королевы в толпе образовался коридор. Козлоногие фавны с длинными бородами несли на плечах детей кобольдов, которые в противном случае потерялись бы под ногами. В конце улицы Олловейн заметил даже гримтурсена, инеистого великана, который совершенно очевидным образом страдал от жары и обмахивался веером величиной с парус. Между разбитыми колоннами разрушенной башни стояли три ореады, горные нимфы, только изредка оставлявшие Иолиды. Прекрасные апсары танцевали на воде большого фонтана, словно на паркете. Они были немного пышнее эльфиек. Их обнаженные тела были раскрашены бандагом; как змеи, вились по их коже узоры. Поговаривали, что они пишут на теле свои тайные желания и тому, кто расшифрует эти письмена, они будут верны до тех пор, пока путь в лунный свет навеки не разлучит ускользающих от ищущих.
От толпы зевак отделился оркестр кобольдов. У них на шляпах были белые цветки лотоса, что, с учетом непостоянства маленького народца, можно было рассматривать как униформу. На протяжении нескольких тактов трубы, барабаны, трещотки и треугольники следовали указаниям капельмейстера, пока борода последнего вдруг не начала буйно расти и бедняга не запутался в ней дирижерской палочкой. Пока кобольд, ругаясь, пытался высвободить палочку, мелодия перешла в громкое дребезжание, а Олловейн заметил под ногами у нескольких гигантских минотавров двух лутинов. Этот лисоголовый народец был известен тем, что его представители не упускали случая отпустить грубую шутку и постоянно использовали свои необычные магические способности для всякого рода каверз. Мастер меча обеспокоенно поглядел на королеву. Хольды как раз выровняли мачту и подняли эльфийское знамя, золотого скакуна на зеленом фоне. Паланкин покачивался, словно лодка на мягких волнах, пока кентавры прокладывали дорогу сквозь толпу зевак.
Олловейн держался вплотную к Эмерелль. Его взгляд неустанно скользил по толпе, затем возвращался к террасам дворцов, мимо которых они проезжали. В лодке они плыли высоко над головами зевак. То был сущий кошмар! Королева представляла собой мишень, по которой просто невозможно было промахнуться.
Олловейн в очередной раз попытался поставить себя на место злоумышленника. Что бы он сделал, если бы захотел убить Эмерелль? О выходе в паланкине убийца знать никак не мог. Олловейн сам узнал об этом только ближе к вечеру. Лишь хольдам, готовившим лодку, было известно намерение королевы. Возможно ли, что кто-то из них выдал тайну?
В бессильной ярости Олловейн сжал кулаки. Бесполезно. Убийца всегда будет на шаг впереди. Эльф может только реагировать, в то время как у преступника всегда тысяча возможностей.
С ночного неба спустилась стайка крохотных луговых фей. Размером не больше стрекоз, они окружили королеву и осыпали ее волосы парфюмированной цветочной пыльцой. Сотни бабочек отделились от платья и поднялись в воздух, чтобы потанцевать с луговыми феями в сверкающем красочном хороводе. Эмерелль рассмеялась и помахала толпе рукой.
С террас дворцов бросали лепестки цветов. Воздух полнился приятными ароматами. Повсюду развевались шелковые знамена, а на высоких дворцовых башнях эльфийские маги начали плести свои заклинания. Кристаллы преломляли свет, образуя сверкающие радуги. Золотые фонтаны устремлялись в небо, раскрываясь и превращаясь в красочные цветы. Даже дома детей альвов попроще, у которых не было своих волшебников, сияли золотым светом. Там выставили на окна сотни масляных ламп, чтобы принять участие в Ночи Огней.
До ушей Олловейна донеслось мягкое звучание тростниковых флейт. Он бросил быстрый взгляд в узкий проулок, где танцевали минотавры. Они привязали к рогам золотые кадила и в такт звучанию флейт покачивались в экстатическом хороводе. За ними тянулись белые струйки дыма.
Краем глаза Олловейн увидел продолговатый предмет, устремившийся к королеве. Он оттолкнул Эмерелль в сторону. Снаряд с грохотом ударился о нагрудник, скрытый под его камзолом. Послышались испуганные крики.
Королева мгновенно снова оказалась на ногах и помахала рукой толпе.
— Ты слишком нервничаешь, Олловейн, — прошептала она, указав на сломанную ветку, лежавшую перед ними на дне лодки. На светлом дереве были выжжены руны. Женское имя?
За их спинами двое хольдов взобрались по гладкой мачте и стали с любопытством заглядывать через плечо королеве. Один из них заплел лоснящиеся от жира волосы в косы, Он дерзко улыбнулся мастеру меча и вдруг запел:
— Олловейн, наш рыцаришка, от страха нассал в штанишки.
Резким жестом королева заставила насмешника замолчать. Затем обвела испытующим взглядом толпу. Наконец указала на кентаврессу с коротко стриженными черными волосами. Полулошадь поднялась на задние ноги и громкими криками пыталась привлечь к себе внимание королевы.
Эмерелль нагнулась за палкой, поднесла ее к губам и запечатлела на светлой древесине легкий поцелуй.
— Это амулет, — пояснила она. — Кентавры верят, что если женщина носит при себе веточку из вербы, к которой я прикоснулась, то во время следующей ночи любви она забеременеет сыном.
Олловейн почти не слушал слов королевы. Глухой звук, почти поглощенный шумом праздника, заставил его обернуться. Хольда, только что смеявшегося над ним, пригвоздило к мачте стрелой. Она еще дрожала от силы, с которой вонзилась в дерево. Темная кровь стекала по груди убитого, собиралась за поясом, державшим набедренную повязку. Стрела, лишившая жизни насмешника, была черной, оперение ее — темно-серым с белыми полосками.
Олловейн притянул Эмерелль к себе. Судя по тому, на какой высоте стрела вошла в мачту, ее должны были выпустить с одного из кораблей, с высокого положения. То, что королева наклонилась за веточкой вербы, вероятно, спасло ей жизнь.
— Опустить паланкин! — приказал предводителю кентавров Олловейн.
Оримедес удивленно уставился на него.
— Здесь, посреди толпы? Ты с ума сошел?
Эмерелль тоже сделала попытку вырваться из крепких рук воина. Бабочки взлетели с ее платья, чтобы не оказаться раздавленными между телами. Они плотным облаком окружили правительницу. Это усложнит прицел подлому стрелку! Прошло всего несколько мгновений с тех пор, как стрела угодила в хольда. Однако умелый лучник мог выпустить в полет три стрелы прежде, чем первая найдет свою цель.
И словно в ответ на мысли Олловейна, прямо рядом с ним в одну из скамей для гребцов вонзилась вторая стрела. Она пролетела на расстоянии меньше ладони от них. Наверное, лишь бабочкам они были обязаны тем, что стрелявший промахнулся. Насекомые теперь сотнями вились вокруг королевы.
— Госпожа, ты умрешь, если будешь настаивать на том, чтобы оставаться в паланкине, — спокойно произнес Олловейн.
Теперь, когда он наконец получил возможность действовать, напряжение улетучилось.
— Поцелуй ее! — проревел кто-то из толпы, неверно истолковавший действия Олловейна.
Мастер меча потянул королеву за собой к поручням. Обхватив ее за бедра, он спрыгнул вниз. Крылья мотыльков касались его щек. Он почти ничего не видел.
— Посмотри на мачту! — крикнул он князю кентавров. — Кто-то стреляет в нас!
Олловейн потянул Эмерелль под дно лодки. Здесь они были в безопасности. Вокруг поднялись крики. Вероятно, первые зеваки заметили мертвого хольда.
— Мы должны держать происходящее в тайне. — Эмерелль высвободилась из объятий Олловейна. — Если сейчас начнется паника, то сотни окажутся затоптанными насмерть.
— Ты не должна показываться! — возмутился мастер меча. — До сих пор тебе везло, госпожа, но уже следующий выстрел может тебя убить. Мы не имеем права предоставлять убийце еще одну возможность. Ты должна вернуться во дворец!
— Почему ты думаешь, что меня хочет убить мужчина?
— Мужчина или женщина, сейчас не важно. Единственное, что имеет значение, — это твоя безопасность, госпожа! Ты должна вернуться во дворец!
Олловейн слишком хорошо понимал, почему не хочет говорить о том, что выстрел могла сделать женщина. Он не должен был посвящать в подробности Сильвину!
— Скажи эльфам свиты, чтобы они спешились, и позаботься о том, чтобы мертвого хольда сняли с
