Какое-то внутреннее беспокойство охватило его душу. Может быть, он был не прав, не встретив Бака, когда узнал о его приезде? Может быть, этим он обидел главного скульптора? Тутмос не отдавал себе отчета, почему он так поступил. Наверно, это была робость. Он боялся показаться навязчивым и самим своим присутствием напомнить мастеру о его случайном обещании. Эту робость в себе он подавить не мог. Чтобы отогнать от себя неприятные мысли, Тутмос обратился к старику.
– Пойдем, Неджем! Я покажу тебе город, может быть, ты еще не видел его как следует. Я знаю одно место, откуда открывается замечательный вид.
По широким мощеным улицам, где стоят еще необжитые, недостроенные дома знати, они попадают в квартал, заселенный строительными рабочими и ремесленниками. Пройдя по переулкам между низкими домами, они поднимаются вверх по каменистой дороге, ведущей в город мертвых, расположенный в отрогах восточных гор. Тутмос и Неджем медленно поднимаются по высохшему руслу реки, где вода бывает лишь во время редких дождей. Старик задыхается и время от времени останавливается. Но у Тутмоса достаточно терпения. Он медленно ведет старика по этой не слишком крутой дороге, изредка перебрасываясь с ним словом. Наконец они добрались до места, где можно было отдохнуть. Старик сел, а Тутмос остался стоять рядом, показывая равнину, простирающуюся у их ног. Река, пересекающая ее, сверкала в лучах солнца.
– Ты видишь вон ту зеленую полосу земли на западном берегу? Стада скота будут пастись там, где сейчас растет камыш. И вместо сухого тростника здесь будет шуметь жито. Здесь хорошая и плодородная земля, и река щедро заливает ее. Дело лишь в том, что этой земли еще ни разу не касался плуг.
А посмотри на тот остров посреди реки, покрытый фруктовыми деревьями. Он похож на бирюзу в серебряном венце. А полоска пальм, тянущаяся вдоль восточного берега, разве она не хороша? Конечно, она узка, потому что пески пустыни спускаются в этом месте почти до берега реки. Но зато здесь было удобно построить город – он на самом берегу и не боится наводнений. Песок пустыни не помешает окружить здесь каждый дом садом. Для этого нужно только вырыть колодцы, чтобы достичь подпочвенных вод. Здесь можно устроить пруды, наполнить их водой и разводить всяких водоплавающих птиц. На месте пустыни возникнет прекрасный город!
– А где же башни храма, колоннады, где сфинксы, стоящие по краям дороги процессий?
– Дорога для процессий нашего бога не должна быть окружена сфинксами с головами баранов! Ведь бог никогда не может иметь лик животных! Храму нашего бога не нужны колонные залы. Ведь храм не должен быть закрыт сверху от взора бога, его лучи должны наполнять все. Вон, видишь, в северной части города огромное сооружение, окруженное тремя стенами? Пилоны еще строятся, но священный камень Бенбен, стоящий внутри святилища, возле алтаря, вздымается к небу гораздо выше, чем башни храма Амона. Его позолоченная верхушка отражает первые лучи восходящего солнца и его последние лучи на закате. В городе нет такого места, откуда не был бы виден священный камень!
Пока Тутмос говорил, он стоял спиной к старику, любуясь молодым городом, покорившим его душу. Затем повернулся, чтобы услышать от Неджема восторженные слова, но огорченно замолк: глаза старика были полны слез.
По дороге домой Тутмос встретил Бака. Они сердечно поздоровались. «Как можно задурить себе голову всякими необоснованными предположениями?» подумал Тутмос и облегченно вздохнул.
– Завтра я зайду к тебе, – сказал главный скульптор. – Я давно бы заглянул к тебе, но ты даже себе не представляешь, как я сейчас занят. Надо доставить во дворец фриз с изображением уреев. В храме Атона необходимо закончить алтарь, прежде чем приедет царь. А часовня, именуемая «Сень солнца» и построенная специально для царицы, еще совсем не отделана. Ты тоже должен принять участие в этой работе, Тутмос! Я пришлю тебе восьмерых помощников. А заказов от частных лиц больше не бери. Ты меня понял?
Уж кто-кто, а Тутмос очень хорошо понимал Бака! Он знал, сколько работы ждет скульптора теперь, когда уже воздвигнуты стены храмов и дворцов и когда вырублены в скале первые гробницы.
– Я приготовил больше тридцати моделей за это время, – сказал Тутмос.
– Очень хорошо! Завтра я их посмотрю!
К приему Бака Хори украсил мастерскую цветами лотоса, которые достал невесть откуда. Старания подмастерья вызывали у Тутмоса улыбку. В глубине души он предполагал, что Бак придет вместе с дочерью и что наконец-то он получит возможность обменяться с ней хоть парой слов. Однако он ошибся. Главный скульптор пришел один, к тому же еще и очень торопился. На цветы лотоса он не обратил внимания. Молча ходил Бак от одной модели к другой. Лицо его становилось все мрачнее.
– Голова царевны получилась ничего, – сказал он наконец, – а бюст царицы…
– Я сам знаю, что он сделан слишком грубо, я не сумел передать ее изящество, но ведь я видел Нефертити только мельком!
– Нет, я не то хотел сказать. Бюст царицы все же нравится мне гораздо больше, чем модель статуи царя. Где же здесь правда, которую он от нас требует? Он не хочет быть приукрашенным, приглаженным!
– Но ведь искажение – это тоже ложь! И преувеличение – это тоже неправда! Я очень хорошо помню черты его лица. Да, у него покатый лоб, но не такой скошенный, как у твоей статуи. Я согласен, у него твердый подбородок, но он обрывается не так резко. У него полные губы, но не такие пухлые, какими ты их сделал. Его глаза слегка прикрыты, но они не такие злые…
– Дело тут совсем не во лбе и подбородке, – раздраженно прерывает его Бак. – Дело не в губах и не в глазах. Весь облик царя должен вызывать такое же чувство, какое испытывают люди, когда падают перед ним ниц, сознавая, что они только пыль по сравнению с ним, сыном бога!
– Нет! Я не согласен. Я считаю, что статуя царя должна быть такой, какой люди видят своего фараона, когда они слушают его учение и чувствуют, что его божественный отец открывает ему, своему сыну, сущую правду!
С этими словами Тутмос подошел к нише, достал из тайника последнюю модель скульптуры царя и протянул ее главному скульптору. Тот долго рассматривал ее, но лицо его так и не просветлело.
– Этому ты научился не у меня, – сухо сказал он. И после длинной паузы, во время которой Тутмос напряженно, не мигая, смотрел на Бака, добавил: – Я возлагал на тебя большие надежды, но ты их, к сожалению, не оправдываешь! Царь достаточно ясно сказал, что ему нравится. Он похвалил мои статуи перед всем двором. Он будет издеваться над твоей работой. Ты лишишься его благосклонности. И я не могу выдать дочь замуж за скульптора, который не будет выполнять царских заказов. Поэтому послушайся моего совета, опомнись, пока не поздно! Это в твоих силах, и ты сможешь, если захочешь!
