этой конкретной секунды».
Я предавался этим мрачным мыслям, но все пока шло гладко. Двигатель мягко урчал, мы летели своим курсом. Поскольку я чрезвычайно хорошо знал Альпы, то каждая долина была мне знакома. Все мои товарищи тщательно держали дистанцию. Оглядываясь, я не смог удержаться от мысли: «Все в твоих руках, Петер. Сегодня впервые ты – лидер. Ты ответственный. Десять «стодевятых» должны через час приземлиться невредимыми, иначе ты должен будешь заплатить за это».
Мы летели над Альпами: снежные сугробы, ледники, долины, заполненные синеватыми тенями, сосновые леса и деревни, приветствующие нас облачками дыма, когда мы пролетали над ними. Под нашими крыльями царил мир. Люди ожидали от нас, обманывая друг друга, что война закончится в конце этой зимы или самое позднее следующей весной. Над Швейцарией была облачность; небо все еще имело бледно- синий оттенок, но на горизонте собирались большие кучевые облака. Чем дальше мы продвигались на юг, тем сильнее ухудшалась погода.
Пики и горные хребты были покрыты дымкой, завитки тумана дрейфовали в долинах, мы видели, что долина реки По утопала в плотной мгле. Наконец горы исчезли, но туман превратился в «гороховый суп», и я начал нервничать. Мне надо было обязательно найти промежуток в облачности, через который группа могла бы проскользнуть. Ничего. Наоборот, чем ниже мы опускались, тем плотнее становился туман. Было невозможно спикировать сквозь эту «вату», потому что я не знал наверняка, миновали мы Альпы или нет. Теоретически, согласно нашему расчетному времени прибытия, мы могли рискнуть и спикировать. Мы должны были находиться над равниной, но я не был уверен в этом. Туман мог висеть над самой землей. Кроме того, во время снижения мы могли столкнуться с каким-нибудь нелепым холмиком, достаточно высоким, чтобы принести нам гибель. Запрещалась одна вещь: повернуть назад. Позади нас были горы: камни, ледники и горные хребты… Вернуться на ближайший аэродром в Мюнхен или даже в Инсбрук теперь было невозможно. Для этого в наших баках не осталось топлива. Во что бы то ни стало мы должны были приземлиться в долине По.
Я еще раз посмотрел вокруг. Все были на месте. Конечно, если мы будем продолжать следовать нашим курсом, то через четверть часа должны быть над Лавариано. Возможно, там мы найдем промежуток в облаках или нижняя облачная кромка там будет повыше.
Я включил передатчик.
– У всех все в порядке?
– Все идет нормально.
Затем я вызвал контрольно-диспетчерский пункт в Лавариано, один раз, второй, но ответа так и не получил. Парни слышали это, и я почувствовал, что они начинают нервничать. Чтобы придать им уверенность, я передал: «Сохраняйте спокойствие. Мы снизимся, как только найдем промежуток».
Они успокоились, чего я не мог сказать сам про себя.
Какого черта Лавариано не отвечает? Прошло пять минут с тех пор, как я настроился на их длину волны. В наушниках не было слышно никакого потрескивания. Ленивые ублюдки, должно быть, спали, в то время как мы кувыркались в плотном тумане на высоте около 1800 метров.
Я попробовал еще раз. «Говорит «желтая двойка»… говорит «желтая двойка». Ответьте мне. Ответьте мне. Готовлюсь к снижению через облака. Вынужден приземляться при плохой видимости. Вынужден приземляться. Отвечайте немедленно».
Я орал в микрофон.
Это был не лучший момент, чтобы терять голову. Если мы будем летать вокруг и ничего не обнаружим, то это будет почти что верная смерть.
«Сохраняй спокойствие… сохраняй спокойствие…»
Я говорил сам с собой, но парни услышали меня и сомкнулись вокруг. Минутная стрелка часов миновала расчетное время. Я снова вышел в эфир: «Мы должны быть над Лавариано. Займите свои позиции в колонне с интервалами в 300 метров».
Мы начали снижаться. Десять «стодевятых» скользили сквозь слой облаков, которые были столь же плотны и белы, как сливочный крем. Между нами и землей было 250 метров тумана. Группа выполнила медленный разворот, готовясь пройти сквозь него. Я добросовестно считал самолеты. Все были на месте. Если мы действительно были над аэродромом, то внизу должны были услышать шум наших двигателей и попытаться установить с нами радиосвязь. Я продолжал повторять в микрофон: «Говорит «желтая двойка»… говорит «желтая двойка». Вызываю Лаву[86]… вызываю Лаву… Ответьте мне. Как поняли?»
Никакого ответа. Ничего.
«Что бы ни случилось, – сказал я сам себе сквозь сжатые зубы, – ты должен оставаться со своими людьми, даже если мы вынуждены будем выпрыгнуть с парашютами. В любом случае, если мои расчеты верны, мы должны быть над Лавариано».
Я начал снова. «Говорит «желтая двойка». Вызываю Лаву… Ответьте мне».
У меня в ушах эхом звучали слова моей невесты: «Возвращайся ко мне целым, Петер. Я буду ждать тебя».
Внезапно я услышал в своих наушниках потрескивание.
– Говорит Лава. Говорит Лава. Кто вы?
– Здесь «желтая двойка» с десятью самолетами. Видимость нулевая. Через пятнадцать минут наши баки опустеют. Пускайте сигнальные ракеты.
Неожиданно я почувствовал, что успокоился. Мы, наконец, получили ответ.
Мы все слышали сообщение, которое только что пробилось к нам сквозь туман, нетерпеливо вслушиваясь в немногие слова. Однако я знал, что мы еще не были в безопасности. По-прежнему был туман, и он был все таким же непроницаемым. Мы знали, что находились около аэродрома, и были уверены в том, что будем найдены нашими товарищами, если по какому-то роковому стечению обстоятельств будем вынуждены выпрыгнуть с парашютами.
Я еще раз вызвал контрольно-диспетчерский пункт.
