крестить представителя Стихии и какова его сущность? Эта девка утверждала, что она саламандра, но она могла и бредить. И еще, существуют ли саламандры, кроме маленьких безобидных ящериц, которые не вызывают ни холер, ни войн?
Идеалисты отрицали существование природного разума, а эмпирики уподобляли его древним богам.
Ученые и прелаты были сбиты с толку. Сторонники автоматики говорили о хитроумных машинах, о том, как на этих машинах решают уравнения. Наука на Анти-Земле в отличие от науки на Земле ограничивалась опытами, поразительными гипотезами и магией.
Доктор Болонэ предложил изгнать духа заклинаниями, а также сделать анализы крови Саламандры.
— Так как здесь, — бормотал он, — используется силлогизм: всякое существо, которое обладает кровью человека, имеет человеческую природу. Если у Саламандры кровь человека, значит, она имеет человеческую природу.
Но Гуго нелюбезно напомнил ему, что слезы и, вероятно, кровь Саламандры сжигают живое, как лава.
В полдень королева, которая совместно с сионским патриархом несла на себе груз регентства, направила советникам легкие закуски из соленой и сушеной рыбы, пироги с инжиром и медом, абрикосовый мармелад, так как все дали себе обет поститься, пока не вернется домой армия. Вода в Кедроне была грязной, и люди пили апельсиновый и лимонный соки.
Потом, освежив голову, странствующий доктор из Сорбонны с аналитическим складом ума, который присущ подобным людям, задал вопрос, который он считал основным:
— Кто такие саламандры? И из чего они состоят? К чему относить их? Каково их настоящее действие, являются ли они опасными? Известно ли, что пленница является той, за кого себя выдает, и если да, то почему?
— Как только будут выяснены эти пункты, — говорил он, — и даны их толкования, можно было бы приступить к этому частному случаю и искать средства, чтобы объяснить его. Конечно, это потребовало бы дополнительного расследования и адекватных измерительных приборов. Но нам и не к спеху.
Гуго, которому надо было уже в десятый раз повторять все, что он знал об Эсклармонде, отошел в сторону и заткнул уши, отдавая себе отчет в тщетности своих усилий.
Ученые серьезно кивали головами, очарованные методикой Сорбонны, а какой-то Меркуриус де Фамагуст, появившийся откуда ни возьмись, начал говорить изобилующую цитатами превосходную речь. Цитировались Беда, святой Августин, Ориген, Жан Д'Эважи и неоплатонисты. Две достойные уважения школы столкнулись друг с другом, при этом одна выступала за, а другая против внечувствительного восприятия, которое другой мир называл «способностью esp».
— Таким образом, мы выдвигаем рабочую гипотезу, — объявил ученый из Сорбонны. — Существует, по-видимому, заселенное неизвестными существами пространство, которое располагается вне нашего восприятия, то есть находится в неизвестных нам измерениях.
— Назовем его Четвертым или Пятым Измерением, — осторожно предложил епископ де Фамагуст.
— Забавный термин, — признал ученый из Сорбонны. — Он произведет фурор.
— Такие существа, — сказал Меркуриус, — живут, по-видимому, вне установленных норм морали. Наши законы не могут касаться большего, чем греха и искупления…
— Это ужасно! — воскликнул сионский патриарх. — Но в Меропс все же судили и мышей, у которых тоже не было никакой морали. Разве Саламандра находится вне законов? Это человек во плоти или иллюзия? Меня преследуют эти вопросы…
Столкнувшись с этой проблемой, судьи договорились пойти к пленнице, чтобы убедиться в реальности ее существования.
Меркуриус опирался на плечо сопровождавшего его пажа с бронзовыми волосами и грацией молодой девушки, в котором легко можно было угадать принцессу Зубейду.
Уставший Гуго уснул, и нужно было кричать ему в ухо. Проснувшись, он проклинал эти бесполезные хитрости. Патриарх взял тяжелые ключи, и вся эта толпа в пурпурных и фиолетовых тогах и сутанах погрузилась в темноту, из которой тянуло сыростью.
— Что касается меня, — сказал епископ Триполи, — сначала окрестим ее. А затем рассмотрим гипотезы.
Но вид сидящей на охапке соломы прекрасной и хрупкой пятнадцатилетней девушки в разорванной одежде смутил судей. К тому же она еще без умолку произносила бессвязные речи:
— Я пришла сюда, чтобы меня убили: пусть мир избавится от меня! Я совершила глупость, ладно! Мне, наверное, не следовало бы ни воплощаться на этой планете, ни выходить из преддверия рая, раз он существует… К чему сейчас притворства?
Делайте анализ моей крови, моих секреций; я заранее скажу вам: это Огонь! Меня крестить? Думаю, что это вам ничего не даст: я не совсем уверена, что у меня есть душа. В конце концов поторопитесь-ка меня убить, не то будет слишком поздно! Разве вы не видите, что эта планета страдает от моего присутствия? Но я не одна опустошала ее!
И действительно, в мертвенно-бледном небе над Гермелем появились фиолетовые шары, на глазах прибывала вода в Кедроне, земля трескалась.
Непонятный беспорядок царил в городе и во дворце. Внезапно наступила ночь; слепые совы бились о стекла, а между плитами пола ползали пресмыкающиеся. Молния цвета индиго ударила в мечеть Эль-Акса, и по мостовой, ведущей к Храму, забарабанили капли черной крови.
— Эти стены сейчас рухнут от гнева Орифеля, — пророчествовала Саламандра. — Быстрее, быстрее вершите свой суд, христиане!
Два часа дня, а город погрузился во мрак. Члены трибунала в волнении вышли из подземелья. Старый, мирно настроенный архиепископ-маронит шептал:
— А не отпустить ли нам ее?… Может быть, это славная саламандра!
Но во время вечерни стали приходить одна за другой плохие вести: начиналось извержение в горах, взлетали на воздух огромные скалы, кипела вода в реке Оронт в Сирии, а часть города Антиохия погрузилась в озеро Антигон. Под водой отчетливо были видны мраморные колонны и портики. Другой гонец прибыл с юга и сообщил, что на дороге в Баодад разверзлась земля Шатт-эль-Араб и поглотила халифа вместе с остатками его армии.
— Недра земли пылают! — стонал кочевник. — Вышли из берегов Тигр и Гихон, а Аравийская пустыня превратилась в бушующий океан!
Он рассказывал увиденные им сцены: день, похожий на день страшного суда, раскрытые могилы, толпы людей на скалах, отрезанных от внешнего мира…
Судьи вновь спустились в темницу. Ими овладело сомнение: а если это было наказанием? Какое преступление совершила эта девушка? Вызвала войну, холеру, сводит с ума неверных и христиан? Факты были достоверными, но виновность ее не доказана.
— Почему вы сдались духовным властям? — спросил отеческим тоном епископ Триполи. — Вы сделали это из покаяния?
Саламандра легкомысленно ответила:
— Что такое покаяние? Я такая, какой меня сотворил ваш Бог: естественная. Вы хотите знать, почему я здесь? Потому что люблю, но была вынуждена покинуть…
— Вы любили, — снисходительно спросил патриарх, — халифа Абд-эль-Хакима, которому были невестой, и боялись навредить ему из-за своей волшебной природы? Заметьте, господа, что такие чувства делают честь этому созданию.
Она пожала плечами:
— Кто говорит вам об Абд-эль-Хакиме? Этом наполненном ветром бурдюке, который я толкнула к Сиону, потому что не могла долго оставаться вдали от моей любви… — Она показала рукой на ставшего вдруг внимательным Гуго Монферратского. — Вот он знает! Спросите о причинах его ненависти! Между нами говоря, он неправ. Я все сделала, чтобы спасти того, кто дорог нам обоим: я разделила нас пустыней, войной, я разделяю нас сегодня вашими стенами и законами…
Я, которая не знает, что такое страх, я дрожала за его судьбу с тех пор, как увидела растворяющуюся в моих руках и погибающую в огне человеческую плоть! Мудрецы Иерушалаима, я отдаю свою судьбу и судьбу
