У девчонки другие понятия о приличиях. К примеру, сберечь одежду важнее, чем нервы постороннего мужика. Перед кошем идет обычная тренировка по рукопашке. Только от ее «обычности» жутковато становится. Мало кто из наших такое повторить может. Скорее всего, никто. Скорость, связки… Если тот кишлак чистили её инструктора, то мне жалко несчастных чурок.
Очень хочется посмотреть дальше, но заставляю себя вернуться в кош. Ни к чему долго глазеть на обнаженную натуру. Натура может не так понять и шарахнуть из арбалета. Или близко познакомить с собачкой. А то и вот с этим каскадом, совсем не уверен, что сумею отбиться. Да ладно, капитан, давай честно. Не сумею. Ты никогда не умел драться с женщинами.
Итак, что мы имеем? Собрались альпинисты могучей кучкой, отгородились от цивилизации и обитают сами по себе. Бытовуху порешали, живут, не тужат, растят собаков и детишков. И тех, и других учат. Учат серьезно. Хороший показатель перед глазами. Отара примерно в сто бараньих рыл, но Санька управляется вдвоем с собаком. «Адын пёс и адын девушк!» С возможным учетом нападений хищного зверья — очень мало. Но справляются же! Интересно, а если большая стая нападет? Зверей этак с десяток… Однако, капитан, ты сегодня совсем дурной и несообразительный. Говорила же барышня — недавно стая наскочила. Как раз в десять единиц живой силы. Все отправились в экспедицию в лагерь. Разделанными тушками. А что не отправили, так ты, морда нерусская, подъел.
Короче, отставим кулинарию и вернемся к телу, тьфу блин, к делу. Детишек и собаков учат. Воевать учат. И не только с собачками-шаками. Прикинем, какие у туристов-альпинистов могут быть планы? Построить высокогорную республику и обеспечить победу военного коммунизма в одном, отдельно взятом, альплагере? Сомнительно, вечно в изоляции не просидишь. Не отсвечивать до конца беспредела, а когда беки друг другу глотки перегрызут, присоединиться к вменяемой власти? Думаю, ближе к правильному ответу. Автономию они себе выговорят запросто…
Вернемся к делам нашим скорбным. Бандерлоги Бодхани, по всем расчетам, должны заявиться сегодня. Но их до сих пор не видно. Сбились со следа? Или отстали? А может, затаились неподалеку и ждут ночи? Последнее — маловероятно, не их стиль. Ждать местные басмачи не умеют в принципе. Горячие фанские парни…
Остальное возможно. Если альпинисты успеют перекрыть перевал, по которому я притопал, ахмадовцев можно сбрасывать со счетов. Вот только некошерно получается. Меня у Старой робинзоны уже два раза отобрали. Теперь они с баши воевать будут, а я тихо свинчу к Фарруху? Неправильно это. Хоть и не за меня подвяжутся — им здесь баши даром не сдался, всё одно неладно. Долги надо отдавать. Да и кто меня просто так отпустит? Девочка ведь серьезно говорила насчет «убью», по глазам видно. Сомневаюсь, что получится, но всё может быть, лучше не пробовать.
Значит, не рыпаюсь, тихо иду с Санькой вниз, потом с местными на защиту Казнока. Ну, а дальше видно будет, так далеко заглядывать — последнее дело…
Борис чувствовал себя балластом. Даже в пустынных волжских землях, где колонна ехала мимо спрятавшихся за самодельными укреплениями и ощетинившимися разнокалиберными стволами деревень, похожих на испуганных ёжиков, он не ощущал себя настолько ненужным. Там хоть ехал в авангарде, числился штатным штурманом…
А сейчас… Если какие события по пути и происходили, то все доставались на долю передовой группы. А КШМ на базе «шишиги», куда посадили новосибирца, шел в середине, между двумя БТРами.
Рюмшин остался в Душанбе, пробурчав: «Не царское это дело, башибузуков по горам гонять! И тебе, Андрей, там делать нечего, сами справятся». Но Пилькевич не смог усидеть на месте. Слишком много старых друзей обнаружилось в этих самых горах, чтобы дожидаться их в духоте кабинета. Вот и ехал теперь старый спасатель в той же КШМ-ке…
Расчет Юринова на некоторые послабления после вчерашней демонстрации возможностей не оправдался. Зря только на ринг полез.… Комдив, скрепя сердцем, участвовать в операции разрешил. Но с ограничениями: находиться исключительно в командирской машине или рядом с ней. И не отходить от начштаба дальше трех метров. Кроме них, в кабине командно-штабной были только водитель и Галка, оказавшаяся секретаршей (ага, видели мы таких секретарш с незадокументированными функциями!) полковника.
Колонна неторопливо карабкалась по серпантинам. Пейзажи не радовали. Однообразные до скуки склоны и нескончаемый дождь. Некое разнообразие внесла площадка перед туннелем, но и там к моменту подъезда штабной машины всё уже практически закончилось. Юринов увидел только несколько десятков человек в знакомой альпинистской одежде. Альпинисты спешно и ловко грузились в сразу же уезжающие куда-то грузовики.
Туннель особо не впечатлил. Даже знание, что вокруг многие тонны камня и непредставимое количество взрывчатки, готовое обрушить этот камень на головы проезжающим, проходило мимо сознания. Самый обычный тоннель. В любом крупном городе таких не один десяток. Короче, конечно, но зато полотно получше — нормальный асфальт, не разбитый погодой и миллионами колес.
Выскочившая из тесноты каменной кишки дорога пробегала через какие-то кишлаки, словно перепуганный заяц, кидала петли среди склонов, то выскакивая на берег большой бурной реки, то прячась в мешанину холмов и оврагов. Система в этом хаосе и лабиринте была, но задумываться и искать закономерности не хотелось. Даже привычка запоминать пройденный маршрут отказала. Душа рвалась вперед, к своим, на поиски Андрея, а тело поневоле оставалось в пропахшей бензином кабине «шишиги». Почему-то Борис был уверен: стоит только добраться до брата, и капитан тут же найдется. Олег… Он всё может! А уж вместе с папой… Юринов тряхнул головой, пытаясь отогнать навязчивые мысли.
КШМка вырулила на небольшую площадь какого-то поселка и остановилась.
Водитель остался на месте, а Галка с Борисом вслед за Пилькевичем выбрались из надоевшей машины. Ноги размять, да по сторонам послушать-посмотреть. Вокруг царили бардак и суета. Показалось, что все силы вторжения собрались здесь, и никто не знает, что делать дальше. Возле двухэтажного здания административного вида, ожесточенно споря, стояли Метанов, Махонько и высокий молодой парень в альпинистской куртке болотного цвета. Офицеры говорили одновременно, перебивая друг друга, и активно размахивали руками, а альпинист, в основном, слушал, лишь изредка вставляя короткие фразы. Тут же оказался и старый знакомый Дамир. Посредник хмурился и с кем-то ругался. Ради разнообразия — не на русском и по рации.
— Товарищ полковник, — Махонько прервал спор, отмахнувшись от Метанова, — разрушен мост через Зеравшан. Мы отрезаны от Айни и всего, что ниже.
— Взорвали? — побледнел бывший спасатель.
— Никак нет! — продолжил капитан. — Вчера из ущелья Пасруда сошел мощнейший сель. Таких здесь никогда не было. От моста только воспоминания. Дорога на два кэмэ на круг наглухо завалена камнями и грязью. На расчистку завалов уйма времени уйдет. И еще мост восстанавливать надо! Так или иначе, сегодня мы дальше не пройдем!
— На два кэмэ? — уточнил полковник. И устало потянул с головы промокшую кепку. — Да ну не траханный в голову…
— Вот и я так сказал, — развел руками Махонько. — Только матом делу не поможешь.
— Что в остальном?
— Связь с альпинистами устанавливаем.
— Устанавливаете или установили? — Пилькевич кивнул на Дамира.
— В процессе, — ответил Метанов. — «Ребенки» хотят пройти перевалами от Искандеркуля.
Борис смотрел на реку. Мда… Это не тот овражек в Диких Землях. К широченному потоку, безостановочно несущемуся со скоростью автомобиля, вскипающему пенными бурунами возле лежащих в русле камней, даже приближаться страшновато, не говоря уже о форсировании…
Дамир закончил разговор и подошел к Пилькевичу:
— Война закончена, товарищ полковник. Айни занят матчинцами. Амонатов перешел границу и скоро встретится с Шахсимджаном. Сель, разрушивший мост — результат взрыва искусственного озера ниже кишлака Маргузор. От армии Ахмадова, штурмовавшей ущелье, он не оставил никого. Скорее всего, сам баши тоже попал под раздачу. Остатки джигитов под руководством некоего Шабдолова отступают в Пасруд. Их добьют наши с матчинцами. А Амонатов блокирует формирования на Шахристане.
