В вестибюле послышался ворчливый бас полицейского врача, и вот уже они с Ван Хохфелдтом быстро вошли в комнату. Харинга молча кивнул комиссару и тотчас же начал исследовать рану Терборга. Ван Хаутем между тем велел практиканту предварительно осмотреть дом и зажечь свет во всех коридорах и на лестницах.
— Дейкема и Верворн пока пусть остаются на местах, Эверт!
— И ради этого ты вытащил меня из постели? — недовольно спросил Харинга, когда Ван Хохфелдт вышел. — И без меня мог понять, что тут ничего серьезного нет! От такого удара он не умрет… Ну хорошо. Сейчас я сделаю ему укольчик, чтобы он спокойно заснул. Или вначале надо его допросить?
— Если не возражаешь, то надо бы.
Немного погодя Терборг со страдальческим лицом уже сидел, опираясь на подушки. С большим трудом комиссар втолковал ему, что он должен вразумительно рассказать о случившемся: это очень важно. Но адвокату рассказывать было нечего. Он помнил только, что смутно услыхал, как кто?то вошел в комнату, нарушив его первый сон. Терборг решил, что это Ван Хаутем, и приподнялся. Дальше он ничего не помнит. Конечно, он не видел, кто на него напал.
С угрюмым видом Харинга отстранил комиссара. В руках он держал шприц и вату, смоченную дезинфицирующим раствором.
— Ты же видишь, он почти без сознания. — Внезапно доктор рассмеялся и оглядел Ван Хаутема с ног до головы. — Что это такое? Маскарад? В обычной одежде ты совсем не бросаешься в глаза, а в этом костюме — просто подозрительный тип. Встретив такого у себя дома, я не задумываясь разрядил бы в него револьвер!
Комиссар невозмутимо продолжал курить. Он столько лет проработал с Харингой, что знал старого ворчуна насквозь.
— Поболтай еще, поболтай — живо в кутузку упрячу, — сказал он. — Там за перегородкой можешь помыть руки. Пациент нуждается в специальном уходе?
— Надо, чтобы полиция его не беспокоила. А завтра утром пусть придет его домашний доктор. Наверно, отделается легкой головной болью, как с похмелья.
В коридоре бельэтажа послышались возбужденные голоса. Резкий, отрывистый, казенный — Ван Хохфелдта и чей?то глубокий просительный бас. Ван Хаутем пожелал доктору «спокойной ночи» и пошел взглянуть, в чем дело.
Прислонясь к двери на винтовую служебную лестницу, стоял высокий человек с худощавым, резко очерченным лицом и глубоко запавшими веселыми глазами. Попорченная дождями, помятая шляпа криво сидела на его голове, а с тощих плеч неряшливыми складками свисал мокрый плащ. Перед ним стоял практикант.
— Откуда взялся этот человек, Эверт?
Не успел Ван Хохфелдт ответить, как новоприбывший сказал:
— С дружеской пирушки. Я живу здесь. — Он кивнул на дверь пятого номера. — Дан Рулофс, в глине и в камне, оптом и в розницу! Что тут случилось? Кража со взломом, что ли?
— Как вы сюда попали?
Скульптор состроил на своем веселом лице забавную гримасу и приложил палец к губам.
— Не так строго, старина! Пройдемте ко мне в комнату, — настойчиво добавил он и потянул комиссара за собой.
Но Ван Хаутем, которого внезапно осенила догадка, энергично воспротивился.
— Как вы попали в дом? — в напряженном ожидании спросил он.
— Да тише вы, ей?богу! — Рулофс, почти такой же высокий, как и комиссар, ухмыляясь, положил руку на плечо Ван Хаутема. — Я покажу вам свой запасный выход для прогулок, только Фидлер не должен об этом знать. Пойдемте. Но это между нами! — Он отворил дверь на винтовую лестницу. — Нам надо вниз, в подвал.
— Эверт, иди вперед. И включи свет!
По лестнице, покрытой толстой кокосовой циновкой, мимо двери в кухню, они гуськом спустились в подвал. Ван Хохфелдт включил свет — три пыльные лампочки осветили отопительное оборудование. За обмурованным котлом на помосте из тяжелых балок приблизительно в метре над полом лежали три железные бочки. Рулофс принял театральную позу и молча указал на темное пространство под бочками. С карманным фонариком в руках, Ван Хаутем протолкнул свое мускулистое тело в тесный лаз. В дальнейших объяснениях он не нуждался, все было ясно. Конечно же, для бочек с горючим должен быть какой?то другой вход, а не парадная дверь! Через замасленный деревянный короб комиссар пролез в небольшую шахту, где с некоторым трудом смог выпрямиться во весь рост. На высоте примерно в половину его роста лежали балки, по которым бочки скатывали вниз к котлу, а над головой фонарь осветил крышку люка с хорошо смазанными петлями. Пока он открывал крышку, в котельную вошел Старинг, уже проверивший всех участников спиритического сеанса. Он мигом оценил обстановку и огорченно покачал головой, поняв, что их твердая уверенность в том, что преступник, напавший на Терборга, все еще находится в пансионе, растаяла как дым. Тем временем Ван Хаутем поднял крышку на вытянутых руках, и она с легким стуком откинулась назад, к наружной стене дома. Комиссар вскарабкался на балки и между двумя глухими заборами соседних участков увидел дорожку, посыпанную битым кирпичом. Полуобернувшись налево, он окинул взглядом задний фасад дома и убедился, что проход между заборами, по которому доставляли бочки, выгорожен за счет Фидлеровского сада. В сумеречном свете декабрьского дня, осматривая сад через заднюю дверь цокольного этажа, он не обратил внимания, что сад был уже, чем гостиная и столовая, взятые вместе. А Фидлер ничего об этом не сказал… Теперь все совершенно ясно: этот проход, соединяясь с пожарными проездами внутри жилого квартала, вел или на Херенграхт, или на Кейзерсграхт.
Комиссар наклонился вниз и окликнул:
— Алло, Биллем! Прибыло подкрепление?
— Три человека, менеер Ван Хаутем.
— Одного — на смену Дейкеме в садовую часть дома. А Дейкема пусть оденется и сейчас же придет сюда.
— Слушаюсь, менеер!
Ван Хаутем направил фонарь вниз и осветил оштукатуренные стены шахты и пол. Царапины на стенах говорили о том, что шахтой пользовались весьма часто, а на деревянных балках, где он стоял, были заметны мокрые следы ног. Вероятно, их оставил Рулофс, когда возвращался домой. На плитках пола виднелось какое?то цветное пятнышко. Комиссар спустился с помоста и, акробатически согнувшись, поднял большую темно?синюю пуговицу, на которой еще болтались обрывки ниток. По всей вероятности, от дамского пальто. На плаще Рулофса пуговицы были темно?коричневые. Ван Хаутем опустил пуговицу в карман и пролез обратно в подвал. Вошел Дейкема, одетый по?уличному.
— Куда ведет этот выход, менеер Рулофс? — спросил комиссар.
— В подсобное помещение в цокольном этаже на Кейзерсграхт. Около мастерской. Дверь на улицу не закрывается. Три ступеньки ниже тротуара. Детская забава для тренированного человека.
— Слышишь, Дейкема? Посмотри сам, нет ли там чего?нибудь полезного для нас. А этот люк мы за тобой закроем. Вернешься через Регюлирсграхт.
Комиссар стряхнул пыль с брюк и рукавов.
— Пойдемте теперь к вам, менеер Рулофс. Ван Хохфелдт, ты идешь со мной. Старинг! Поставь одного человека у лестницы в подвал, у двери в кухню. Тогда он присмотрит за тем и за другим.
Ван Хаутем расстроился. Он упрекал себя за то, что не догадался — неблагоприятные условия не оправдание, — что за глухим забором, увитым плющом, который так и рвался на ветру, есть проход к дому. И вот результат — проморгали еще один вход в пансион, не вели за ним наблюдения. Может быть, так произошло из?за болтовни о его медиумических способностях и об этом Отто. Фидлер уверял, что уличная дверь — единственный вход в пансион, и он как дурак поверил на слово. Ладно, сделанного все равно не воротишь. И нет никакого смысла расстраиваться и отвлекаться из?за этого.
Когда они пришли в номер Рулофса, трубка опять появилась на свет, и Ван Хаутем, улыбаясь, оглядел царивший в комнате хаос. На столе, на стульях и даже на кровати и на полу валялись эскизы и книги, а на подставках в ряд стояли разных размеров глиняные фигуры, покрытые мокрыми тряпками. Под лампой на середине стола красовалась гипсовая отливка женской головки с дерзко вздернутым носиком и лукаво
