Юринов.
— То есть, получается, сынок его на тебя неудачно напоролся?
— Никак нет! — опять сказал сержант, — сын Бодхани Ахмадова напоролся на капитана Урусова, командира нашей группы. Ну и помер, естественно. А капитан пропал в неизвестном направлении. И, думаю, ему нужна помощь.
— Так… — Рюмшин тяжело вздохнул, снова посмотрел в лежащее на столе удостоверение гостя, и продолжил. — Вот что, Борис Викторович, подсаживайся поближе, и рассказывай всё по максимуму. А на этих архаровцев внимания не обращай. Все свои.
Настолько хреново на душе Евгению не было давно. Грызло так, что хотелось выть. Почти все взрослые собаки участвуют в очень сложном деле. А он, капитан ФСБ, прошедший обе Чечни, должен сидеть и ждать. Потому что не угонится ни за собаками, ни за молодежью. Возраст не тот. И здоровья хватает разве что проводить до середины ущелья Имата, куда группу забрасывают на машинах. Утешает самолюбие только одно — с псами пойдет в бой только молодежь. Самые быстрые и самые сильные. Лучшие. Те, кто разгромил джигитов в Матче, не заплатив за победу ни одной жизнью. Ни человеческой, ни собачьей. Пойдут «ребенки»: шестнадцатая и восемнадцатая группы. Те, кто в патрулях давно не теряют людей. Самолюбие утешить легко. Хватит осознания, что именно ты стоял у истоков. Только не самолюбие ведь сжимает грудь тисками и заставляет утайкой вытирать подозрительно влажные глаза…
Сейчас задача сложнее сангистанского спектакля. Намного сложнее. Она будет выполнена обязательно, можно не сомневаться. Но сколько вернется назад? Половина? Четверть? Еще меньше? Кто не придет назад? Кто не вернется из детей, выросших на его глазах, и из собак, выкормленных собственными руками. Кто, как не Огневолк, помнит тех, кто сегодня идет в бой, маленькими меховыми комочками и несмышлеными карапузами, тискаюшими эти комочки. И хорошо помнит отцов и матерей этих самых псов, когда те были такими же комочками. Дети и щенки вырастают… И уходят сражаться… А отцам остается ждать. И гадать, кто не вернется на этот раз… Не важно, биологический ты отец или отец по духу… Всё равно, каждый щенок, каждый ребенок — твой. И не имеет значения, что «ребенок» стоит в бою троих, а «щенок» играючи расправится с волком или барсом. Для тебя все они дети и щенки…
Все уже выгрузились. Люди собираются: последняя подгонка рюкзаков, развеска снаряжения. А собаки… Какие у мохнатых сборы?..
Аверин обнял за голову большого черного пса. Тэнгу, его друг и брат. Такой же большой и сильный, как Санькин Коно и Ленг Виктора. И такой же умный. Ничего удивительного, все трое из одного помета. Братья, вот и похожи. Но характеры разные, хотя заметить это не так просто. Для других сложно, не для Аверина. Коно — боец, Ленг — спасатель, а Тэнгу — лидер. И друзей-хозяев псы выбрали соответствующих. Сегодня Тэнгу поведет собак в бой. Один, без Евгения.
— Ты аккуратней там, Тэнгик, — тихо сказал Аверин, почесывая пса за ухом. Стоять пришлось согнувшись. Поза была неудобной, на корточках голова пса оказывалась слишком высоко, стоя — низковато. Но кинолог был привычен и не к таким позам. — И своих береги. На стрельбу буром не лезьте… Да ты сам всё знаешь, умница моя…
Пес негромко рыкнул и легонько боднул Аверина мордой. Не нервничай, мол, хозяин. Разберемся. Война план покажет. Впервой, что ли?
Впервой, Тэнгу! Так серьезно — впервой. Но тебе неведомы сомнения. Ты привык драться и побеждать. Или умирать, если не удастся победить. Так воспитан. Не только ты, все, кто уходит сегодня. И звери, и люди…
Евгений последний раз провел рукой по густой черной шерсти и отпустил пса.
Прозвучала команда на выдвижение, и отряд побежал вперед, на бегу вытягиваясь в цепочку, более удобную для передвижения по узким горным тропам, чем какое другое построение. Люди бежали спокойно, даже немножко лениво, не пытаясь ставить рекорды скорости. Таким темпом они могут двигаться долго, очень долго. Впереди — почти двое суток бега с короткими ночными привалами. Нужно за два дня пройти путь, на который раньше, до Войны, уходила неделя. И прямо с марша вступить в бой. Тяжелая задача. Но они справятся. Они — лучшие.
Тэнгу еще раз обернулся на хозяина, ободряюще рявкнул и помчался. Здоровенный черный пес бежал, обгоняя всех, торопясь занять законное место в голове колонны.
— Салам алейкум, Шамсиджан.
— Ваалейкум Ассалам, посланец. Возможно, дэвы смутили мой разум, но разве не ты приносил послание от неизвестного друга? В прошлом году?
— Память не подводит тебя, Сержант!
— А как же ваши Правила?
— Правила пишут для тех, кто думает не головой, а чем-то ниже. А тот, кто Правила устанавливает, может и менять кое-что по собственному усмотрению. Таково самое главное Правило!
Шамсиджан расхохотался:
— Леопард Гор воистину умеет шутить! Что за подарок ждет меня сегодня?
— Еще одна горелая тряпка, пахнущая солярой. Но почему-то кажется, важен не предмет, важен тот, кто просил передать его. А слова, предназначенные для твоих ушей, еще важнее.
— Согласен, — кивнул правитель Матчи. — Я весь обратился в слух. Могу еще включить магнитофон на запись. Чтобы ни одно слово не пропало зря, — и подмигнул посланнику.
— Разговор будет долгим, Сержант, — не принял веселого тона посланник. Наверное, потому что слишком явно Шамсиджан пытался смехом скрыть волнение. — Тебе, возможно, неудобно говорить с безымянным. Моё имя Рашид.
Рахманов даже открыл рот от изумления, но сумел взять себя в руки.
— Я так понимаю, что сегодня день Главного Правила. И причины должны быть достаточно серьезны.
— Ты правильно понимаешь. Твой старый друг просил передать следующее…
— Дела… — тихо сказал Рюмшин и повернулся к Махонько, — капитан, срочно связь с Матчой. Уточнить, не у них этот Рембо?
— Нет его у них, точно. Шамсиджан сообщил бы сразу, — откликнулся разведчик. И добавил, глядя на потухшую физиономию гостя, — не хорони старшего раньше времени. Судя по перехватам, ахмадовские его не поймали. Твой капитан, похоже, тот еще кадр.
— Есть такое дело, — вздохнул Юринов.
— Мда… — полковник облокотился на стол локтями и уперся подбородком в замок из пальцев. — Ситуация, однако… Хоть Анзоб штурмуй. Извини, сержант, — сразу же уточнил полковник. — Но на это я не пойду. Потери будут такие…
— Я понимаю, — вздохнул Борис.
В кабинете повисла неловкая тишина.
— Так, пока все старательно думают, воняя паленой резиной, товарищ сержант, пару вопросов к Вам, — первым нарушил молчание Пилькевич. — Ваш отец — альпинист? И спасатель?
— Вы знаете, где папа?!
— Где — не знаю. Но его самого в старые времена знавал. Если, конечно, не однофамильца и тезку одновременно. Отец в начале восьмидесятых работал в спасслужбе в Приэльбрусье?
— Работал, — отозвался вновь потухший Боря, — а перед самой Войной в Фанских горах был. В альплагере. Был я в том лагере. С Фаррухом ездили. Развалины одни…
Борису было хреново. Очень. Надежды на Дивизию таяли с каждой минутой. Даже то, что основная задача разведки была уже выполнена, не радовало. Да, Дивизия готова принять и Бригаду, и гражданских. И места всем хватало, и ресурсов. Осталось только установить связь с Пчелинцевым… Маршрут проложен. Переправа под Самарой вполне решаема. Проблема мелкая. Уфимцы обеспечат коридор через Петропавловск, а Умид — проход хоть до Пенджикента, хоть до Душанбе. Воевать ни с кем не придется. Это, если смотреть на плюсы, забыв о минусах.
