называть их по имени, ведь таким образом можно их привлечь.
Пальцы Люка вцепились в край черепицы — ничего, за что можно было бы уцепиться, кроме мха. Он скользил дальше. В отчаянии мальчик свободной ногой лягнул Сероглазого по носу, но тот не отпустил его. В холодных, как лед, глазах сверкала жажда убийства.
Люк увидел складной нож, который лежал на широкой полоске мха. Он потянулся за ним, пытаясь достать. В любой миг оба могли рухнуть вниз.
— Пожалуйста, Тьюред, помоги мне, и я всегда буду твоим верным слугой! — умолял мальчик.
Кончиками пальцев он коснулся рукоятки ножа, тот заскользил дальше и остановился немного ниже, на краю черепицы. Люк отчаянно продолжал тянуться, пока красная рукоять из орешника не оказалась у него в руке.
— Ты меня попомнишь! — закричал он, садясь.
Не держась ни за что, он скользил к краю крыши, но теперь не обращал на опасность ни малейшего внимания. Ему хотелось только одного: причинить боль этой твари за то, что она вцепилась ему в ногу. Все остальное было неважно.
Он изо всех сил ударил Сероглазого ножом по морде. Лезвие отскочило от кости, оставив рваную рану. Бестия взревела. И в тот же миг они оба рухнули вниз.
Удар между ног заставил мальчика вскрикнуть. На глаза навернулись слезы. Почувствовав ноющую боль в животе, он срыгнул и вцепился пальцами в серое, избитое непогодой дерево. Люк упал на одну из балок, которые торчали, словно рога, из-под края крыши. Штанина была разорвана. Сероглазый лежал под ним на крыше сарая. Ему тоже досталось. Он яростно трепал ветхую ткань, свисавшую у него изо рта, словно сброшенная змеиная кожа.
Люк поднялся. Было такое ощущение, что у него горит между ног. Он сжал зубы, но по щекам побежали слезы. Мальчики не должны плакать, однако боль была слишком сильной.
Сквозь пелену слез Люк увидел, как зверь поднялся на ноги, и чертыхнулся. Мерзкая тварь не хотела сдаваться. Рваная рана, протянувшаяся через всю морду Сероглазого, сильно кровоточила.
— Забирайся сюда, и я прикончу тебя, — прошипел мальчик, зная, что говорит чушь.
Нож он потерял, когда падал, и тот, должно быть, лежит где-то на крыше сарая. Тихо ругаясь, Люк полез на каретный сарай, черепица которого была еще теплой от полуденного солнца. Охотнее всего он вытянулся бы во весь рост и позволил теплу навеять на себя сон, приятные сновидения, населенные теми, кто покинул его.
Люк услышал шаги волка по крыше сарая. Он прыгнет снова. Остаться лежать — значит сдаться. И если он…
Мальчик испугался. Что же он наделал! Он назвал зло по имени, пусть даже и мысленно! Теперь будет только хуже.
— Дурак! — обругал он себя и пополз.
Каждое движение болью отдавалось между ног. Сильно ли он ранен? Он не помнил, чтобы ему когда- нибудь было настолько больно. Люк тихо выругался. Только не начинай хныкать, ты, мямля. Все равно тебе никто не поможет.
Во всей деревне остались только он и волки, которых наслали Другие.
Королева-воительница
— Гисхильда!
Этот голос был хорошо знаком принцессе. Ее искал Сигурд Меченосец, начальник личной гвардии ее отца. Пока еще по-хорошему, однако скоро он позовет собак. Этого девочка никогда не могла простить отцу: он натаскал дюжину охотничьих собак идти по ее следам. Собаками травили убийц, браконьеров… Но не свою же родную дочь! Однако ее отцу Гуннару это казалось забавным. А ей — нет! Нигде нет ей покоя, всегда кто-нибудь рядом: няня, домашний учитель, охранники. Вечно так.
Гисхильда ковырялась стеблем тростника в черной тине. Голос Сигурда замолк вдали. Он не найдет ее. Чтобы позвать собак, ему нужно вернуться в деревню, а это больше полумили отсюда. У нее еще есть немного времени.
Принцесса подумала о грязи на берегу Медвежьего озера. О той крови… Руки ее задрожали, и ей стало плохо. Воины отца называли членов рыцарского ордена жестяными головами. Мол, у них ума не больше, чем у их доспехов. Судя по рассказам воинов, битвы с ними всегда были для них не более чем забавой. Героические песнопения скальдов тоже говорили иное. Гисхильда была не готова к тому, что произошло на Медвежьем озере. Вероятно, ее отец не хотел бы, чтобы она так рано увидела битву. Хотя ей было уже одиннадцать!
Руки девочки снова задрожали. Она видела, как умирали люди из личной гвардии ее отца — мандриды, лучшие воины Фьордландии. Люди, которых она знала с тех самых пор, как выучилась ходить. Ей вновь стало нехорошо. Этого не должно быть! Она должна быть сильной! Через пару лет она станет королевой-воительницей Фьордландии, поведет войска, и отец будет гордиться ею! У такой королевы- воительницы не должны дрожать руки, когда она думает о том, что льется кровь!
Гисхильда разломала тростинку на мелкие кусочки и бросила их в грязь. Это напомнило ей о мертвых, лежавших на берегу озера, унесенных Лутом, Ткачом судеб, так же, как вода уносит брошенные ею ветки… Она должна забыть резню на Медвежьем озере!
Где-то вдалеке залаяла собака. Скоро они будут здесь.
— Ты не хочешь поговорить о своем горе?
Гисхильда испуганно обернулась. У нее за спиной, в высоком тростнике, стояла Юливее, волшебница из свиты князя Фенрила.
Девочка не слышала, как подошла эльфийка, и рассердилась. От эльфов не убежишь, они всегда находят ее. По крайней мере, это не Сильвина. Учительница наверняка отчитала бы ее за то, что она оставила след шириной с проторенную дорогу. Гисхильда точно знала, что это неправда. Сигурд же не нашел ее, а ведь он далеко не дурак. Но тех, кого учат эльфы, люди быстро перестают находить.
Совсем не стыдно быть обнаруженной Юливее. Говорили, что сила ее волшебства под стать силе таинственной королевы эльфов Эмерелль. Некоторые даже предполагали, что однажды она станет владычицей Альвенмарка, если Эмерелль когда-нибудь надоест плести интриги вокруг лебединой короны.
Юливее была одета в широкие шелковые штаны. Единственная из эльфов, она ходила босиком, и, хотя в тростнике нельзя было сделать ни шагу, чтобы не вступить в болотную жижу, ее маленькие ступни были чисты, словно эльфийка только что вышла из ванной. Плетеный пояс из красной ткани подчеркивал девичью талию волшебницы. Вместо кинжалов, как у воинов, за пояс у нее были заткнуты флейты. Белая шелковая блузка была почти прозрачной, однако расшитая золотом красная жилетка скрывала то, чего искали мужские взгляды. Свои длинные темно-каштановые волосы Юливее подвязала красным платком. Выглядела она вызывающе, и Гисхильда мечтала о том, чтобы однажды стать такой, как волшебница.
Лай собак послышался угрожающе близко. Девочка вздохнула. Если бы за ней не следили постоянно! Вот уже несколько недель она не бродила с Сильвиной по лесам, так как должна была находиться вблизи королевского двора.
— Ты хотела убежать?
Гисхильда удивилась.
— Что ты говоришь? Я не могу убежать. Однажды я стану королевой. Как же ярлы будут следовать за своей королевой, если она, будучи девочкой, решит убежать от своих обязанностей? Они не станут принимать меня всерьез.
— Я слышу голос Гисхильды или твоего старого учителя?
— Это голос принцессы, которой хотелось бы, чтобы ее оставили в покое! — упрямо ответила девочка. — Да зачем же мне убегать?
— Может быть, затем, что от тебя слишком многого ждут? Что тебе приходится учиться, в то время как остальные дети играют? Что рядом всегда есть кто-нибудь, готовый дать умный совет? Что ты думаешь,
