правительство Земли внезапно решило начать войну по освобождению бывших земных колоний с единственной директивой: «уничтожение всех ренегатов без разделения на возраст и пол». Отныне этот термин вошел во все земные словари и учебники по истории, политологии, социологии и военной стратегии. Была объявлена всеобщая мобилизация, и Григория Лукаса призвали в звездную пехоту. Выдали военную форму с нашивками рядового. А солдат не имеет право на сомнение и рассуждения. Он обязан только подчиняться, выполняя любую прихоть командования. И так в течение восьми месяцев, пока новобранца Григория Лукаса не демобилизуют и не отправят назад домой первым гражданским рейсом, или пока он не будет направлен домой в виде посылки в свинцовой упаковке, что наиболее вероятно.
Бежать со склона холма было так же тяжело, как карабкаться на него. Ноги скользили по гнилой листве, бросались под ноги коряги, норовя вцепиться в ботинок и опрокинуть солдата лицом в осеннюю слякоть. Григорий видел впереди спину комбата Усанова, и мельтешение знакомого ненавистного силуэта придавало ему сил.
До первого оборонительного пояса ренегатов оставалось метров десять, когда боты-автоматы заметили прорвавшийся сквозь заградительный огонь батальон и спикировали на него, как стервятники на труп. Шквал огня накрыл батальон «Альфа – 4» флота «Вторжение», разрежая поток бойцов.
С орбиты планеты, где вращался крейсер флота «Вторжение», прорвались смерть-лучи, выжигая в полете боты-автоматы, которые посыпались к земле полыхающими светлячками.
Григорий Лукас видел, как комбат Усанов внезапно остановился, схватившись за голову, которую насквозь прошила свинцовая пуля, выпущенная неизвестно откуда. Комбат закачался на мертвых ногах и сложился к взрыхленной сапогами солдат земле. Григорий перескочил через комбата и пересек первый оборонительный пояс, а затем и второй, швыряя осколочные гранаты. Зачем он изничтожил весь запас гранат при пересечении оборонительных поясов, Григорий не знал. Наверное, потому, что ему было очень страшно, хотя ни одного ренегата поблизости он не видел.
Улицы лагеря ренегатов были пустынны. Лукас остановился на полушаге-полупрыжке, не зная, с кем ему теперь воевать. Бойцы из батальона «Альфа – 4» показались за его спиной, обтекли Григория со всех сторон и рассредоточились по переулкам.
Лукас помялся в нерешительности и выбрал улочку, которую проигнорировали его сотоварищи по оружию.
Небо плакало ядовитым излучением, которое рассыпалось искрами, соприкоснувшись с защитным куполом. Артиллерийские снаряды сыпались на городок, как спелые яблоки в корзину садового вора. Лукас старался не обращать внимания на гибельную какофонию взрывов и выжигающие глаза разливы излучений. Он исследовал заброшенную улочку, на которую лес предъявил свои претензии. Агенты-лианы оплели стены полуразрушенных домов. Трава выбилась из-под треснувшего асфальта вместе с порослью кустарников.
Лукас не чувствовал присутствия противника. Ренегатов в лагере не было. Только автоматизированные системы, поддерживающие видимость жизни.
Штурм боя не имел смысла.
Лукас остановился посредине улицы, опустив дуло автомата к земле, когда услышал выстрел и крепкий толчок в грудь, сбивший его с ног. Григорий откатился за прикрытие каменного забора, выискивая автоматом источник атаки и ощупывая рукой, закованной в бронированную перчатку, грудь. Пуля не оставила даже царапины на кротановой пластине защитного панциря. И это радовало.
Лукас выглянул из-за прикрытия. И пуля выбила фонтан каменной пыли из ограды. Но он засек движение на втором этаже заброшенного дома и выпустил две полных стопатронных обоймы по окнам, за которыми прятался снайпер. Григорий смутно чувствовал, что по нему стреляло живое существо, а не механизм.
Крика он не слышал. Какофония битвы заглушала все. Только видел, как из оконного проема вывалилось тело и нанизалось на торчащий, точно перст, указующий в черное от дыма небо, прут арматуры.
Переведя дыхание, Лукас выщелкнул из автомата пустые обоймы и заменил их на полные. Выбрался из укрытия и направился к месту падения врага. К тому времени, как он подошел, ренегат был уже мертв. Но не это поразило Лукаса. Он увидел, что, вопреки уверениям полковников и генералов, тело ренегата ничем не отличалось от человеческого. Ни крокодильей морды, ни хвоста, ни лап.
И это был лишь первый удар по мировоззрению Григория Лукаса. Второй, пушечный, был способен унести жизнь.
Убитый им ренегат был ребенком.
Штурм лагеря ренегатов увенчался успехом. Но за этот успех пришлось заплатить большую цену. Три батальона десантников нашли свою смерть на провинциальной планетке. И у тех, чьи останки обнаружили разъезды коронеров, был шанс вернуться на родину в свинцовых гробах для вечного успокоения.
Из батальона «Альфа – 4» осталось шестнадцать человек, в том числе и Григорий Лукас. Он отделался легкими ушибами и двумя царапинами. Получил четыре нашивки на правый рукав во временном лагере и право на два дополнительных дня отдыха по возращении на орбитальную базу.
Эвакуация с поля боя проходила неспешно. Григорий успел выспаться во временном лагере, подложив себе под голову вещмешок, посреди шума отправляемых шлюпок, погрузки живых и раненных. Когда настал его черед, Лукас поднялся на борт шлюпки, занял ячейку, пристегнулся ремнями и закрыл глаза.
На душе было муторно.
Шлюп вздрогнул, оторвался кормовой частью, затем задрал нос и скользнул в небо. Перегрузка вжала эвакуирующихся в занимаемые ячейки. Кого-то стошнило. Григорий слышал характерный звук, но словно в другом мире, параллельном.
В лагере ренегатов Григорий убил лишь одного врага. Уничтожил одну боевую единицу. Но чувствовал себя так, точно расстрелял мирную демонстрацию – женщин с грудными младенцами на руках, из станкового пулемета. Одновременно с опустошением и унынием он ощущал ненависть, адресованную генералам и полковникам. Хотя отлично понимал, что на чьей бы стороне ни была справедливость, без лжи даже освободительная война невозможна. Ложь – это дрова для костра войны.
Двадцать минут перегрузок закончилось. Шлюпка вздрогнула, приклеиваясь к корпусу орбитальной станции. Разверзлись шлюзы, и над выходом вспыхнул зеленый глаз, отмечая свободный путь.
Григорий расстегнул ремни, выбрался из ячейки и, подхватив амуницию, уткнулся в спину выходящего десантника. Спина была покрыта коркой обожженной глины, отчего солдат напоминал кувшин, только что вышедший из печи.
На первой палубе возвращавшихся ожидал оркестр, игравший помпезные армейские марши, и генералитет на специальной трибуне, в окружении кустарника микрофонов.
– Виват, победители!!! – взревели динамики голосом главнокомандующего флотом «Вторжение». – Я приветствую вас, сыны Земли!!!
Григорий Лукас был готов провалиться сквозь обшивку станции от стыда. Главнокомандующий – маленький тщедушный усач, больше похожий на пианиста, чем на кадрового офицера, – разлился патриотической речью, от которой делалось тошно и мерзко на душе. Григорий всмотрелся в лица обожженных сражением десантников, с которыми поднялся на борт станции, и увидел на них схожие чувства. Он отвернулся от трибуны, вскинул мешок и автомат за спину и, демонстративно показав зад генералитету, направился прочь с палубы.
У дверей его остановил молодой лейтенантик, судя по выражению лица – из штабных, что в нынешней атаке не участвовали.
– Куда, солдат, генерал еще не закончил! – выдавил он с презрением.
– У меня увольнительный от этой мути! – выплюнул слова Григорий Лукас и сунул в лицо офицеру регистрационную карточку. Лейтенант считал с нее один вольный день.
– Проходи.
Григорий ушел, не оглядываясь. Так же поступил каждый второй десантник, вырвавшийся из пекла боя. А в спину им неслась помпезная речь главнокомандующего:
– Многие ваши товарищи сложили сегодня головы на поля боя!! Но их жертва не будет напрасной!! Мы победили!! Мы вышибли ренегатов с этой планеты!! Мы уничтожили каждого мутанта-предателя, который
