расправам, но чтобы мысль о возможности такой расплаты за активность тревожила каждого священника» [114, с. 65].
Называя вещи своими именами, Литва так никогда и не примирилась с завоеванием.
ЭСТОНИЯ
В Эстонии до 1956 года каждый пятый погиб или покинул родину. В 1940 году в Эстонии жило 995 тысяч эстонцев, в 1980 году — 948 тысяч.
По сравнению с Литвой, в Эстонии было тише… в 1970–е годы состоялось несколько политических процессов, самый крупный из них в 1979 году над Имре Аракасом и его вооруженной группой сопротивления оккупации. В 1980 году состоялась демонстрация с требованием отставки министра просвещения Эльзы Гречкиной: по мнению демонстрантов, министр очень уж рьяно проводила политику русификации[20].
Но большая часть эстонцев оставалась лояльной, поворот в их настроениях можно определить довольно точно — начало 1980 года. Причина — вторжение в Афганистан.
В июне 1982 года в городе Выру были осуждены трое руководящих работников местного мясокомбината за стрельбу из охотничьего ружья по портрету Брежнева.
В это же время некоторые эстонцы «забывали» русский язык, если к ним обращались по–русски. На дверях кафе и ресторанов порой появлялась надпись по–русски: «Свободных мест нет».
Опять же — можно сколько угодно рассуждать о том, как «должны были» думать эстонцы. Но они (вот негодяи, не правда ли?) вовсе не спрашивали ни у кого, что им думать и как.
АРМЕНИЯ
Армяне традиционно очень лояльны к России. И вместе с тем помнили многое — например, категорические возражения Советского правительства против предложения Вудро Вильсона о создании на территории Турции, наряду с Сирией, Ливией и другими государствами, и самостоятельной Армении. Тогда нежелание Советов поступиться ни единым квадратным сантиметром стоили Армении объединения и независимости.
И впоследствии СССР часто заигрывал с Турцией, не щадя ни интересов, ни эмоций армян; СССР никогда ничего не делал для решения проблемы Карса и Ардагана, Западной Армении.
Кроме того, в Армении помнили о резне 1915 года. В начале 1965 года, накануне 50–й годовщины геноцида, Е. Г. Ованесян направил письмо в ЦК КПСС с предложением установить памятник армянам — жертвам геноцида 1915 года. «… Рано или поздно народ, изгнанный со своей родины, должен вернуться к себе на родину… Вопрос был бы давно решен, если бы партия и правительство занялись бы им, но, неизвестно почему, муки и горе армян не интересуют их… Из 767 тысяч кв. км территории Турции Армении полагается 200 тыс. кв. км, которые нужно присоединить к Армянской ССР, то есть Муш, Ван, Трапезунд. В СССР живут более 3,5 млн. армян. Наше правительство должно выступить в защиту этого народа».
Слова Ованесяна готовы были поддержать если не все армяне, то большинство.
24 апреля 1965 года, в 50–ю годовщину армянской резни, прошли только скромные официальные мероприятия. Общественность считала их недостаточными, почти оскорбительными сами по себе.
Стотысячная траурная демонстрация прошла по Еревану, кричала «обидные слова» в окна здания оперы, где сидели официальные «представители общественности». В этот день милиция применила брандспойты, избивала людей с траурными значками.
Уже в 1970–е годы в Армении возникла и притом пользуется популярностью Национально– объединенная партия — единственная в республиках СССР партия, которая ставила целью отделение от СССР. После каждой волны арестов у нее появлялись новые и новые приверженцы.
В 1980 году состоялся суд над Александром Маначуряном, вполне благополучным ученым, специалистом по истории и языку средневековой Армении, автору многих статей и участнику многих научных форумов. Обвинения — создание антисоветской организации, написание статей «Все о национальном вопросе» и «Империализм». Одновременно состоялся суд над 5 юношами, членами подпольного «Союза молодых армян».
Что характерно — и Национально–объединенная партия, и политические процессы, и вообще настроения армян оставались почти неизвестны в России.
ГРУЗИЯ
У грузин были другие проблемы: по их мнению, во всех официальных изданиях в СССР искажалась грузинская история. По их мнению, замалчивались свидетельства о древности грузин, их независимом характере, стремлении к национальной независимости, о меньшевистских тенденциях в новейшую эпоху.
В России до сих пор считают, что первые массовые репрессии после Сталина обрушились на Новочеркасск в 1963 году …
9 мая 1956 года в Грузии прошли массовые демонстрации: протест против разоблачений ХХ съезда как «антигрузинских». Против демонстрантов были пущены даже танки, было много жертв.
Насколько значимо было в Грузии все, связанное с грузинским прошлым, свидетельствует хотя бы судьба археолога Бориса Александровича Куфтина (1892–1953).
На кафедре, где трудился Куфтин в Петербурге, «… в 1929- 1930 гг. разразилась катастрофа: кафедра была разгромлена, профессора арестованы или разогнаны. Куфтину пришлось перебраться в Вологду и прозябать, ожидая дальнейших репрессий. Но в 1933 г. товарищ по анучинскому коллективу, грузин, помог ему переехать в Тбилиси, где Куфтин устроился работать консультантом по археологии в Музее Грузии.
В 1934 г. он уже участвует в экспедиции Мещанинова в Абхазию, обследует дольмены, копает комплексы раннего металла в Сачхере и др. В 1936--1940 гг. под началом Куфтина ведутся раскопки на Цалкинском плато в Триалети, где открываются богатейшие комплексы бронзового века со знаменитыми золотыми сосудами …. На пятый год после начала работ триалетской экспедиции выходит обобщающая книга Куфтина «Археологические раскопки в Триалети. Опыт периодизации памятников». Куфтин объявляет, что золотые сосуды принадлежат местным предкам грузин, свидетельствуют об их ранней (одного времени с хеттам и) государственности, и в 1942 г. эта книга приносит ее автору — первому среди археологов — Сталинскую премию. А всего за десять лет до того это был изгой, дрожавший в ожидании ареста в Вологде» [169, с. 176--177].
Все прекрасно, только, похоже, Куфтин совершил роковую ошибку …
«В 1953 году 60–летний исследователь погиб в результате несчастного случая в Прибалтике. Так сообщают официальные биографии. Но недавно абхазский археолог Ю.R. Воронов опубликовал свои воспоминания. Там гибель Куфтина выглядит по–иному, а другой археолог–кавказовед, В. Б. Ковалевская, сопроводила мне его рассказ дополнительными подробностями.
Незадолго до гибели Куфтин задумал переселиться в Среднюю Азию, чтобы исследовать Анау. Грузинские власти настоятельно порекомендовали ему не делать этого, а заняться изданием труда о великих предках грузинского народа. Они явно рассматривали Куфтина как придворного летописца, одаренного милостями и обязанного век прославлять своих благодетелей. В запальчивости Куфтин ляпнул: «Ну, если бы вы знали, что я там написал, вы бы, может, и не захотели печатать!» И продолжал сборы. Перед отъездом отправился отдохнуть на взморье. Никто не видел, как он погиб. Несколько дюжих молодцов принесли его труп. Но в ту же ночь в Тбилиси был обыск в его квартире и исчезли подготовленные к печати рукописи — 2–й том «Триалети» и 5–й том «Колхиды». Исчезли навсегда. Когда его жене сообщили о его смерти, она вскрикнула: «Убили!» На следующее утро ее нашли висящей в туалете. Друзья не поверили в ее самоубийство: она была глубоко верующей, а для верующих это великий грех.
Куфтин похоронен в Пантеоне Грузии в Тбилиси. Недавно археолог Воронов, по воспоминаниям которого восстановлен этот эпизод, стал вице–премьером Абхазии, восставшей против Грузии, и был убит,
