немец, наполовину швейцарец. Он жил на берегу озера в доме своей жены — дочери богатого фабриканта из Комо.
Заметив приближающихся людей, Барраку вылез из машины и вместе с Фальмейером и Бирцером направился, чтобы выяснить, в чем дело. Используя Хоффмана как переводчика, один из партизан, капитан 52-й бригады имени Гарибальди, Давиде Барбьери объяснил немецким офицерам, что во избежание ненужного кровопролития он разрешает немцам беспрепятственно миновать заграждение. Но, продолжал Барбьери, ему дан приказ задерживать всех фашистов. Фальмейер возмутился и попросил сообщить о случившемся кому-нибудь из командиров партизан. Барбьери заверил, что и в этом случае ответ будет тот же, но если господину офицеру будет угодно переговорить с командиром партизан лично, то он сможет сопроводить его в штаб партизан, расположенный в Морбеньо.
На самом деле капитан пытался выиграть время. Фактически у партизан не было шансов одолеть немцев, случись серьезная стычка. В отличие от хорошо вооруженных немцев, у большинства партизан были лишь охотничьи ружья. Затяжка переговоров на час или два дала бы партизанам возможность подтянуть дополнительные силы. Со своей стороны, немцам тоже не хотелось сражаться. Для них война в Италии уже закончилась, и они помышляли только о возвращении домой.
Услышав звуки выстрелов, местный священник, дон Маинетти, вышел из церкви и направился к месту событий. Один из немцев, бывший в мирное время протестантским пастором, подошел к нему и обратился на латинском языке, что во имя христианского милосердия он просит его содействовать беспрепятственному прохождению колонны немцев.
«Есть ли среди вас итальянцы?» — спросил его священник.
Солдат не знал, что ответить, но ему на выручку пришел один из немецких офицеров, который дал дону Маинетти слово чести, что итальянцев среди них нет. Священник ответил, что постарается сделать, что в его силах. Но когда он был готов уйти, к нему подошел другой солдат, католик из Австрии, получивший образование в Падуе, и прошептал ему на ухо по-итальянски: «Итальянцы есть. Не верьте офицеру. Пусть проверят грузовики».
Священник направился по горной тропинке к командному пункту партизан. Но когда он добрался до него, ему сказали, что о происшедшем уже проинформировали штаб партизан в Морбеньо, и до получения приказа оттуда ничего нельзя предпринимать.
В восемь часов утра Фальмейер отправился в Морбеньо. Он вернулся в Муссо только в два часа дня. Во время его отсутствия находившиеся в колонне итальянцы буквально сходили с ума от волнения. Паволини предложил прорываться с боем, кто-то советовал развернуться и попытаться объехать препятствие по другой дороге, большинство же считало полным безумием предпринимать что-либо до возвращения Фальмейера. Но время шло, а немецкий офицер все не возвращался. Поэтому кое-кто из фашистов решил предпринять собственные шаги для спасения, прибегнув к помощи местного священника.
Дон Маинетти только что вернулся домой и собирался поесть, как вдруг появился человек и представился: «Меня зовут Бомбаччи. Я готов сдаться партизанам. Помогите мне, святой отец!»
Позднее на допросе Бомбаччи признался, что он перестал доверять Муссолини по приезде в Менаджо. Как и штурмфюрер Бирцер, он подозревал, что Муссолини планирует побег в Швейцарию вместе с Петаччи и, лишь убедившись в невозможности перейти границу, он решил добраться до Вальтеллины. Некоторые из сторонников дуче разделяли точку зрения Бомбаччи, поэтому вскоре последовали его примеру. Об этом Маинетти рассказал позднее своему епископу.
«В моей столовой, — продолжал свой рассказ священник, — собрались министры правительства Муссолини: Дзербино, Аугусто Ливерами, Фернандо Меццасома, нервно протиравший свои очки, и Руджеро Романо вместе со своим пятнадцатилетним сыном Константине. Полдень миновал. Я распорядился накормить беглецов супом. Партизаны прибыли ко мне в дом под командой капитана Барбьери. Барбьери все допытывается, не скрывается ли в одном из грузовиков Муссолини. На это Романо отвечает, что он был с ними в Менаджо, но с тех пор дуче никто не видел. Однако Бомбаччи подходит к моей сестре и говорит: „Он с нами. Было бы несправедливо, если бы он сумел скрыться“.
Да, он пытался сделать это. Он сидел в броневике, просматривал документы, временами прислушиваясь к сообщениям по радио. В одном из сообщений говорилось о том, что Муссолини якобы арестован в одном городе, расположенном далеко от Муссо. Эта новость возродила в нем некоторую надежду на спасение. Елена Курти-Куччиати рассказывала, как он спокойно сидел в машине, дожидаясь возвращения Фальмейера. Вдруг за окном мелькнула невысокая фигура в синем комбинезоне и шлеме летчика на голове. Елена сначала подумала, что это какой-то мальчик, и весьма удивилась, что бы он мог здесь делать. Но когда незнакомец снял, шлем, то длинные черные волосы рассыпались по плечам. Все тут же узнали Кларетту Петаччи по ее «прекрасным светлым глазам». Выражение ее лица было тревожным. Муссолини ласково заговорил с ней низким голосом, пытаясь успокоить. В этот момент появился Фальмейер. Он подошел к бронемашине и сообщил, что ему не удалось договориться, чтобы пропустили всех итальянцев, но все немецкие машины получили разрешение на проезд при условии: по прибытии в Донго немцы их представят партизанам для осмотра, чтобы те убедились, нет ли там фашистов.
Бирцер тотчас предложил Муссолини надеть немецкую форму и сесть в один из грузовиков, смешавшись с немецкими солдатами. Переводя эти слова на итальянский язык, Муссолини сказал: «Он говорит, что я тоже могу проскочить, замаскировавшись под немца».
«Давай, дуче, — тотчас воскликнула Кларетта, — давай же, спасайся». Ее лицо было в слезах.
Но Муссолини не двинулся с места. Он заподозрил Фальмейера в сговоре с партизанами: немец мог получить свободу передвижения для себя и своих солдат в обмен на дуче.
«Я опасаюсь, штурмфюрер, — сказал он, обращаясь к Бирцеру, — что нас предали».
«Нет, дуче. Скорее наденьте шинель и каску и спрячьтесь в одном из грузовиков Фальмейера. Их будут обыскивать, но все же это единственная надежда».
«Ладно. Но помните, что вам приказали защищать меня».
«Конечно, дуче».
Бирцер ушел, чтобы отделить немцев от итальянцев. Когда он вернулся, он застал Муссолини все еще в броневике, а Кларетта Петаччи сидела на крыше машины и громко рыдала.
«Щтурмфюрер, — гневно сказал Муссолини, когда Бирцер приблизился, — если вы не можете спасти моих министров вместе со мной, я отказываюсь ехать».
«Но, дуче, это невозможно. Условия соглашения уже подписаны. Итальянцы должны остаться здесь».
