о дно, но не услышал его: перед ним была бездна.
Это были древние заброшенные тюрьмы. Какие руки тщетно царапали этот камень? Какие агонии, плач и стоны слышала эта земля? Она, казалось, несла человеческий прах.
Анти-Земля была жестокой планетой.
Пещера стала пологой, плиточный пол — гладким. Вверху появился тонкий луч света. Зубейда, наверное, нарочно оставила дверь приоткрытой. Когда астронавт собирался уже толкнуть перегородку двери, его вдруг остановил храп… на пороге спал лев. Землянин тихо позвал:
— Нерон, Омар, Искандер!
В ответ раздалась зевота, гибкое тело переместилось в сторону. Войдя в украшенный коврами и мозаикой зал, Монферрат завязал шарф Зубейды на шее льва.
Он попал как бы в мир сказок «Тысячи и одной ночи»… Белели алебастровые своды, на клумбах цвели пятнистые лилии. Щитки из слоновой кости смягчали отблески свечей, на золотых треножниках дымились курильницы. Маленькие фонтанчики воды играли в бассейнах в форме лотоса.
Однако беспорядок, о котором говорила Зубейда, царил в этом раю: двери были широко раскрыты, на полу валялись истоптанные ногами гирлянды, из опрокинутой мебели выпали перламутровые инкрустации. Конрад шел вперед, держа наготове свой бластер. Искандер как собака следовал за ним.
Так они прошли три зала, обставленных с одинаковым великолепием. На персидских коврах были изображены принцы-подростки, обучающие сокола охоте, или принцессы в красных платьях, нюхающие розы. Светильники были украшены золотом.
На пороге четвертого зала стояли черные колоссы с ятаганами в руках. Несмотря на все отвращение к использованию своего оружия, Монферрат был более проворен. Блеснула молния. Спустя мгновение на плитах остались лишь тени стражников.
Искандер в беспокойстве поднял на своего хозяина умные глаза.
Конрад насчитал шесть изысканных, чудесных беседок, разделенных друг от друга садами. Одни из шести садов находились под большими тентами из шелка, другие сады обрамляли сумрачные кипарисы. Лотосы, магнолии отражались в водной глади — главное богатство пустыни, вызывающим образом выставленное напоказ…
Когда появлялись другие львы, присутствие Искандера их успокаивало. За решетчатой перегородкой дремали негритята у опрокинутого столика с разбросанными игральными костями. Рядом спал какой-то человек, но мышцы его тела, казалось, были в напряжении. Лев бросился в сторону, и Монферрат, не долго думая, последовал его примеру.
Они находились в гареме. Одни стражники спали, другие сбежали. Женщины дома Аббасидов, по- видимому, ни о чем не догадывались, они отдыхали в своих беседках.
У седьмого сада Монферрату показалось, что он видит сон: невзрачный силуэт брата Бертхольда склонился над огромным негром, которого монах осторожно положил на клумбу белых фиалок.
— Меня слишком поздно предупредили! — сказал тот с отчаянием. — Впрочем, что делать? Эти процессии и праздники вызывают и распространение болезни. Вы полагаете, господин, что это не коснется ЕЕ?
Он не удивился, встретив Конрада в серале, так как уже привык к чудесам. Но в первый раз, подумал Монферрат, в его присутствии выражают человеческое участие, беспокойство за жизнь Саламандры. Это тронуло его.
— Господин, — продолжал монах, — вы считаете, что я чрезмерно огорчен, ну и что? Она — доброе создание. Я помогаю ей моими скромными советами. Она не хотела приносить эту беду, и, если бы я был уверен, что у нее есть душа, я бы истово молился о ее спасении.
— Молитесь, — посоветовал Конрад.
Можно было подумать, что предки халифа при строительстве этого дворца и разбивке сада предвидели, какая повелительница будет жить здесь. Клумбы благоухали ароматом гелиотропа, полыни и шафрана; виноград и тутовые деревья перемежались лимонником. Эсклармонда выбрала себе комнаты в той части дворца, где размешались когда-то лаборатории алхимиков, которые всегда привлекали внимание предков халифа; там, среди печек и перегонных аппаратов, под присмотром брата Бсртхольда, она могла превращать снадобья в нужные вещества, обучать этот варварский мир искусству пиротехники, дать ему атом и, кто знает, что еще…
Она стояла на ступеньках, ведущих к трону. Ее распущенные волосы блестели, как чистое золото, на фоне переливающейся всеми цветами радуги облегающей туники. Конрад, не отрываясь, смотрел на стройный силуэт, на это юное лицо с узкими висками и сверкающими, как звезды, глазами.
Огненная сущность почти заслоняла телесную оболочку. Он вспоминал ужасное предвидение Главнокомандующего межзвездными флотами: «Метеорит, который превращается в комету, затем ярко вспыхивает новой звездой».
— Так вы пришли, — сказала Эсклармонда, — чтобы обезвредить меня на этой планете! Неслыханно, более чем неслыханно! Я правлю тут. Видите на моем пальце перстень халифа? Я обладаю, как игрушкой, этой раскаленной огромной страной! Абд-эль-Малек повинуется мне. Чудовище? Да, я — чудовище! Почему вы так смотрите на меня?
— Я следую за вами с Земли, — ответил Конрад. — По приказу… и по своему желанию. Я слишком поздно понял: бывают встречи, которые предопределены судьбой. В турнире на Сионе вы вонзились в мое сердце, как стрела, но я искал вас всегда. Я шел к вам в каждом походе, в каждой бездне, где побывал… я находил ваш след на всех мертвых планетах…
Только не говорите мне о Абд-эль-Хакиме. Он не имеет никакого отношения к нашим с вами счетам. Он стар, он — халиф, который навечно связан с этой грязной, огненной планетой. Вы не хотите отправиться со мной, Саламандра? На завоевание других планет, на открытие новых миров… Я взял бы вас на мой космический корабль; мы стали бы парой, о которой будут слагать легенды. Мы посетили бы Галактики, которые еще не видели, Галактики, заселенные странными существами или представляющие собой расплавленные драгоценные камни. Мы основали бы империю. Вы созданы не для того, чтобы чахнуть между жемчужин и лилий: вас ждет другая судьба. Я знаю, что вы искали бы на Земле…
Нет, вы никогда не любили ни Жильбера Д'Эста, никого… вы стали сходить с ума по этим солдатам удачи, которых поднимали на битвы опьяненные славой легионы!
— Замолчите! — закричала она. — Кто вы такой, чтобы так разговаривать со мной?
Фиолетовый смерч песка обрушился на город, опоясанный зигзагами молний; из пустыни доносились стоны.
Конрад сказал тихо, но со страстью:
— Как и вы, я всего лишь человеческая стихия. Вы меня не узнали? Что бы там ни говорил Пи-Гермес, я должен спасти вас от самой себя. И вы поняли это. Иначе почему вам надо было бежать с Сиона?
— Это невозможно. Я знаю свою природу. Моя судьба заключается в том, чтобы сжигать, пожирать в пламени.
— Большие огни на планете эльмов горят, но не уничтожают мир, — возразил он. — Вы принадлежите к другому измерению. Если вы согласитесь вернуться в него вместе со мной, как мы будем счастливы! Послушайте, я знаю миры, света которых землянину никогда не увидеть, туманности, где не действуют наши физические законы. Я знаю в созвездии Кентавра планету с континентами из льда и стекла, которая ожила бы под вашим воздействием! Вас зовут потухшие планеты! Мы уедем. Объединенные Галактики будут лишь счастливы, потеряв наш след. Мы выбрали бы какой-нибудь астероид у границы бесконечного пространства. За нами последовали бы эльмы. Нас благословил бы Пи-Гермес. Там мои поцелуи заменили бы вам корону, а мои объятия — халифат, Эсклармонда!
— Вы предали бы дело, с которым вас отправили сюда?
— Нет, — сказал он. — Прежде всего мне поручено остановить вас, положить конец опустошению, которое вы несете. Моя задача была бы выполнена, и ни одному человеку не пришлось бы страдать от вашего огня!
— Нет, — сказала она, — страдали бы вы.
Он думал об этом. Но в эту минуту… как он гнался за ней, преследуя ее в Космосе! Он не собирался упускать добычу. Даже если ему суждено умереть. Голубые, как море, глаза засияли золотыми звездочками, руки потянулись к пылающему призраку. На белоснежной коже Саламандры отражались огни всех костров,
