тихий зов, было невозможно. Затем он заметил движение. Разорванный плащ трепетал. Из-под него показалась рука. Четыре пальца согнулись и распрямились. Они звали его!
— Линдвин?
Олловейн бросился к лежащей. Она пряталась с подветренной стороны тролльского щита, на который костяными ножами были приколоты полоски шелка и бледная маска.
Фигура была плотно закутана в плащ. Когда он подошел ближе, она закрыла лицо руками, но он сразу узнал длинные черные волосы.
— Линдвин! — облегченно вздохнув, он опустился на колени.
Она выжила. Он не верил своему счастью! Все снова будет хорошо!
— Я не предала ее, королеву. — Голос Плетущей Заклинания был едва различим, настолько тихо, запинаясь, говорила она.
— Я знаю, — сказал Олловейн. — Прости, что не верил тебе.
Тело Линдвин задрожало; он не мог сказать, плачет она или смеется в отчаянии. Он хотел нежно обнять ее, но она вздрогнула от его прикосновения.
— Прости, я не могу. Теперь я должна покинуть тебя. Моя сила иссякает… Сеть последнего заклинания, которое я сплела, рвется… Я знала, что ты придешь. Я хотела еще раз взглянуть в твои глаза, мой прекрасный белый рыцарь. А теперь иди и спаси королеву. Меня ты уже спас…
Серебряный свет окружил дрожащую фигуру.
— Пожалуйста, нет! Не уходи… Я…
Зеленые глаза сверкнули неестественным светом.
— Я буду ждать тебя… — Ее голос доносился издалека. А затем ее не стало. Линдвин нашла свой путь в лунный свет. Ее судьба в Альвенмарке исполнилась.
На снегу лежало разорванное покрывало. В последний миг он увидел лицо Линдвин. Эльф поглядел на щит. То, что он счел маской, исчезло. Он вспомнил, что давным-давно говорил аркадийке. «Тебе нужно сбросить кожу, чтобы я поверил тебе».
Мастер меча зарылся лицом в разорванный плащ.
Валы Хоннигсвальда
— Дерево настолько прогнило, что можно было бы всунуть в щели палец, если бы оно не обледенело. Тебе нельзя здесь оставаться! — умоляющим тоном произнес паромщик. — За этими валами все мы в опасности!
Асла вздохнула. Два ужасных дня на льду помогла пережить мысль о городе с увенчанными палисадом земляными валами. А теперь, когда они не провели в Хоннигсвальде и половины дня, надежда улетучилась. Кодран, паромщик, пришел к Асле ближе к вечеру. Он объявил себя другом ее мужа и не давал покоя до тех пор, пока она не согласилась вместе с ним подняться на оборонительные сооружения.
Асла бросила взгляд на Кальфа. Его лицо все еще было покрыто корочкой. Тысячи раз благодарила она богов за то, что рыбак выжил после падения с Январского утеса. Это будто чудо!
Кальф вынул из-за голенища нож для разделки рыбы и царапнул дерево. Негромко выругался.
— Кодран прав. Тролли сильны, как медведи. Этот гнилой палисад их не задержит. Нужно уходить!
Асла в ярости пнула столб. Она чувствовала себя в безопасности в большом городе! Словно в насмешку, палисад устоял. Нога болела. Она ведь не тролль.
— Мы не можем идти дальше, — устало произнесла она. — Нам нужно больше саней. — Женщина подняла голову и поглядела на высокого паромщика. — Отведи меня к тому парню, который всучил моему мужу сани.
— Не думаю, что он нам поможет, — нерешительно заметил Кодран. — Нам лучше сразу же покинуть город, а не задерживаться ради болтовни с Зигвальдом. Он дурной делец.
— Тогда с ним поведу дела я! У нас нет выбора. С нами слишком много стариков и детей, да и… — Асла откашлялась. Она едва не рассказала о королеве. Эмерелль лежала в большой повозке. Но об этом в городе не должен знать никто. — Отведи меня к этому Зигвальду. Немедленно!
Кодран повиновался и повел ее по людным улицам к берегу фьорда. Весь город был заполнен беженцами. Далеко был виден дым, поднявшийся над Фирнстайном. Рыбаки и крестьяне вместе со своими семьями и скотом бежали под обманчивую защиту городских стен. Асла выругалась про себя. Нужно предупредить этих людей! Но сначала она поговорит с Зигвальдом.
Каретных дел мастер работал в своем сарае, словно суета в городе его совершенно не касалась. У него были седые волосы, зачесанные назад. Асла заметила, как ремесленник оглядел ее красный плащ и, очевидно, решил, что она богата.
— Чем могу служить?
— Сколько у тебя саней?
Похоже, вопрос застал его несколько врасплох.
— Какого рода сани ты бы хотела, госпожа?
— Я хотела купить все сани, которые у тебя есть.
Мастер откашлялся. Затем посмотрел на Кодрана и Кальфа, сопровождавших Аслу. Никто из них не улыбнулся.
— Это будет очень дорого… — наконец нерешительно произнес Зигвальд.
— На моей повозке стоит сундук, полный золота. Мой муж — герцог Альфадас. Я женщина небедная. Золото будет твоим, если до полуночи ты подготовишь сани. По возможности на большинстве из них должны быть деревянные надстройки для защиты от непогоды. — Асла указала на Кальфа. — Этот человек останется с тобой и подскажет, как перестроить сани. Если ты приготовишь более пяти повозок, за каждую я заплачу тебе тысячу серебряных монет в качестве залога. Когда мы будем в безопасности, ты получишь свои повозки обратно и сможешь оставить сокровища себе. Но мы уезжаем в полночь. Ни в коем случае не позже! Ты будешь сопровождать нас, чтобы по дороге ремонтировать повозки.
— Мои сани крепки! Никаких поломок не будет!
Асла подняла брови.
— А кому же тогда я заплачу деньги за позаимствованные сани? Если ты останешься здесь, то не получишь их обратно. К Хоннигсвальду идет отряд троллей, а валы этого города вряд ли смогут их задержать.
Каретных дел мастер улыбнулся.
— Тролли. Дорогая госпожа, в этой стране нет троллей. Это просто мародеры…
Сегодня над Аслой смеялись добрую дюжину раз. Ей было жаль людей, но…
— Спроси Кальфа, как выглядят твои мародеры. Он с ними встречался. Но, может быть, ты просто поразмыслишь на досуге. Как думаешь, стала бы я отдавать целое состояние и бежать из большого города, если бы по фьорду действительно спускалась всего лишь парочка мародеров? — И с этими словами Асла покинула мастерскую.
Снова на льду
— Поверьте! — Асла умоляюще подняла руки.
Она стояла на бочонке в конце рыбного рынка. Площадь перед ней была заполнена людьми. Несмотря на то что царила глубокая ночь, Хоннигсвальд продолжал жить. По льду спешило все больше и больше беженцев.
Зигвальд отнесся к словам женщины серьезно. К условленному часу он пришел с девятью санями. Они