лежал на погребальном костре?»
Тут великан узнает вопрошающего и должен признать свое поражение:
Смысл «Речей Вафтруднира», конечно, не просто в победе бога над великаном. Как и в «Прорицании вёльвы», Один постигает мудрость, принадлежащую существу иного мира, но мертвую вёльву можно было заставить говорить — поднять из могилы заклинаниями; чтобы заставить Вафтруднира поделиться мудростью, нужно было вовлечь его в состязание.
Все это относится к судьбам сверхъестественного мифологического мира. Но «Речи Вафтруднира» — песнь «Старшей Эдды» — исполнялась среди людей, также жаждавших приобщения к высшей мудрости. Эти «Речи» представляли собой диалог, состоящий из вопросов и ответов. Полагают, что в языческие времена, когда «Эдда» еще не была собранием увлекательных мифов, почти сказок, этот диалог был ритуальным: его исполняли в храме два жреца во время языческих празднеств. Как правило, такие ритуальные диалоги, описывающие основы мироздания и грядущие судьбы мира, воспроизводились во время главного годового праздника, когда начинался Новый Год, и все судьбы были открыты для будущего.
Так добытые Одином сокровенные знания доставались людям. Бог должен был делиться с ними, ибо лучшие из людей, становящиеся героями Одина, пополняли его дружину, с которой он выйдет на последнюю битву. Но нелегко давались людям эти знания и тяжкими бывали встречи с богом.
Один в мире людей
Речи Высокого и Речи Гримнира
Судьба сводит людей с богами. Чаще всего их посещает постоянно странствующий Один. «Старшая Эдда» сохранила целый «моральный кодекс» эпохи викингов, приписанный Высокому — так именовался сам Один. «Речи Высокого» содержат всю мудрость раннего Средневековья — от советов осмотреть все входы в жилище, не скрывается ли там враг, до речении, которые напоминают библейские слова Экклезиаста, так же, как Один, «поучающего в собрании»:
В этих речениях поначалу нет ничего собственно «божественного» и даже мифологического. Кажется странным, что сам Один, обещающий воинский рай своим эйнхериям, изрекает:
В «Речах Высокого» Один раскрывает себя постепенно, когда переходит от проповеди житейской мудрости и воздержания к советам о том, как вести себя с хитроумными девами. Одна из них обманула его, когда назначила свидание на ложе: пришедший на любовную встречу бог увидел лишь суку, привязанную к лежбищу. Зато бог взял свое, соблазнив деву Гуннлёд, что стерегла мед поэзии, похищенный богом; в строфах, передающих этот миф, Один именуется уже Бёльверком — Злодеем. Его клятва, данная на священном кольце, коварна, ей нельзя верить…
Только тут выясняется, что Один говорит с престола тула — жреца-прорицателя, высящегося у самого источника Урд, то есть у корней мирового дерева. Его советы обращены к некоему Лоддфафниру, и бог опять обращается к житейской мудрости, пока не доходит до повествования о том, как он сам приносит себя в жертву на мировом дереве, чтобы узнать тайную мудрость. И здесь рассудочность не оставляет бога, даже когда он говорит о жертвоприношениях:
Таков закон язычества: отношения между миром людей и миром богов (как и отношения между мирами богов и великанов) строятся на основаниях обмена. Правда, сам Один делает все, чтобы этот обмен не был равноценным…
«Речи Высокого» завершаются перечислением заклинаний, известными лишь Одину. Первое — от печали, второе — для врачеванья, третье — притупляющее клинки врагов и делающее их оружие безвредным, четвертое — освобождающее от оков, пятое — отражающее стрелу, пущенную из лука, шестое — приносящее болезнь тому, кто сам собирался навести порчу при помощи кореньев, седьмое — усмиряющее пламя, восьмое (к которому редко прибегал Один) — примиряющее воинов, девятое — успокаивающее бурю на море.
Читатель, может быть, устал от этого перечисления, но в нем и даже в этой нумерации заклятий —
