мы покинем Тусканию.
Во время этого ожидания мысли у меня были самые мрачные.
Однажды, когда мы были с Зиги наедине, я спросил его:
– Что мы можем сделать с происходящим? К чему это сведется в целом?
– Это очень просто, старик. В следующий раз, когда ты встретишь в воздухе четырехмоторный бомбардировщик, то тарань его. Тогда ты будешь совершенно уверен в том, что он не сможет сбросить никаких бомб на твой родной город.
– Ты говоришь ерунду. Что ты делаешь, когда играешь в карты и не имеешь никаких козырей? Ты сбрасываешь карты. Парни же, управляющие этой войной, делают строго противоположное. Они продолжают играть до конца. А кто заплатит за ущерб? Не они, конечно, а ты и я. Положение когда-нибудь изменится в нашу пользу? Я спрашиваю тебя. Что мы делаем сейчас? Приблизительно каждый полдень, когда появляются «Крепости», мы очищаем аэродром и бежим в укрытия. Почему? Чтобы не рисковать. Та же самая история была и в Трапани. Они[139] надоели до смерти историями о своем секретном оружии, пытаясь поднять наш моральный дух. Но в действительности плацдармы, наступления и превосходство в воздухе были в руках противника. Большие «ящики» с их ковровыми бомбардировками, истребители, которые всегда опережают нас, «Мустанги» и «Тандерболты» – это реальность. А что мы можем противопоставить им? Ничего, кроме болтовни. Зиги, подумай о пустых стульях вокруг столов в столовой и скажи мне, это реальность или нет.
– Ты видишь ситуацию в черном свете.
– Если ты окажешься прав, то, как только эта война закончится, я подарю тебе то, что ты захочешь.
Если бы Герберт был жив, то он, конечно, нашел бы какой-нибудь правдоподобный ответ. Но я не могу найти его. Я упорно пытался. Нет никакого ответа.
– Старик должен был дать тебе отпуск. Ты бы вернулся в хорошем настроении.
– Воодушевленный бомбами? В этот момент я должен был бы гнить в общей могиле.
– Не говори подобной ерунды.
– Хорошо, Зиги, ты знаешь, что мы здесь в течение долгого времени не делали ничего, только разговаривали. Пустая болтовня, говорю я тебе, пустая болтовня. Я не верю ни одному слову, которые они говорят нам.
– Это то, в чем я тебя упрекаю. Вера может сдвинуть горы, ты же знаешь.
– Не смеши меня. Я никогда не видел сделанное ею. В любом случае одно точно – ты не можешь одной верой сбивать «Крепости».
– Что же известно относительно нашего секретного оружия, которое должно появиться со дня на день?
– Я словно святой Фома – верю только тому, что могу увидеть. Давай спокойно ждать, пока оно не прибудет. Ты никогда не сможешь заставить меня поверить в то, что они будут тянуть с его применением, пока наши дома не сровняются с землей. Как наиболее заинтересованное лицо они могут послать меня на Луну или в Сахару. После того как я получил некоторые известия из дому, меня совершенно не волнует готовность секретного оружия. Я устал от ожидания.
– А болтовня продолжается…
Спустя две недели в дверь моей комнаты постучали. Вошел ординарец с телеграммой.
Я вырвал ее у него из рук. Зиги вышел из комнаты. Когда он вернулся, то нашел меня сидящим на кровати с телеграммой в руке и смотрящим прямо перед собой. Он склонился над моим плечом, чтобы прочитать ее. «Дом имеет повреждения категории «С». Все хорошо.
– Что я говорил тебе?
– У тебя есть какие-нибудь мысли относительно того, что это означает? Что это – категория «С»?
– Это, должно быть, один из видов классификации ущерба. Если стены не повреждены – категория «А»; когда дом разрушен – категория «В»; а когда уничтожен и подвал – категория «С». Главное же состоит в том, что они все живы.
– Да, ты прав.
– Завтра мы отправляемся в Белград. Приказ о переброске только что прибыл.
– Они готовят там все с чесноком, – пробормотал я. – Очевидно, это очень полезно для здоровья. Можно рассчитывать на восстановление господства в воздухе.
Глава 15. Балканское приключение
Группа на бреющем пересекала Хорватию, следуя юго-восточным курсом. Я изучал маршрут по карте, разложенной на коленях. Она была полна красных кругов, обозначавших районы, контролировавшиеся партизанами, говорившими на странном языке и убивавшими немецких пилотов, которые по ошибке приземлялись там. Красные пятна были повсюду. Каждый холм, каждая гора, каждое плато были обведены красным цветом.
Красный – симпатичный цвет, но он слишком волновал меня. К счастью, мой двигатель работал хорошо. Однако никогда не знаешь…
Лишь железнодорожные линии в долинах не были окрашены в красный цвет.
Местность, которая проплывала под моими крыльями, выглядела очень дикой: побеленные крыши, жалкие хибары, заболоченные луга, все в узких, затопленных долинах – действительно противное место для посещения.
В моих наушниках зазвенел голос Старика: «Перед нами Землин[140] . Расходитесь – мы собираемся приземлиться».
Группа недолго оставалась в этой старой турецкой крепости, и вскоре мы вылетели в Ниш. Это время
