начать атаку Сталинграда, отданный генералом Паулюсом 19 августа, предвидел упорное сопротивление русских как в самом городе, так и в виде контратак с севера на левый фланг 6-й армии Паулюса. Тем не менее, сопровождаемая грандиозной бомбежкой люфтваффе на город и нефтяные резервуары Сталинграда, 6-я армия к 23 августа пересекла Дон и нанесла удар по восьмикилометровому коридору к Волге севернее Сталинграда. В этот период охваченный паникой горящий город защищали только войска НКВД и четыре пехотные бригады, поспешно переброшенные туда фронтом Еременко.
Более серьезные советские контратаки по растянутому и очень опасному немецкому выступу в районе Ржева в секторе группы армий «Центр» усилило растущее напряжение в штабе Гитлера, пока еще расположенном в Виннице. 8 августа фельдмаршал Гюнтер фон Клюге, командовавший группой армий «Центр», попросил освободить две танковые дивизии, которые находились в его секторе, чтобы с их помощью снизить натиск русских в районе Ржева. Фюрер заявил, что эти дивизии должны остаться в резерве для пока еще даже непланируемого наступления на Москву, и отказал. Клюге вышел из штаба фюрера, сказав Гитлеру, что тогда он должен принять на себя всю ответственность за возможные последствия. Двумя неделями позже, когда ситуация еще более обострилась, Клюге все равно оказался виноватым.
В тот же день, 8 августа, фельдмаршал Георг фон Кюхлер, преемник Лееба на посту командующего группой армий «Север», потребовал у фюрера подкрепления для предполагаемой атаки на Ленинград в сентябре, операции «Нордлихт» («Северное сияние»). Заявив, что в его секторе превосходство русских составляет 2:1, Кюхлер также потребовал еще месяц на завершение подготовки наступления, предусматривающего самое масштабное использование артиллерии после Вердена. Характерным для отношения фюрера к Ленинграду было требование, чтобы бомбардировки и артобстрелы вызвали самые большие пожары, которые когда-либо видел мир.
Поскольку подготовка к такому сложному шоу помешала бы претворению в жизнь еще одного проекта Гитлера – разрушению Мурманской железной дороги в районе Кандалакши – операции «Лахсфанг» («Лососевая паутина»), назначенной на ту же осень, – Гитлер и Йодль настоятельно потребовали, чтобы операция «Нордлихт» началась не позднее 10 сентября. По предложению Йодля в пределах двух недель вместо сопротивляющегося Кюхлера командующим операцией «Нордлихт» был назначен Эрих фон Манштейн, недавно получивший маршальский жезл за успешную осаду Севастополя. Вовсе не обрадовавшись новому заданию, Манштейн 24 августа сказал Гальдеру, что предпочел бы оставить всю свою 11-ю армию на юге России в качестве мобильного резерва для наступления в этом секторе.
Гальдер все же вступил в спор с Гитлером, еще не полностью утратив оптимизм и считая неправильным накладывать ленинградское наступление на уже ведущиеся наступления на Сталинград и Кавказ. Гальдер просил, по крайней мере, оставить уязвимый выступ в районе Ржев-Вязьма на Центральном фронте, чтобы освободить войска для других наступательных операций, на которых настаивал Гитлер. Перед лицом ошеломленного Манштейна Гитлер с яростью осадил своего начальника штаба. Он сказал: «Вы всегда являетесь сюда с одним и тем же предложением – отступать». После еще нескольких унизительных замечаний о качестве немецких солдат в России Гитлер завершил свою тираду следующими словами: «Я жду, что командиры будут такими же жесткими, как воюющие войска». Гальдер, с трудом сдержавшись, ответил, что он достаточно жесткий человек. Но на фронте храбрые солдаты и молодые боевые офицеры тысячами гибнут только потому, что их командирам не позволено принимать единственно разумные решения; их руки связаны за спиной.
После такого прямого заявления Гитлер отпрянул и, уставившись на своего начальника штаба долгим злобным взглядом, выкрикнул: «Генерал Гальдер! Как вы смеете так со мной разговаривать! Неужели вы думаете, что можете учить меня тому, что думают люди на фронте? Что вы вообще знаете о делах на фронте? Где вы были во время Первой мировой войны? И еще имеете наглость заявлять мне, что я не понимаю, что такое фронт? Я не потерплю такого! Это переходит все границы!»
Гальдер еще больше разозлил фюрера постоянными напоминаниями о советском танковом производстве, которое, по его данным, достигло 1200 единиц в месяц против 350 единиц в Германии. Кстати, не говоря о 4500 танках, отправленных в Россию из Великобритании и Америки в прошедшем году, по утверждению Сталина в августе 1942 года советское танковое производство достигло 2000 единиц в месяц – это утверждение он повторил и в конце войны. Гальдер также проинформировал Гитлера о выводе, к которому пришел Генеральный штаб. Этот вывод заключался в том, что русские собрали полтора миллиона человек в Сталинграде и вдоль Дона, что является безошибочным признаком подготовки масштабного советского наступления в этом регионе. Неудивительно, что Гитлер обвинил Верховное командование армии в «самомнении, отсутствии гибкости и полной неспособности понимать суть вещей»[13]. Также вряд ли стоит удивляться тому, что Гальдер впоследствии записал в своем дневнике: «Решения Гитлера больше не имеют ничего общего с принципами стратегии и операциями, как их понимали многие поколения в прошлом. Они были порождениями вспыльчивого нрава, следующего сиюминутным побуждениям, нрава, который не признает пределов возможностей и делает свои желания отцом действия…»
Гитлер привык не обращать внимания на предостережения Генерального штаба. Однако 27 августа 2-я советская ударная армия начала мощное наступление на Ленинградском и Волховском фронтах, наступление, имеющее целью восстановить наземную связь с осажденным, но больше не голодающим городом на Неве. После этого Гитлеру пришлось с бессильной яростью наблюдать, как сначала подкрепление, предназначенное для будущей операции против Мурманской железной дороги в Кандалакше, было брошено в бой, чтобы остановить русских, а потом и резервы, сконцентрированные для захвата немцами Ленинграда, канули в водовороте на реке Волхове. Если до октября немцы могли отбивать атаки советской армии, нанося ей большие потери, то, что происходило на Финском фронте в конце 1941 года, теперь повторялось в Северной и Центральной России – инициатива медленно, но верно переходила к далекой от поражения Красной армии.
Гитлер остался недоволен отчуждением и ОКХ, и командующих группами армий, и к 7 сентября неистовое пренебрежение реальностью привело его к ссоре с доселе преданным сторонником генералом Альфредом Йодлем. После почти беспрецедентного личного визита в штаб группы армий «А» фельдмаршала Вильгельма Листа Йодль сделал ошибку, одобрив замедление горного наступления Листа к яростно обороняемым черноморским портам Новороссийск и Туапсе. Обычно покорный Йодль никогда не повторил бы ничего подобного, но все же немедленным результатом стала его временная опала, не говоря уже о замене Листа на посту командующего группой армий самим фюрером. После этого фюрер отказался обедать вместе с офицерами ОКХ и ОКВ. А провинившегося Йодля Гитлер планировал заменить генералом Паулюсом после успешного взятия его армией Сталинграда.
В это же время Гальдер услышал, что скоро тоже будет смещен. На протяжении этого кризиса вся работа в штабе фюрера на Украине была парализована, фюрер весь день сидел в своем бункере, появляясь только ночью, когда можно было не встречаться с ненавистными ему генералами. Атмосфера накалялась. Когда же 11 сентября Гальдер наотрез отказался писать приказ, запрещающий отступление при любых тактических обстоятельствах, Гитлер написал его сам. Через два дня, получив благоприятное разведывательное донесение о состоянии резервов советской армии, Гитлер приказал группе армий «Б» разработать операцию преследования советских сил и вверх, и вниз по Волге после их поражения под Сталинградом.
Когда 24 сентября Гальдер встретился с фюрером в последний раз, Гитлер объяснил, что большей частью нервного истощения он обязан тупости своего начальника штаба. Далее Гитлер заявил, что в настоящий момент рейху больше необходим энтузиазм национал-социалистов, чем профессиональные военные качества. Как бы то ни было, фюрер был намерен навязать свою волю армии. Как писал генерал Адольф Хойзингер из ОКХ, «мир отделил Гитлера от Генерального штаба. Его пренебрежение к интеллектуальной работе, чрезмерное предпочтение чисто практических вопросов, преувеличенная оценка важности силы воли, а не объективной истины» – все это не давало фюреру понять цели и задачи Генерального штаба.
Более того, в момент, когда Гитлер явно начал терять веру в себя и в свою великую миссию по уничтожению большевизма, наличие такого очевидного недоверия, не говоря уже о скрытой враждебности, как у Франца Гальдера, стало нетерпимым. Военный «пономарь» Гитлера генерал Йодль подтвердил, что все это поколебало уверенность диктатора в себе, главные устои его личности и его деятельности. В любом
