политику к военным операциям на западе. Несмотря на любое давление в будущем, никакие соображения не могли заставить Сталина принять единовременно больше чем одну войну или один фронт. К своему глубокому сожалению в будущем, Гитлер не имел такой же решимости избежать войны на два фронта.
17 сентября, после перемирия с японцами, в соответствии с настойчивыми требованиями немцев, примерно 40 дивизий Красной армии перешли границу Польши. Это было ее первое вторжение на запад после 1920 года. Сталин лично переписал советско-германское коммюнике, информирующее об этом событии, на основании того, что немецкая версия была слишком откровенной – обычное для коммунистов упражнение в крючкотворстве. Советский диктатор также выражал недовольство и сомнение относительно того, уйдут ли немецкие войска из городов, уже занятых ими в пределах выделенной русским зоны Польши после завершения военных операций. Хотя он признавал, что такая ситуация может быть вызвана нежеланием немецких генералов отдавать завоеванную территорию, а не целенаправленной политикой немецкого правительства.
К большой досаде плохо информированного ОКХ и ОКВ, Гитлер быстро приказал немецкой армии уйти из Лемберга (Львова), с дрогобычских нефтяных месторождений и из Брест-Литовска. Теперь не было Тухачевского, который мог бы помешать Сталину, как во время предыдущего вторжения в Польшу в 1920 году. Он, наконец, смог захватить западноукраинскую цитадель Лемберг, хотя ярому антикоммунисту адмиралу Канарису удалось похитить нескольких лидеров украинских националистов прямо из-под носа советского НКВД.
Советское вторжение в Польшу, хотя и запоздавшее с точки зрения Риббентропа, ускорило первую из многочисленных ссор между Гитлером и командованием армии ОКХ. Фюрер приказал захватить Варшаву как можно быстрее, независимо от числа жертв среди военных или гражданского населения, чтобы к подходу Красной армии польская столица находилась в руках немцев. Командование армии предпочитало более медленную осадную операцию против Варшавы, что помогло бы сберечь людей и боеприпасы для Западного фронта. Выразив мнение многих других начальников штабов до и после 1939 года, генерал Гальдер сказал: «Строгое разделение между влиятельными кругами армии и политики оказалось большим недостатком… Верховное командование армии не должно следовать капризам внешней политики».
К 25 сентября Сталиным завладели мысли о советской оккупации этнической, в противоположность
В действительности, когда Риббентроп с большой неохотой прибыл в Москву 27–28 сентября со вторым визитом, он узнал весьма неприятные новости. Русские не только требовали для себя все польские нефтяные месторождения (несмотря на наличие своих собственных ресурсов, причем богатых, в отличие от рейха), но и намечали в ближайшем будущем военную оккупацию избранных латвийских и эстонских баз. Гитлер скрепя сердце принял эти условия, только настоял на выводе этнических немцев Прибалтики в качестве небольшого утешения за полный отказ от этих территорий, столь дорогих тевтонским крестоносцам прошлого.
Гитлер потребовал советской дипломатической поддержки, так же как военной и экономической помощи, чтобы поддержать или мирное наступление, или военное наступление против Запада. 28 сентября в официальном заявлении о решении польского вопроса Германия и Россия объявили, что отныне Великобритания и Франция будут нести ответственность за продолжение конфликта, а правительства СССР и Германии продолжат обсуждение мер, необходимых для прекращения конфликта. Как выяснилось, эта угроза, якобы обращенная к Западу, в будущем обернется против ее создателей в ходе их нелегкого взаимного сотрудничества.
Понятно, что общественное мнение на Западе пребывало в подавленном состоянии, но 1 октября Уинстон Черчилль бодро объявил, что создан, по крайней мере, «Восточный фронт, который Германия не рискнет атаковать». Новый первый лорд адмиралтейства сделал попытку развеять пессимизм, как и тот, что был свойствен американскому послу Джозефу Кеннеди, содержащийся в утверждении, что немцам придется охранять свои завоевания на востоке силами по крайней мере двадцати пяти дивизий. Потребовалось нечто большее, чем показной оптимизм в отношении неявных фронтов на востоке, чтобы защитить союзников на западе, что другие, менее смелые, чем Черчилль, фигуры вскоре осознали.
Подстегиваемые беспокойством относительно возможного успеха гитлеровского мирного предложения Западу от 6 октября, русские поспешно предъявили Финляндии претензии на территорию, прикрывающую в первую очередь подходы к крупному незащищенному порту и бывшей российской столице Ленинграду. В переговорах, продолжавшихся несколько недель, советское правительство тщетно предлагало финнам для «спасения лица» уступки в Восточной Карелии в обмен на значительно более важные позиции на Финском заливе, позиции, чрезвычайно важные для финской обороны против Красной армии, также имеющие некоторое значение для советской обороны против немецкого флота. К несчастью для Финляндии, несмотря на давление внутри рейха, так же как и со стороны итальянцев, отклонение союзниками гитлеровских мирных предложений 12 октября укрепило решимость фюрера не задевать своих советских партнеров в этот исторический момент. В результате финнам пришлось противостоять Советскому Союзу без помощи единственной страны, которая могла обеспечить их эффективную защиту.
Признавая британскую угрозу Норвегии и желая создать немецкие военно-морские базы и на норвежском, и на советском арктическом побережье, гроссадмирал Редер усилил и без того немалое давление на Гитлера, вынуждающее его поддерживать самые хорошие отношения с СССР. Уже 10 октября шеф немецкого военно-морского флота предложил Гитлеру использовать советское давление на Норвегию, чтобы приобрести военно-морскую базу в центральной части страны – в Тронхейме. Хотя эта идея так никогда и не материализовалась, Редер действительно приобрел временную базу на советской территории в районе Мурманска, арктический субститут, служивший немцам верой и правдой до тех пор, пока они не приобрели более удобные базы в Норвегии весной 1940 года.
Еще до отклонения мирного предложения, испытывая сильное сопротивление консервативно настроенных офицеров ОКХ, 9 октября Гитлер издал директиву № 6 о ведении войны на Западе. Вероятно, в самой талантливой из своих военных директив Гитлер выполнил исторический анализ отношений Германии с Западом и завершил его утверждением, что время благоприятствовало союзникам, особенно Великобритании, больше, чем Германии, которая теперь, находясь на пике силы, должна атаковать Францию через страны Бенилюкса, причем как можно скорее. Как заметил генерал-лейтенант (впоследствии фельдмаршал) Эрих фон Манштейн, один из авторов этой атаки, навязанной Гитлером сопротивляющемуся, даже, пожалуй, враждебному Генштабу армии, закат ОКХ уже начался. Ведь дело было в том, что «весна 1940 года была не только самой ранней, но и самой последней возможностью, когда Германия могла рассчитывать на успех наступления на Западе». Что же касается России, Гитлер был убежден, что ни один договор не может гарантировать постоянный нейтралитет СССР, но в течение следующих нескольких месяцев или даже лет Германия может рассчитывать на советскую пассивность, особенно если рейху удастся одержать много побед.
Оппозиция могла укреплять противодействие армии немедленному наступлению на Западе осенью 1939 года со стороны неподготовленных военно-воздушных сил. 15 октября Альфред Йодль написал: «Мы выиграем эту войну, хотя она может быть сто раз против доктрин Генерального штаба». Гитлер 27 октября вполне определенно приказал начать атаку на Западе в течение двух недель, но 5 ноября противодействие главнокомандующего армией генерала фон Браухича привело к ужасной сцене между ним и фюрером. После этой открытой стычки Браухич был слишком потрясен и запуган, чтобы взвалить на себя дополнительный груз участия в активном заговоре против Гитлера. Браухич привел Гитлера в ярость бестактным утверждением, что наспех созданная армия 1939 года не может сравниться в боевой выносливости и надежности с тщательно построенными вооруженными силами старого кайзеровского рейха.
Плохая погода в конце концов позволила полностью дискредитированному Верховному командованию армии неделю за неделей откладывать предлагаемое наступление на Западе, а прежнее доверие между Гитлером и армией так никогда и не восстановилось. Например, 23 ноября, в день, названный генералом
