набычившийся, похожий на беспокойного лося, запретил стрелять, чтобы не уехали сидевшие в машине люди. «Нихт шиссен», — произнес он вполголоса. Фриц с готовностью изобразил понимание: если уж у руля оказался такой высокий чин, значит, в машине осталась птица поважнее. Угадать не смогли, русская эмка остановилась в тени высокого дерева, и внутри ее нельзя было ничего разглядеть.
Разделаться с майором следовало незаметно, и Фриц ничуть не сомневался, что Длинный Ганс сделает это четко и чисто, как на показательных занятиях. Его клешнятые руки обладали невероятной силой, умноженной тренировками, где каждое движение доводилось до автоматизма.
— Документы, пожалуйста, — четко произнес на русском Длинный Ганс, увлекая майора за раскидистый еловый выступ, словно там, в закутке, находился главный проверяющий.
Едва тяжкий еловый лапник закрыл от них эмку, огромный, как лось, Ганс мгновенно переместился назад и оказался за спиной русского.
Майор нутром почуял опасность, потому что в глазах стоявшего напротив рыжего недомерка мелькнул испуг. Вместо того чтобы оглянуться, он резко отклонился в сторону. Удар Длинного Ганса пришелся в пустоту. Майор повернулся, и два тела слиплись с треском, налетев друг на друга. И немец, и русский знали, как убивать. Длиннорукий Ганс набросился сокрушительно. Но медвежья неторопливость русского майора вдруг взорвалась таким стремительным напором, что атакующий лось провалился. Не успев нанести смертельный удар, упал как подкошенный. Рыжий Фриц, отрывая от ладони побелевший палец, изо всех сил нажимал на спусковой крючок. Но винтовка молчала, выстрела не было.
— Гот! Гот! — сорвалось с его губ.
Не открывая огня, майор ударил его рукояткой пистолета в висок, понимая, что рыжий недомерок, подобно его длиннорукому напарнику, должен быть сражен без околичностей — насмерть.
Пока рыжий вместе со стихами и памятью об отце валился, закатывая глаза, майор успел оглянуться, оценить обстановку, убедиться, что других диверсантов нет. Быстрым шагом вернулся к машине. В глазах ожидавшей женщины плеснулся испуг, и Щепинов на мгновенье представил, что бы с ней было, окажись он поверженным. Взявшись за руль, произнес только одно слово:
— Порядок!
Эмка сорвалась с места.
Они пролетели мимо светящихся на заре березовых рощ и скрытых туманом оврагов, мимо двух обезлюдевших деревень. Майор не произнес ни слова, Надежда не знала, что и думать. Видно, проверка оказалась строгой, и майор решил не отвлекаться.
Повернувшись, спросил внезапно:
— Нет близко знакомой деревни, где бы ты могла остановиться?
Несуразный вопрос ошеломил ее, заставил задуматься.
— Есть, — отозвалась она, помолчав. — Но мы давно проехали.
Майор не ответил.
Дорога петляла в тени и сырости раннего июньского утра. Однако на дальнем взгорье солнце уже позолотило верхушки деревьев, обещая новый день всем живущим людям. Надежда улыбнулась, хотела сказать майору об этом и не смогла.
Увидев напряженный взгляд, она посмотрела вверх, через лобовое стекло, и заметила отблески искр, рассыпавшихся в небе. Ничего не поняв, она с суеверным ужасом подумала, что это грозное знамение, древний страшный знак беды.
Искры рассыпались, двигались, и вдруг Надежда угадала в небесных блестках бешено вращающиеся винты.
— Вот она! — внезапно сказал майор.
— Кто? — спросила Надежда, беспомощно оглядываясь.
— Война! — эхом докатилось до нее. — Держись!
Майор бросил эмку в сторону, под высокий березняк, и затушил двигатель. Но шум не прекратился, наоборот, он нарастал и доносился не спереди, а откуда-то сверху.
Целые армады с крестами двигались в небе. Один самолетик вывалился из общего ряда и с диким воем понесся к земле. Надежда похолодела, точно самолет с крестами несся прямо на нее. Он, наверное, не видел ни маленькой эмки, ни прижавшихся друг к другу людей. Охотился, очевидно, за целью покрупнее, потому что капли, сорвавшиеся с черных крыльев, упали где-то за лесом. Взрывы последовали так часто, что их невозможно было сосчитать.
Наступило прозрение. Надежда поняла, что ей не увидеть Дмитрия Григорьевича, и ребенка, которого она уже любила всеми силами, ждет неведомая судьба.
— Вам куда?
Майор схватил ее за руки, и узкие Надины ладошки потонули в его широкой пятерне.
— Белосток… — машинально ответила она.
— Туда нельзя! Поняла? Никакого генерала там нет. Все генералы в лесах. Там их штабы, там сейчас армия. Тебе надо в Минск или свою деревню. Поняла? Мне — вперед! А тебе обратно. Пока тут заваруха не кончится. Что-то наших ястребков не видать.
Новая волна страшных крыльев с черными крестами прошла над ними.
Выйдя на дорогу, майор остановил мчавшийся грузовик, о чем-то переговорил с водителем и быстро вернулся к ней.
— Из нашей части солдат. Он тебя довезет до Новогрудка. Дальше добирайся сама. Сегодня ты должна быть в Минске. Не задерживайся. Связывай в узел все необходимое и двигай на восток.
— Да вы что? — попятилась она.
— Знаю, что говорю.
— Нет!
Он развернулся к ней, поняв, что надо прощаться. Взял за руку, потом за плечи, наконец обнял.
— Чудо ты мое! Не будь войны, никому бы не отдал. Никакому генералу.
Притянул к себе с силой, чтобы не сопротивлялась, и поцеловал. Потянув за руку, подвел к грузовику, усадил в кабину.
— Грачев! Отвечаешь! — повелительно крикнул он.
Солдат ошарашенно кивнул. Грузовик не успел тронуться с места, майор снова догнал и открыл дверцу.
— Как твоей деревни название?
Надежда крикнула, сложив ладошки вместе:
— Синево!
Майор прощально махнул рукой:
— Найду!
36
Разрывая тонкую цепочку пограничных постов, германская армия ринулась на просторы России.
Не успевшие занять боевую позицию полки, дивизии, танковые батальоны разворачивались уже под огнем. Многие были уничтожены на марше. Каких сил сразу недосчиталась обороняющаяся сторона! С аэродромов, где готовилась наша ударная воздушная мощь, успели подняться лишь несколько самолетов. Такого разгрома Россия не знала со времен монгольского нашествия.
Штаб Западного округа в первые часы войны превратился в штаб фронта без устойчивой связи с армиями. Указания Москвы насчет боевой готовности и отражения атак противника безнадежно запоздали. Трагедия и обреченность возникли оттого, что поднятые с опозданием войска оказались на линии главного удара. Просчет наркомата обороны, полагавшего основным направлением киевское, сказался и тут. Превосходящая мощь обрушилась на русских не потому, что немцев было больше. Многократное превосходство вермахт обеспечивал на клиньях, которые вгрызались в оборону. А общее количество танков и артиллерии не сильно разнилось. Самолетов даже было больше. Но их сожгли на земле. С немецкой стороны сработала полководческая сноровка, а с нашей — заторможенность и привычка думать по-старому.
