выражение.
— Мне сказали, что ты ковбой — это верно?
— Нет, сэр. — Джой с удивлением обнаружил, что говорит чистую правду. Затем, как-то почувствовав прилив юмора, он добавил: — Я не ковбой, но трахать умею по первому классу.
Шутка его не вызвала той реакции, на которую он рассчитывал. Мистер О'Даниел был откровенно шокирован.
— Сынок, — сказал он, и голос его был тверд. — Не стоит употреблять такие выражения. А теперь подойди-ка поближе.
Джой сразу же обратил внимание на убожество комнаты, отметив и грязно-зеленые стены, и единственное окно, выходившее в глухую шахту, и сырой запах гниения от отбросов, мокнущих внизу.
Но ему и в голову не пришло, что мистер О'Даниел может обитать в такой комнате лишь по бедности: вне всякого сомнения, у него были какие-то убедительные причины находиться здесь, имеющие отношение к тому, чем он занимался.
— Но с другой стороны, — сказал этот человек, не теряющий своего отеческого вида, — почему бы и нет? Сдается мне, что ты готов к откровенному разговору. Поэтому ты и явился прямо сюда — или я ошибаюсь?
— Да, сэр, — ответил Джой. Он с трудом понимал,
к чему клонит мистер О'Даниел, но после первой оплошности он из кожи вон лез, чтобы показаться умным и покладистым.
— Ты, м-м-м… — Видно было, что мистер О'Даниел по-прежнему оценивает его. — Ты несколько отличаешься от большинства ребят, что приходили ко мне. Большинство из них были какие-то дерганые и смущенные. А ты, видимо, понимаешь, что тебе требуется. — В голосе его было что-то старомодное — так тянут гласные лодочники с Миссисипи, так врач беседует с больным, успокаивая его, но скорее всего, он напоминал обыкновенного человека откуда-то из Чилликоты или тому подобных местечек.
— Ручаюсь, что вы не ошибаетесь, сэр.
— Ну, а я ручаюсь, что у тебя есть нечто общее с ними всеми: спорю, что ты так же о д и н о к! — Казалось, мистер О'Даниел с трудом сдерживается, чтобы не выйти из себя. — Я прав? Ты одинок, не так ли?
— Ну, я, м-м-м… — Джой явно тянул время. Он не мог понять, чего от него ждут. — Не очень. Ну, понимаете, я хочу сказать, что в общем-то немного есть. — Вот! И я понял это, не так ли? Этим всегда можно оправдаться, «Я так одинок». — Он сделал гримасу хнычущего человека. — «Я пью потому, что я так одинок». «Мне тоскливо одному, и поэтому я пристрастился к наркотикам». «Я один как перст, и поэтому я ворую, прелюбодействую и торгую женщинами». «Фу!» — говорю я. — Фу! Все это я слышал. И под всем этим то же самое: «Я одинок, я так одинок!» И мне надоело все это, до смерти надоело!
Внезапно Джою показалось, что он уловил смысл всего происходящего: этот мужик, конечно, в самом деле крупный сводник, как Риччио и говорил, но к тому же он еще и немного сумасшедший. Жаль, что он раньше об этом не знал.
— А ныне перед нами открыт путь к Блаженству, — сказал мистер О'Даниел и, уставившись в потолок, принялся цитировать: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное; блаженны плачущие…»
Интересно, подумал Джой, что бы мне ему такое сказать, чтобы он занялся делом, вот бедный старик…
— Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
Вот так! — сказал мистер О'Даниел с видом человека, который наконец-то обрел истину и теперь может себе позволить быть великодушным. — Где в этих строчках говорится об одиночестве и тоске? Хоть одно слово? О, да, в них говорится о нищих духом, о кротких, об униженных; идет речь о тех, кто алкает правды. Конечно, это есть. Но! — Сидя на краю кровати, он склонился вперед, положив локти на колени и сплетя пальцы, горящими от возбуждения глазами он уставился на Джоя. — Но ни звука — ни малейшего звука! — об одиночестве. И знаешь почему? Потому что в одиночестве нет Блаженства. Книга гласит, что нет им благословения. Никому!
Казалось, что мистер О'Даниел был готов впасть в очередной приступ гнева.
— Вы только и знаете, как лелеять свое одиночество! Только этим вы и занимаетесь! Черт побери, слышишь ли ты меня: я говорю, что этим, именно вот этим вы и занимаетесь!
Выпрямившись, он обхватил себя руками за плечи, как человек, которого внезапно стала бить дрожь от холода. Вот он и услышал печальную новость о детях, которые были на гибнувшем судне: все утонули.
— И вот их кидает туда, и вот их кидает сюда, они занимаются и тем, и этим, и всякой прочей ерундой, их словно несет по ветру, и они думают, что это прекрасно, просто прекрасно — и все потому, что они лелеют свое одиночество! Хм-м-м. Хм-м-м. Хм-м-м. Но это вовсе не так хорошо.
В голосе его внезапно появились нотки усталости. Словоизвержение кончилось. Встав с кровати, он стал мерить шагами комнату, говоря быстро и тихо:
— Читайте главу пятую от Матфея, в ней есть все. Не помешает и шестая, так что прочитайте и шестую от Матфея, а теперь займемся делом. Что скажешь, ковбой, а?
Воодушевившись возвращением к земным заботам, Джой ответил:
— Да, сэр, я ковбой.
— Отлично, нам нужны ковбои, нам нужны все! — Мистер О'Даниел снова оглядел его с головы до ног и кивнул. — Такой отличный парень, как ты, — молодой, сильный, симпатичный — ты и сам не представляешь, что тебе может дать эта работа.
Джой испытал прилив облегчения и благодарности, что его сочли достойным. Он расплылся в улыбке и позволил себе несколько расслабиться в присутствии столь величественного, хотя и несколько сумасшедшего человека.
— Сынок, ты знаешь, чем мы, как мне кажется, должны заняться?
— Чем бы то не было, — ответил Джой. — Я готов.
— Да, я вижу и верю в тебя. — Тяжелая рука легла Джою на плечо, и в него впились влажные, голубые, добрые глаза, которые вопросительно смотрели на него. — Понимаешь, у меня есть предчувствие, Джой Бак. Просто предчувствие — но я думаю, что ты справишься с этим делом легче, чем кто другой.
— У меня точно такое же предчувствие, сэр, — кивнув, Джой улыбнулся как можно шире. — Словно ждешь деньги из дома.
— Деньги из дома. — Пораженный этим выражением, мистер О'Даниел повторял его снова и снова. Он смотрел на Джоя так, словно видел перед собой выдающегося поэта. — Вот видишь? Это другая сторона твоей силы, твоей власти. Ты умеешь облекать мысли в такие простые земные выражения, что их может понять самый обыкновенный человек. Сынок, я тебя предупреждаю: я собираюсь использовать тебя на всю катушку! Тебя будут просто рвать на части! Ты готов к тяжелой, очень тяжелой работе?
Сжав кулак, Джой взмахнул им. Затем он простер руки жестом, гласившим: что еще я могу вам сказать? Теперь и мистер О'Даниел расплылся в улыбке.
— Ты прекрасный парень, — сказал он. — И я не сомневаюсь, что мы с тобой поработаем рука об руку, черт возьми! И радость не покинет нас, о, отнюдь не покинет! Итак! — Он воздел руки кверху, как оратор, требующий внимания, и перешел едва ли не на шепот: — Почему бы нам прямо не встать на колени? Что нам мешает?
Наступил момент полного безмолвия, в течение которого оба не шевельнулись, не вздохнули. Теперь до Джоя дошло, что именно он стал смутно ощущать, едва лишь открылась дверь номера.
Знание это неотвратимо заполнило его жилы тошнотворной зеленой слизью. Но теперь, даже поняв все, он уже ничего не мог сделать.
После долгого молчания, он сказал:
— Встать на колени… где? — Губы у него пересохли, и он еле выдавливал из себя слова.
— Прямо вот здесь, — ответил мистер О'Даниел. — Почему бы и нет? Считай, что тут церковь, разве не так? Каждый квадратный дюйм земли под ногами — сие есть храм. Я молился в салунах, я молился на улицах, я не стыдился возносить молитвы где бы то ни было. И знаешь что?
— Что, сэр?
