов слишком мало, чтобы ввести меня в грех!
— Семи дюймов, — поправил он.
Мгновение они смотрели друг на друга в упор, а потом разразились смехом — желание заставило их наговорить слишком много нелепостей.
— Мне надо поговорить с братом о Хардвике. Спасибо тебе за помощь!
— Всегда рад услужить тебе, — многозначительно отозвался Шрусбери.
«А ты не лишен остроумия, — подумала Бесс. — Мы могли бы поладить, черт бы тебя побрал!»
Глава 32
Из рощи Бесс поскакала прямиком в Хардвик-Мэнор, так и не переодевшись. Она полагала, что в мужском наряде ей будет легче вести неприятный разговор с братом.
Приближаясь к родному дому, Бесс вдруг поняла, как любит его, хотя дом был в плачевном состоянии. Остановив жеребца, она долго смотрела на родное гнездо, вспоминая, как горевала в тот день, когда их выгнали отсюда. При виде обветшалого особняка у нее сжалось сердце. Бесс охватили угрызения совести — ведь она отдала всю любовь Чатсворту.
Когда-то Бесс пообещала этому дому: «Скоро ты вновь станешь моим!» И сдержала слово. Но дом достался Джеймсу — потому что принадлежал ему по праву, а брат совсем не заботился о родном гнезде.
